Когда он, открыв переднюю дверь, выволок несчастную кнопку на свет, ухватив всего двумя пальцами, раздался нутряной звук, словно он тащил больной зуб из недр старой машины. "Афалина" была возмущена.

Заднее сиденье идеально подходит для нападения на водителя. Но, во-первых, незнакомец не стал садиться сразу за водительским креслом, где Сафа благоразумно положил под чехлы пару кнопок остриями кверху, сидеть на которых было не совсем удобно. Он устроился в противоположном углу, угрюмо уставившись в начинающиеся сумерки. Во-вторых, Сафа чудесным образом контролировал его с помощью центрального зеркала. Едва мужчина закрыл дверцу, как салон наполнился густым ароматом денег: французской туалетной воды, дезодоранта и коньяка.

Клиент велел ехать в Старый город, и Сафа немного расслабился. Если бы незнакомец задумал худое, то попросился бы на Партизанскую, что шла рядом с лесом, упираясь в заброшенный санаторий Приморье. Идеальное место, чтобы кого-нибудь грохнуть. Доехав до Старого города, незнакомец распорядился свернуть на Портняжью. Мимо потянулись километры покосившихся деревянных некрашеных заборов, за которыми вкривь и вкось торчали убогие частные домишки. Дорога состояла из одних ухабов, район был нищий, и было несколько непонятно, что незнакомец хочет здесь обнаружить. С другой стороны он забашлял нехилые бабки, нехай катается себе. Может, у него здесь мама живет.

Насколько безразмерная была Портняжья улица, но и она уже иссякала, и все явственнее проступало в темноте безалаберное здание бывшего портняжного училища, про которое Колян, который где только не учился, рассказывал, что был у них преподаватель политэкономии, старый пентюх с вечно грязными нестрижеными ногтями.

Так этот дамский любимчик, выживший из ума по причине преклонного возраста, этим самым негигиеническим пальчиком портил будущих портних, обещая им хорошую отметку на экзамене.

Может, его пассажир тоже из психов? В первую очередь Иван Иваныч закрыл городской дурдом. Он сказал, что в столице, откуда он приперся, дурдомов в избытке. Он часто к месту и не к месту поминал первопрестольную, ставя в пример, вознося хвалу и достигнув того, что при упоминании столицы у местных начиналась аллергия и нехорошие позывы. Несмотря на посулы, дураков никто так далеко возить не стал.

– Остановись и жди меня здесь, – коротко бросил клиент.

Сафа опасливо покосился на здание училища с отсветами кострищ в окнах, в которых не было ни одного стекла, и сказал, что лучше подождет на другой стороне, а то бомжи могут кинуть чем-нибудь.

– Жди, где хочешь, но вздумаешь за мной увязаться, зашибу, – пригрозил клиент.

– Как скажете, – пожал Сафа плечами. – Но за это придется прибавить. Пятьсот.

– Сто. И не вздумай слинять, я твой номер срисовал. Из-под земли найду, салага.

Сафе было не жалко, что кто-то там срисовал его номер. У него под койкой еще пара лежит. Но ждать все же придется. Клиент не заплатил еще. Мужчина скрылся за зданием пельменной, превращенной бомжами в отхожее место. Сафу свербело от желания припустить за ним. Он обожал чужие секреты, и что греха таить, иногда хорошо зарабатывал на этом. Уличный опыт говорил ему: не спеши. Он заботливо покрутил настройку старенькой магнитолы. А что крутить, станция только одна – Морское радио. По причине позднего времени диджеи все повырубались, и гнали чистую песню. Как раз выступала модная группа, в которой как утверждалось, не было ни одной гитары. Вещь балдежная, только грустная. Этакая погребальная песня.

Чур меня, чур. Когда за углом пельменного сортира, противоположном тому, где скрылся клиент, сгустился мрак, Сафа даже не шевельнулся.

Мы это знали, констатировал он. Чутье не подвело старого морского волка Хэнка.

Клиент проверялся. А что если бы он обнаружил машину пустой? У Сафы вымерзла спина, когда он понял, что было бы. Говорят, бомжи с голодухи покойников едят.

Тем более свежих.

Когда клиент, удостоверившись, что имеет дело с честными людьми, у которых и в мыслях не было за ним следить, снова нырнул за угол, Сафа понял: пора. Он вышел, вручную заблокировав все двери. Мягкие штиблеты делали шаги совершенно бесшумными. Часто это пригождалось, когда надо было проследить за каким-нибудь богатым пьянчужкой. Совсем не зазорно было вытащить в темноте пару – тройку банкнот. Все равно в казино проиграет, выродок приезжий.

Когда Сафа обогнул пельменную, клиент нарезал в доброй сотне шагов. Было видно, что ублюдок в спецназе не служил и в ночные рейды не ходил. При движении он издавал шум если не слона, то слоненка. Идя от дерева к дереву вдоль дороги, мыслил он, в общем-то, правильно. Для дилетанта – придурка. Под деревьями полно сохлой листвы, предательски выдававшей каждый шаг. Сафа ночью видел как кот, что не мудрено для человека, зрение отродясь не портящего чтением книжек и ведущего исключительно ночной образ жизни.

Сафа огляделся и сразу нашел, что ему нужно-крепкую тропу. Теперь он мог двигаться без шума и пыли, маскируясь на фоне темного забора. Вдоль дороги иногда встречались старые колымаги с выбитыми окнами, стоящие на спущенных шинах.

Мрачный район.

Идти пришлось недолго. Клиент отворил калитку и направился по смутно белеющей в темноте дорожке к избе, возвышающейся глыбой мрака. Здесь он включил подсветку "Панаса", осветив ветхие стены с отваливающейся штукатуркой и закрытые прогнившими ставнями окна. Нашарив ключ за верхним косяком и отомкнув лязгнувший замок, вошел. Он пробыл внутри минуты три не более, затем вышел, защелкнув за собой собачку замка и быстрым шагом, будто торопясь уйти от проклятого места, выскочил на улицу, где обязан был неминуемо столкнуться с Сафой. Если бы не одно но. Сафа к тому времени уже сидел в машине как порядочный.

Клиент открыл дверцу, обрушился в кресло и велел гнать обратно в Новый.

– И долго нам так кататься? – не выдержал Сафа. – У меня бензин на исходе.

– Не дрейфь, салага. Высадишь меня там, где подобрал.

Голос будто наждаком по железу. Когда остановились, клиент небрежно бросил на сиденье тысячную купюру, побрезговал, значит, в руки давать, посчитал ниже своего достоинства.

– А теперь, салага, исчезни. Чтобы я тебя больше не видел, – процедил он сквозь зубы и остался стоять, контролируя, как он отъедет.

Не хочет, чтобы Сафа видел, куда он пойдет, в какую нору залезет? Чем дальше, тем интереснее. Сафа свернул за угол палисадника и вышел на ходу. Причем, не заглушив двигатель, лишь поставив скорость на нейтраль. Машина, ровно урча, зашуршала шинами дальше, постепенно сбрасывая скорость, и по идее должна была замереть окончательно метров через двадцать. Дверца не хлопнула, эта вам не проститутка – иномарка, компенсаторов нема, еще чего. Старушка "афалина" не будет за каждым двери захлопывать, сам захлопнешь, не обломишься. А если дверь осталась открытой, стало быть, так тому и надлежит быть. Стоило машине остановиться, как она окончательно заглохла. Некоторое время в ночи не раздавалось ничего более криминального, чем раздираемый стрекот насилуемых кузнечиков.

Удостоверившись, что Сафа "уехал", клиент двинулся вдоль дома, но не зашел в подъезд, как можно было предположить. Здание было разделено на секции узкими сквозными проходами, в одном из которых и скрылся злобный выкормыш.

Выдержав паузу, Сафа последовал за ним. В самом проходе он перемещался на корточках, что позволяло в случае опасности разглядеть силуэт соперника на фоне звездного неба.

– Ты меня разочаровал, – подумал Сафа, когда оставил проход позади и на него никто не напал.

Он, уже не таясь, поднялся и огляделся. Перед ним возвышался тыл внушительного здания, из-за которого доносились голоса и шум машин. Сафа знал лишь одно место, где могло быть оживленно в ночное время. Это был Повстанческий проспект. Бродвей, как его называли местные. А само приземистое здание, судя по габаритам, могло быть ничем иным, нежели казино "Мадрас".

Теперь становилось понятным, откуда в таком месте оказался мужчина в одной рубахе. Пиджак он оставил в казино! Сафа нашарил на стене старую обитую жестью дверь. Подергал. Заперто.