– Ты осквернила супружескую постель! Да что же с тобой творится? – в отчаянии вскричал Костя.
– Ты бесчувственный идиот! Видишь, ему плохо! – фурией набросилась на него супруга. – К тому же он лежит на моей стороне! Полежит немного и уйдет, – она, повернувшись, проворковал. – Лежи, милый, ничего он тебе не сделает.
Выздоравливай.
Знала бы она про него, злорадно подумал Костя. Город гудел о бойне на Морской.
Не такой уж ты и крутой, продолжал накручивать себя Костя. Накручивалось плохо.
Решив получить свою законную порцию нежности, он сунулся было к Инне.
– Отвали! – окрысилась та, и вопрос со своей порцией нежности оказался исчерпан.
Костя обиделся насмерть и, улегшись на свою сторону, отвернулся к окну.
Попросишь ты у меня еще прощения, мстительно подумал он. Я уж тебя помучаю.
Возможно, что ты даже согласишься на два сеанса подряд. Когда это было в последний раз? Он даже и не помнил. Возможно, что никогда не было.
Инна сначала просидела на постели, Костя видел отражение ее ночнушки в окне, потом прилегла с краешку. Вот, дура, нет, чтобы кабана согнать, да и лечь нормально. Да и сексом поторопилась бы заняться, если хотела, чтобы у него получилось. Так как у него была напряженка, то он всегда вызывал эрекцию заблаговременно, и ее стоило немалого труда сберечь.
– Он еще не спит! – услышал он жаркий шепот и насторожился, чего бы это могло значить.
За спиной послушалось слабое шевеление, кто-то куда-то полз, кто-то менял дислокацию. Вот я вас сейчас прищучу, довольно подумал Костя. Стараясь ничем не выдать себя, он выворачивал глаза, тщась разобрать в размытых тенях в окне какие-либо подробности.
– Ну что же ты дурашка, – хихикнула Инна сквозь шорох одежды, с которой что-то вытворяли ловкие руки.
Я вам сейчас покажу дурашку, накачивал себя Костя. Уж ты у меня на коленях прощения просить будешь! Он затаился. Что-то бабочкой спланировало через него.
Он пригляделся и ярость застила ему глаза, когда он узнал в них ажурные женины трусы. В окне одна тень налазила на другую, и на постели медленно вздулся горб.
Ну, все, решил Костя и решительно повернул голову. Тотчас в рот ему полезли покрытые стоящей дыбом шерстью пальцы. Прыг-скок схватил его за нижнюю челюсть и отворотил лицо обратно к окну. Ничего не соображающий от отчаяния, Костя хотел укусить агрессора, и едва не остался еще и без зубов, потому что руки обидчика оказались словно каменные.
Потом каменные пальцы сложились в каменный же кулак и недвусмысленно погрозили Косте. От кулака исходил тяжелый звериный запах, и незадачливый муж сдался.
Он тупо уставился на отражение в окне, в котором горб пришел в поступательное движение и вдвинулся в нечто, отчего Инна сладко застонала. Глаза Кости едва не вылезли из орбит.
Постель тихо покачивалась и поскрипывала только по началу. По мере того, как любовники входили в раж, они перестали что-либо замечать. Прыг-скок был близок к финишу, потому что кровать уже ходила ходуном, одеяло улетело к черту, и в голую спину дуло. Костю наоборот бросило в жар.
– Не в меня! – простонал голос Инны, с нутряным стоном Прыг-скок вышел из нее, и тотчас Косте в спину ударил почти кипяток.
Не имея возможности даже заорать, Костя стал свидетелем, как без всякой паузы постель опять стала поскрипывать и ходить ходуном.
– Вы, животные! – хотел он все же напомнить о себе, но его бормотание затерялось в стонах любовников.
– Продолжай! Не останавливайся! – попросила женщина.
Дальнейшее слилось для Кости в сплошной непрекращающийся кошмар. Поначалу он считал соития, но на 18-м разе сбился со счету. Он так и заснул среди сплошных сладострастных стонов и нескончаемых поскрипываний кровати.
– Как убили первого Прыг-скока? – вопрос Неволина вызвал неожиданные затруднения у Шорохова.
Как и все гаишники, он внес посильную лепту в ликвидацию ублюдка, но, как оказалось, подробностей не знал никаких. В памяти всплывала заваленная гильзами площадь, разбегающиеся веером фигуры, накрытые целлофаном покойники, и поверх всего этого широкая перекошенная физиономия генерала Крутохвостова.
Спецмон явился, когда по большому счету все было закончено. Раненный и, скорее всего, смертельно, Прыг-скок заполз в овощной отдел и подыхал там, среди развороченной разрывными пулями квашеной капусты.
– Слушай, а кто стрелял разрывными? – спросил майор.
– Вот, – Неволин поднял палец. – Нашего братишку убили разрывной пулей. Вопрос, откуда она была выпущена.
– У спецмона на спилерах стоят пулеметы.
– Они приехали только за трупом, когда того под завязку свинцом нафаршировали, – отмахнулся следователь.
– Не исключен вариант, что он сам застрелился.
– Исключен. Кесарев божился, что насчитал более десятка характерных сквозных пробоин. Тогда кто остается? Остаются наши салаги.
– Вывод, притянутый за уши.
– Его легко проверить. Надо позвонить начальнику аналитического отдела, взять допуск в архив и посмотреть, какие гильзы изъяли с места происшествия. Если гильзы от биксы, все подтвердится.
– Ты позвонишь, а тебя пошлют подальше. Ты же никто, отстранен от ведения каких-либо дел личным приказом Кощея.
– Об этом я как-то не подумал, – Неволин почесал кончик носа. – С другой стороны, мы можем попросить кого-нибудь пошуршать в архиве, не акцентируя особо внимание, что нас интересует.
– К Кесареву можно подъехать! – предложил Шорохов.
– Ты что, с ума сошел? Он же тебя и сдаст!
– Но это наши предположения. Кстати, можно будет тогда и удостовериться, что именно он крысятничает.
– Ты еще сомневаешься? – гневно глянул Неволин.- Когда он меня этим порошком как таракана потравил.
– Да не отчаивайся ты так, – майор одобрительно хлопнул напарника по спине, на время лишив дыхания. – Прорвемся. А людям надо верить и проверять их время от времени.
– Верить и проверять вещи несовместимые!
– Кто это сказал? Карл Маркс?
Неволин сплюнул:
– Ладно, шут с тобой. Но в случае чего знай, я был против.
– Да все будет тип-топ. Подробности он все равно знать не будет, так что даже если и заложит, то по мелочи. Урона никакого, зуб даю, в натуре.
Кесарева вызвонили в кафе рядом с УВД, где тот не преминул плотно отобедать за их счет. Откушав литр пива, тот заявил:
– Дело трудное. Зачем вам понадобились показания свидетелей, что там говорил этот Прыг-скок? Что он мог такого наговорить? "Руки верх!" да "Убью!" вот и весь его разговор.
Напарники быстро переглянулись. Все шло по плану. Показания свидетелей их не интересовали, а шли для отвода глаз. Их интересовал только протокол осмотра, но про него Кесарев даже не спросил.
– Могут быть зацепки, – солидно пояснил Шорохов. – Случайно оброненное слово может о многом сказать.
Кесарев удовлетворился ответом, подкрепленным еще литром, и уже спустя пятнадцать минут вернулся. Они даже разочаровались, что ничего не вышло, но он предъявил им скрученные рулоном принтерные листы.
– Как тебе удалось?
– В архиве дверь сняли для ремонта уже второй месяц. Вы что не знали? – простодушно спросил Кесарев.
Напарники взвыли, представив напрасно потраченные деньги.
– Я сам бы все сделал! – сказал Шорохов, когда Кесарев ушел.
– С архивом надо чаще работать! – сделал замечание Неволин.
Шорохову он отдал свидетельские показания, сам взялся за протоколы осмотров.
Выяснилось, что в Прыг-скока было выпущено порядка тысячи пуль, но всего с четырех точек стреляли с бикс. Неволин было, насторожился, почему с четырех, когда салаг трое, но потом, проанализировав ситуацию, обнаружил, что груда гильз калибра 11 мм была навалена посреди площади, будто корова наложила. Но в таком раскладе выходило, что салагу, если бы это стрелял он, должны были видеть десятки людей. Потом до него дошло, что садили из бандуры из какого-либо транспортного средства, подогнанного на прямую наводку. Картина сразу ассоциировалась с спецмоновским спилером. Оказывается, придурки тоже успели поиграть в войнушку. Только поздно. Прыг-скок к тому времени был безнадежно мертв. Убили его тоже из бикс, только из других. Стрелявшие на этот раз проявили максимум осторожности и сделали все, чтобы их никто не увидел, но при этом умудрились подобраться так близко, что огонь велся действительно на поражение.