— И в пиратов играют как дети.
— Может быть, может быть, — сказал виконт, — Есть нечто детское во всей этой затее. Но, в сущности, игра еще не началась. Это, как говорится в детских сказках, присказка. Сказка впереди, — и он махнул рукой в сторону носа корабля.
— А сейчас вы присматриваете за ними, как гувернер, — усмехнулся де Сабле, — А ведь они вам порядком надоели, ваши поддатенькие дружки.
— Да нет, — спокойно возразил виконт, — Очень славная компания. Они меня даже развлекают… иногда. Честно говоря, господин де Сабле, — добавил он с грустной миной, — Уж лучше с ними, чем с собой наедине.
Каким бы язвой и зубоскалом не был де Сабле, у него хватило такта оставить без комментариев последнюю реплику виконта.
— Что ж, пасите своих заблудших овечек, добрый пастырь. Если что, зовите меня, я буду неподалеку.
— Не беспокойтесь. Я справлюсь. Удачной вахты, господин де Сабле.
— А вдруг? — сказал де Сабле, — Этот миньон, — последовал пренебрежительный кивок в сторону Оливье де Невиля, — того гляди опять проснется, оседлает 'морского конька' и завопит свою несуразицу.
Де Сабле собрался уходить, но де Бражелон задержал его.
— Минутку, — сказал он помощнику капитана довольно резким тоном, — Задержитесь, пожалуйста, сударь!
Де Сабле удивленно посмотрел на него. Удивленно, и, я сказал бы, немного испуганно, потому что в синих глазах виконта вспыхнули огоньки гнева!
— Что с вами, дорогой виконт? — спросил де Сабле.
— Ваше счастье, любезный господин де Сабле, что Оливье спит и не слышит, как вы его только что назвали. Сударь, вы отдаете себе отчет в своих словах?
— А что я такого особенного сказал?
— Мне повторить? Думаю, не стоит.
— Вы обиделись за своего друга?
— Я знаю Оливье лет десять, если не больше. Мы воевали за Францию совсем мальчишками. Подростками, можно сказать. Вот такими, как наш барабанщик.
— Да, вы говорили. Фрондерские войны.
— Вот именно. Как же вы можете называть миньоном человека, который сражался, и за вас, господин де Сабле, когда вы еще пешком под стол ходили?
— Я не знал этого, виконт. Просто у меня сложилось такое впечатление. Эти кудри, эти кружева.
Виконт этак сердито тряхнул кудрями и расправил кружево на отворотах своих светлых легких ботфорт.
— У меня тоже кудри и кружева, так я что, выходит, тоже миньон?!
— О нет! — воскликнул де Сабле.
— Кудри, кудри. Мне их, кстати, никто не завивает. Сами такие, от природы. А вы думаете, мой Гримо бегает за мной со щипцами? Так, что ли?
— О нет!
— А кружева… Так, старые тряпки донашиваем.
Де Сабле промолчал. Он знал что почем, и знал цену 'старым тряпкам' . Но он не хотел злить Бражелона.
— Мальчиков из Фонтенбло мы еще кой-как пережили, но миньоны — это уж слишком!
— Слова не скажи, — прошептал де Сабле, — Вас уже давно никто не называет мальчиками из Фонтенбло. В шторм вы все показали себя с самой лучшей стороны. Успокойтесь, виконт, я не ищу ссоры ни с вами, ни с вашим другом. Я ляпнул, не подумав. В одном только вы не совсем правы — я не настолько моложе вас, чтобы ходить пешком под стол, когда вы с вашим другом принимали участие во фрондерских войнах.
— Я преувеличил, согласен, — смягчился виконт, — Хорошо. Будем считать, что вы ничего не сказали. Я ведь тоже не нарываюсь на ссору.
Он протянул руку помощнику капитана. Де Сабле пожал ему руку и продолжал оправдываться:
— Я иногда люблю пошутить. И от себя скажу, если вы обиделись, что я назвал вас добрым пастырем и сравнил с гувернером, это я не со зла! А мне показалось, что вы все-таки немного обиделись. Поверьте, виконт, я не хотел. Простите, если что не так.
— Знаете что? — задумчиво сказал виконт, — Очень-очень давно…можно сказать… в другой жизни… и недавно — если считать по календарю, мой закадычный друг мог наделать непоправимых глупостей. Некий подлый субьект, я даже не считаю достойным в беседе с вами называть имя этого мерзавца, провоцировал моего друга на… безрассудства… Вот тогда я действительно смахивал на доброго пастыря, как вспомню свои проповеди.
— И вам удалось спасти заблудшую овечку… я хочу сказать — вашего друга?
— В общем-то, да. Все закончилось более-менее благополучно. Но наш недруг, или злой гений моего друга был в бешенстве, что его провокации проваливаются одна за другой, и он обозвал меня иезуитом с розгой.
— О ком это они? — спросил Вандом, — Кто этот безрассудный друг, и кто этот негодяй? Виконт так и не назвал имена?
— Де Сабле не настаивал. Но я-то понял сразу, о ком речь. Друг — граф де Гиш, а негодяй — де Вард. Это когда мы из Гавра в Париж путешествовали в свите принцессы. Я ж там тоже был, шнырял повсюду. Вас интересуют подробности?
— Раз это было в другой жизни, расскажете как-нибудь в другой раз. Я почему-то так и подумал.
— …Де Сабле рассмеялся.
— Ну, нет, сударь! Видно, этот сукин сын вас совсем не знал! На иезуита, а тем более с розгой вы нисколько не похожи! Я не так давно знаком с вами, но уверен, что вы не из тех, кто действует иезуитскими методами!
— О да, — сказал виконт с оттенком легкого презрения, — Иезуитский орден — это не по мне.
— Я скорее сравнил бы вас с каким-нибудь старинным героическим тамплиером, если бы они в наше время еще существовали.
— Весьма польщен таким сравнением, — улыбнулся виконт, — А почему, позвольте спросить?
— По разным причинам. Но, кроме всего прочего, вы пьете как тамплиер.
— Вот как?
— Я хочу сказать — пьете и не пьянеете. И, если задуматься над поговоркой пить как тамплиеры, это, по-моему, не значит 'вдрызг' , а совсем другое. И во времена тамплиеров значение было противоположное современному, я уверен!
— Да? Новая трактовка? Это даже интересно. Поясните свою мысль.
— А вы задумайтесь. Все сходится. Тамплиеры пили вино, оно входило в их повседневный рацион, пили — но не теряли человеческого облика, пили — но всегда были готовы к бою с мусульманами и защите мирных путешественников!
— Но не были готовы к предательству со стороны короля Франции, — сказал де Бражелон этак отрешенно.
— Увы, — вздохнул де Сабле.
— Увы, — повторил и виконт, — Ох уж этот урод Филипп Красивый!
Но эту их уже дружескую беседу прервал новый возглас барона де Невиля. Он открыл глаза и пробормотал:
— Где я?! О, дьвольщина! Мне такой сон приснился!
Он повернулся на бок, потянулся, пробормотал:
— У нас еще осталась выпивка, Рауль?
— Бочка пива.
— А п-п-покрепче?
Бражелон переглянулся с помощником капитана. Тот прошептал:
— А все-таки ваш друг не умеет пить по-тамплиерски.
— Все, — сказал виконт, — Только пиво.
— Черт! — сказал де Невиль, — Башка трещит. А кто это сказал, что я не умею пить по-тамплиерски?
— Тебе приснилось.
— Не-е-ет, я слышал… Это вот он сказал. Юноша!
— Это вы мне, сударь? — обиженно спросил де Сабле, — Я что-то вас плохо понял, может, вы к вашему барабанщику изволите обращаться?
— Нет, юноша, я обращаюсь именно к вам. Я что-то не так сказал? Разве вы девушка?
Де Сабле начал краснеть. Такое обращение казалось помощнику капитана в лучшем случае обидным. Но барон де Невиль, похоже, завелся.
— Рауль, старина, правда, нет ничего крепче пива?
— Да ты и так нагрузился по самую ватерлинию, — иронически сказал старина Рауль.
— И даже выше ватерлинии, — обиженно заметил де Сабле.
— Вздор! — заявил де Невиль, — Но я хочу потолковать с этим мальчуганом.
— Это вы опять мне? — не скрывая возмущения, воскликнул молодой офицер.
— Вам, дитя мое, именно вам! А вы опять подумали, что я обращаюсь к барабанщику? Так вот, мальчик, заруби себе на носу. На своем курносом носу! Я не знаю, как пьют тамплиеры, но я знаю, как пьют мушкетеры! Я пью по-мушкетерски. Да, черт возьми, Рауль, неужели мы все выпили, и ничего не осталось?
— Только пиво. А чем тебе пиво не нравится? Ты же сам его рекламировал Бофору.