— Остается Вандом, — вздохнул Рауль, — Что ж, Вандомом займусь я сам.

— Я вам от души сочувствую, — вздохнул Шарль-Анри.

— Я сам себе сочувствую, — пробормотал Рауль, — Но я не хочу, чтобы маленький Вандом столкнулся с этой мразью.

Его так и передернуло.

— Куда ты, неугомонный? — спросил Оливье, потягиваясь, — Что тебе все неймется?

— К Вандому, я же сказал. И старичка своего проведаю. Что-то я не очень за него спокоен.

— Это Гримо выследил стукача? От нас ему тысяча благодарностей!

— Гримо! Я же тебя просил — отдыхай! А ты чем занимаешься?

— Я отдыхаю.

— Ты не отдыхаешь. Ты думаешь.

— Чем не отдых?

— Ты думаешь о гадостях. А это не отдых, а мученье.

— Но я не могу не думать. Что там опять у вас случилось?

— Ничего не случилось. Все идет как обычно.

— Нет. Случилось. Я же вижу.

— А я тебе говорю — все как обычно. Как всегда. И, как всегда, я опять поругался с маленьким Вандомом.

— И все?

— По-моему, достаточно.

— О Вандоме не беспокойтесь. Что бы вы ни сказали, как бы вы ни обидели маленького Вандома, он вас простит сто раз и тысячу раз. Меня больше тревожит ваш новый враг — Мормаль.

— Мы будем начеку и не дадим компромат на себя. В случае чего у любого из нас будет несколько свидетелей, готовых подтвердить показания наших и опровергнуть измышления Мормаля. А этот негодяй способен на любую подлость. Я понял это.

— Надеюсь, вы не так наивны, чтобы поверить, что он прекратит свои доносы?

— Я не поверил. Но душу свою он погубит. Хотя я сомневаюсь в ее существовании. Он просто испугался моей угрозы. А ведь я блефовал. Я и не собирался топить стукача.

— Хотите, я сделаю это?

— Ты?

— Я.

— Об этом ты и думал, когда я пришел?

— Да, мой господин. Я старик, жизнь моя прожита. А вам всем еще жить да жить. Не говорите мне о будущей войне. Я о другом. Я думал о том, как бы это сделать похитрее, чтобы вас не скомпрометировать. Обдумывал варианты.

— Нет, — сказал Рауль, — Выкинь это из головы. Ни один из твоих вариантов не пройдет. Нельзя это делать.

— Я долго к нему присматривался, господин Рауль. Он и короля предаст, если выгодно будет. Это не такой убежденный сторонник короля, как наш капитан. Это хитрая и злобная тварь. Есть вариант, который вас нисколько не скомпрометирует: я утоплю Мормаля в море, и сам потону вместе с ним. Пройдет как несчастный случай. Вы скажете, что я пытался спасти его.

— Нет. Так не пойдет. Гримо, не добавляй мне головной боли. Я не могу разорваться на части и следить еще и за тобой — как бы ты чего не натворил. Пообещай мне, что ты не причинишь ему вреда.

— А он причинит вред всем вам! Это лучше, что ли? У меня предчувствие, он опасен, поймите!

— Понимаю.

— Я могу сделать это… ради всех.

— Ты понимаешь, что должны сделать по закону с убийцей королевского эмиссара?

— Я свое отжил.

— Нет. Я хочу, чтобы ты жил до ста лет!

— До ста лет? Это нереально.

— А ты постарайся. И больше не думай о Мормале. Я прошу тебя, Гримо.

— Постараюсь, если вы женитесь на герцогине де Бофор и ваши детишки будут звать меня 'дедушка Гримо". Тогда постараюсь.

— Это нереально.

— Вот видите!

— Если герцогиня де Бофор не выйдет замуж… и если я…

— Что вы?

— Ничего… Так мы договорились? Ты не тронешь негодяя? Нельзя же убивать человека только за то, что его физиономия нам не понравилась. Какое отвращение не внушало бы нам всем поведение Мормаля, мы не имеем права лишать его жизни.

— Все вы правильно говорите, господин Рауль, а все-таки он подлый и опасный мерзавец. И вы еще пожалеете, что не приняли мой вариант.

— Бог не выдаст, свинья не съест.

— Опять ваши шуточки!

— Не ворчи. О Гугенот! С чем пожаловал!

Гугенот вошел, смеясь.

— Что ты сделал с бедным стукачом? Он опять заболел!

— Правда?

— Я только что своими глазами видел, как над Мормалем суетился наш почтенный доктор Себастьен Дюпон. У него жар, и капитан полагает, что несчастный Мормаль проболеет до конца плаванья. И представьте — его уважаемый док собирается лечить шарлатанскими методами, заимствованными из комедий господина Мольера — то есть клистирами и кровопусканиями. Мормаль пытался протестовать, говорил что-то о заговоре против его персоны, но док и капитан его и слушать не захотели. Док Дюпон — человек серьезный. Его все боятся. Мне де Сабле поведал, что нарушители дисциплины как огня боятся клистирной трубки господина Себастьена. А с капитаном у дока старая дружба. Когда-то он помог госпоже капитанше — так родила малыша во время плаванья. Экстремальные роды. Сын капитана так спешил появиться на свет, что пришлось звать на помощь Себастьена Дюпона.

— Видишь, Гримо, все в порядке. Скажем спасибо милейшему доктору.

— Капитан не хочет портить путешествие своих милых пассажиров.

И мы уже все выразили им глубочайшую благодарность.

— А на суше? — спросил Гримо, — Там Дюпона не будет.

— Мы постараемся внушить герцогу, что у господина Мормаля слабое здоровье, и ему вреден климат Северной Африки, — сказал Гугенот, — И постараемся общими усилиями спровадить его во Францию.

На том и порешили.

А Ролан де Линьет сделался общим любимцем. Сам Ролан особо привязался к Анри де Вандому. Он был благодарен ему за содействие в проникновение на борт 'Короны' , за его заступничество, да и просто испытывал к Анри симпатию, видя в нем близкого по возрасту человека, способного более чем кто-либо, понять чувство романтического энтузиазма, с которым Ролан писал свои мемуары. Ролан восхищался изяществом и аккуратностью Анри — ему-то еще во время службы в должности пажа при дворе Людовика не раз попадало от начальства за небрежный внешний вид.

Анри де Вандом, в свою очередь, старался подражать Ролану, перенять его мальчишеские ухватки. Анри не без ревности отмечал, что Ролан с наисерьезнейшим видом говорит невероятно наивные, даже, пожалуй, смешные вещи, и эти забавные высказывания почему-то вызывают у серьезных, умудренных опытом людей снисходительные, мягкие улыбки. Он не стесняется спросить кого угодно о чем угодно, если чего не знает — а он почти ничего не знает! И ему все отвечают! Барабанщик — Бог знает, как ему это удалось! — завоевал расположение самого Пиратского вожака, Бражелона, что пажу казалось и вовсе невероятным. Пиратский вожак, добродушно посмеиваясь, выслушивал дурацкие россказни барабанщика, вовсе не дурея от его ребяческой болтовни, а снизошел даже до того, что соизволил выслушать несколько отрывков из сочинения Ролана и вынес свой вердикт: 'Молодец, малек!" Анри не верил, что к сочиняемым Роланом нелепостям можно отнестись серьезно, скорее всего, от скуки. Роланчик забавляет господина виконта и его компанию. Но господин виконт вручил Ролану пачку великолепной бумаги для поощрения дальнейшего творчества юного мемуариста. Ролан завизжал от восторга — последние главы своих мемуаров он писал, на чем придется, даже на салфетках. Безумие барабанщика поощрялось, и Вандому оставалось только дивиться. Бумагу Рауль, по всей вероятности, прихватил в Штабе, на такой бумаге только Его Величеству писать, а он раздает неизвестно кому.

— Такой щедрый дар, сударь! Мне теперь надолго хватит! — с восхищением говорил Ролан, пересчитывая листы.

— Понадобится еще, скажи.

— Вы можете еще достать, когда вся эта пачка выйдет?

— Сколько угодно.

— Но это же королевская бумага! Король не разозлится.

— Король перебьется, — небрежно заметил Пиратский вожак, чем привел барабанщика в полный восторг, ибо бывший паж Короля-Солнца считал Двор Его Величества очень скучным местом.

Может, Бражелон всерьез верит в талант Ролана, но, скорее всего, ему все равно — бумага-то не его собственная, а королевская, не он же за нее платил?! Анри не высказывал свои соображения барабанщику. Ни о шутовской роли мемуариста, ни о наивности стиля произведения Ролана. Чем бы дитя не тешилось, думал Анри. Лучше пусть сочиняет мемуары, чем придумывает свои ужасные авантюры. И Анри, добрый от природы, убеждал мальчика в том, что все восхищаются его творчеством, включая и господина де Бражелона, которого Ролан в начале путешествия считал циничным скептиком, но, узнав поближе, заявил Вандому, что виконт для него — кладезь информации.