— Ну, — сказал барон, — Теперь исполняйте мое желание.

— Надеюсь, не что-то непристойное? — спросил Мормаль.

— Отнюдь, — ухмыльнулся Оливье, — Вы, милостивый государь, поскачете на одной ножке, разыщете капитана, объяснитесь ему в любви и поцелуете в уста. Если вы считаете себя честным человеком и благородным дворянином.

— Но это глупо и смешно, — сказал Мормаль.

— Я так хочу! — твердо сказал Оливье.

— Смешно? Тем лучше, — фыркнул Серж, — Мы, видите ли, ребята веселые.

— Это ребячество, — сказал Мормаль.

— Знаете, мы все здесь немножко дети, — проговорил Серж, — Не надо было с нами связываться.

— Я же залез на марс! — заявил де Линьет.

— Да! Этот парень залез бы и на настоящий Марс, то есть на звезду по имени Марс ради своей чести! — высокопарно сказал Оливье, — А вы не хотите выполнить такой пустяк.

— Но капитан может подумать про меня…

— У вас остается право объяснить, что вы выполняли условия игры, — адвокатским тоном заявил Рауль, — Тогда ваше признание в любви и поцелуй капитан примет не как приставание, а как шутку.

Если бы это происшествие отбило у Мормаля охоту тереться возле Пиратов! Ничуть не бывало. Он опять появился уже в другом парике и другом кафтане. Оливье снова полез на провокацию. Он взял Мормаля за пуговицу / чего воспитанные люди никогда себе не позволяют/, и принялся крутить пуговицу, рассказывая очередную историю из его жизни при Дворе: 'Вы знаете, сударь, что значит быть всадником Королевского Эскорта? ' — и так далее. Разговор перешел на то, что стукачей господа мушкетеры никогда не принимали в свою компанию. Такой живности среди них не водилось. С этими словами Оливье сжал пальцы и вырвал пуговицу "с мясом" — вернее, с куском ткани.

— О, ради Бога, простите, сударь, — стал извиняться Оливье, — Я так увлекся, меня просто ярость охватила, я человек увлекающийся, эмоциональный. Надеюсь, вы не приняли мои слова на свой счет. Я не вас имел в виду… А вот слушайте, я вам расскажу еще одну байку…

Де Мормаль принял извинения де Невиля.

— Кстати, о стукачах. По пиратскому кодексу стукачам отрезали нос и уши, а затем высаживали на необитаемый остров, — Рауль назвал только что придуманную статью пиратского кодекса и постарался говорить зловещим голосом, что его шайку весьма насмешило, — Нос! И уши! Представляете, какой ужас! Но к вам это никоим образом не может относиться, сударь. Это я просто… к слову. Я не имею оснований сомневаться в вашей порядочности после нежного поцелуя, которым вы наградили нашего храброго капитана.

— А у нас, когда я учился в коллеже, — заметил Шарль-Анри, — Стукачей лупили по ночам в дортуаре. Раз один малый сорвал нам одну классную… шалость, выдав нашу компанию учителю. Но потом он в этом горько раскаялся! Это я тоже… к слову. Я не сомневаюсь, сударь, в вашем благородстве, ибо видел, как вы пыхтели, прыгая на одной ножке и честно выполнили свой долг.

— Очень, очень сожалею, — сказал де Невиль, — До чего же я неловкий! Хотите, я пришлю к вам моего слугу, Педро-цыгана? Он пришьет вам пуговицу.

— Оставьте, это пустяки.

— Нет-нет, это я виноват. Педро придет к вам сию минуту.

Педро-цыган был отправлен к Мормалю, пуговица была пришита, но цыган, зорким взглядом опытного плута окинув пристанище Мормаля, ничего подозрительного не обнаружил. "Если он стукач, рано или поздно он себя выдаст' , — решили Пираты и занялись своими обычными делами, а дел у них особенных не было, и они просто-напросто бездельничали на своей стоянке у грот-мачты.

Только Гугенот торопливо переписывал в свою объемистую тетрадь арабский разговорник капитана и изучал экспедицию Педро Хименеса, время от времени вещая об испано-мусульманских конфликтах своим друзьям. Те уже в шутку называли Гугенота шейхом, и Оливье выспрашивал у Гугенота разные непристойности, чего Гугенот знать не мог, ибо в разговорнике капитана эта тема не была отражена.

— Как же я буду объясняться с гуриями? — досадовал Оливье, — Неужели в капитанском разговорнике нет даже выражения 'будь моей' ?

— Будешь объясняться жестами, как мой Гримо, — посоветовал Рауль.

— Так, что ли?

Жесты Оливье рассмешили Пиратов.

— Э-нет, это не то… А скажи-ка, Гугенот, умный ты наш Гугенот, как по-арабски будет… / он перешел на шепот./

— Да ну тебя! — засмеялся Гугенот, — Очень мне нужно знать твои глупости… Я сказал тебе, что тут написано: 'Сдавайтесь, сволочи!

— Можно и без «сволочей», — заметил Серж, — мы люди цивилизованные…

– 'Сдавайтесь, господа! ' — так, что ли? — спросил Рауль насмешливо.

— Господа? Какие это к черту 'господа' ! Но, кроме повелительной формы глагола 'сдавайтесь' применительно к противнику, я ничего не нахожу.

— В смысле, тут нет слов: 'Пощады, я сдаюсь! ' И не ищи, не найдешь. Капитану эти слова не нужны. Нам тоже.

— Я и не ищу. Лилии никогда не сдадутся Полумесяцу, — заявил Гугенот.

— Хорошо сказано. Как это по-арабски?

— Откуда я знаю, Рауль! У капитана таких фраз нет. У него лексика попроще.

— Надо будет добыть носителя языка, — заметил Рауль.

— Лучше носительницу, — уточнил де Невиль, — У тебя тут одна теория, а я практик.

Гугенот усмехнулся и уткнулся в свои тетради. Появился Гримо и сделал знак тревоги, подзывая своего господина. Этот знак Гримо делал в очень важных случаях. Рауль, словно подброшенный пружиной, вскочил и подбежал к Гримо.

— Авария? Мусульмане?

Это первое, что приходило в голову путешественникам.

Гримо покачал головой.

— Что случилось?

Гримо постучал по дереву, точнее, по рангоуту.

— Что ты хочешь сказать?

Гримо выразительно посмотрел на Рауля и повторил свое движение.

— Стукач? — догадался Рауль.

— Дошло, — проворчал старик, — Можете убедиться сами.

— Итак, я могу застать стукача при исполнении 'служебных обязанностей' ? — прошептал Рауль.

Гримо кивнул.

— Отлично! Дракон вылез из своей пещеры. Змея выползла из норы. К бою, рыцарь! Где он, этот змей?

Гримо показал по направлению к баку.

— Он и сейчас там? Он тебя видел?

Гримо состроил обиженную мину. С появлением Мормаля Гримо перешел на язык жестов и вновь стал почти бессловесным.

— Так. Поймаем стукача на месте преступления. Застукаем стукача.

Гримо сделал предостерегающий жест.

— Не бойся за меня, — сказал Рауль, — Драться я с ним не буду. В смысле — дуэли не будут как таковой. Я же помню приказ. Веди меня!

Гримо, пробираясь между коробок, мешков, бочек и ящиков, привел своего господина к месту на баке, откуда они могли видет Мормаля, сами оставаясь незамеченными. Старик ориентировался на 'Короне' не хуже моряков, что вызывало восхищение всех обитателей корабля. Мормаль сидел среди бочек и коробок. Велев Гримо не высовываться, Рауль вышел из своего укрытия. Он заметил, что Мормаль торопливо спрятал свою писанину под камзол. После обмена приветствиями и разговора о погоде Рауль спросил стукача:

— Вы позволите присесть рядом с вами, Мормаль?

— Садитесь, виконт, места достаточно, — сказал Мормаль, — Становится холодно, вы не находите, господин де Бражелон?

И он застегнул несколько пуговиц на своем камзоле. Ясно: стукач хотел спрятать свою кляузу.

— Не нахожу. Становится жарко, господин де Мормаль. Не так жарко, как в Африке, но все же достаточно… жарковато. Самое время загорать. А вы кутаетесь. О! Хотите анекдот? Встретились как-то еврей, француз и англичанин и давай спорить, чьи женщины…

Мормаль не очень-то слушал анекдот и принужденно рассмеялся. Как бы завладеть его кляузой, думал между тем Рауль, продолжая трепаться.

— Я и не думал, что вы такой балагур, виконт, — пробормотал Морамаль.

— О! Вы меня еще не знаете! А теперь ваша очередь. Жду анекдота! — потребовал Рауль. Мормаль рассказал бородатый анекдот, а Рауль прикинулся простачком и пристал к стукачу с просьбой объяснить, в чем соль рассказанного им анекдота. Мормаль принялся объяснять.