Ещё рукопожатие, крепкое, страстное, и Гермина медленно ушла в каюту, из окна которой она жадными глазами продолжала наблюдать за маленькой, изящной группой, пробирающейся по только что положенным сходням на палубу «Лилит». Через минуту лорд Дженнер уже был окружён родственниками своей жены.

Лорд Дженнер почтительно и нежно поцеловал прозрачную руку всё ещё красивой матери своей жены, крепко обнял её мужа и затем обратился к прелестной молодой девушке с золотисто-каштановыми локонами, падающими на плечи, и с громадными голубыми глазами, под длинными, почти чёрными, ресницами.

— Неужели это вы, Матильда? — весело проговорил он, удерживая её маленькую руку в чёрной шелковой митенке. — Я оставил вас резвой, кудрявой девочкой, порхавшей в саду наперегонки с бабочками, а нахожу не только взрослую девицу, но и настоящую красавицу.

Девушка вспыхнула, но не потупила своих ясных глаз.

— Мне скоро 17 лет, — произнесла она с такой комической серьёзностью, что все засмеялись. — А что же вы, Лео, не приветствуете свою новую сестру — Лилиану, мою лучшую подругу и жену моего брата…

Наблюдавшая из каюты Гермина увидела, как при этих словах резко изменилось улыбающееся лицо лорда Дженнера, в глазах которого вспыхнул злобный огонь. Невольно закрыла она лицо руками, как бы обожжённая этим пламенем, но, слыша нимало не изменившийся весёлый голос Лео, она снова открыла глаза и подумала, что ошиблась — так беспечно говорил лорд Дженнер своему молодому шурину:

— Однако ты не теряешь времени, Роберт… Женишься, не дождавшись совершеннолетия! Браво!.. Чарующая прелесть твоей жены достаточно объясняет твоё геройство!.. Но отчего мне не сообщили об этом браке, лишив меня удовольствия прислать маленькое воспоминание моей очаровательной новой сестре?

Маркиз Рене, пожилой человек, все ещё стройный и изящный, несмотря на свои 55 лет, ответил за своего сына:

— Этот брак свершился так неожиданно и быстро, что мы не успели сообщить о нём нашим европейским родным. Ты же собирался приехать к нам сам, так что мы решили сделать тебе маленький сюрприз в уверенности, что ты и без предупреждения полюбишь нашу Лилиану не менее, чем мы все любим мою новую дочку.

— Что может быть приятней такого сюрприза! — произнёс лорд Дженнер, целуя руку прелестной женщины с кроткими глазами газели и шелковистыми иссиня-чёрными волосами, окаймлявшими нежный овал снежно-белого тонкого личика. И снова Гермине послышался какой-то странный оттенок в этих простых и естественных словах.

Появление ребёнка на руках у кормилицы дало новое направление разговору. Всеобщее внимание сосредоточилось на маленьком создании, крепко спящем в своих обшитых дорогими кружевами пелёнках.

Его нашли прелестным, очаровательным, «как картинка» — настоящим «портретом его бедной матери». Бабушка немного всплакнула, осторожно прикасаясь губами к головке «сына моей бедной Лючии». Молодая тётка нашла, что ребёнок — «вылитая сестра». Лилиан указала робким и тихим голосом на «необыкновенное сходство» с отцом… Словом, повторилось то, что повторяется всегда и повсюду в подобных случаях.

Лорд Дженнер спокойно выслушивал веселую болтовню женщин, и снова Гермине показалось, что в глазах его зажглась насмешка, как в зеркале, отражаясь в чёрных зрачках красивой мулатки Дины, так нежно прижимающей к груди своего вскормленника.

В эту минуту в гостиную вошёл капитан Джаксон и с изысканной вежливостью предложил руку «графине фон Розен».

Смущённая и краснеющая вышла Гермина из каюты под руку со стройным и изящным американцем.

Появление молодой, красивой и изящной «белой» женщины произвело большой эффект. Молодой англичанин произнес вполголоса, обращаясь к маркизе Эльфриде:

— Я попрошу у вас позволения, дорогая maman, познакомить вас с молодой немецкой аристократкой, попавшей на мою яхту в силу целого ряда случайностей, забросивших её — больную и беспомощную — на убийственный берег американского городишка Пары. Её безжалостно высадили, опасаясь жёлтой лихорадки. Капитан Джаксон, ожидавший меня с яхтой более недели, случайно узнал о невозможных условиях жизни в жалкой гостинице, куда перенесли больную, и предложил ей убежище на яхте, вполне уверенный в моём одобрении. Так как графиня Розен ехала на Мартинику по совету врачей для поправления здоровья, то я естественно просил её воспользоваться моей яхтой вместо того, чтобы ожидать следующего немецкого парохода. Молодая женщина оказалась так мила, что я прошу позволения привезти её к вам, когда она немного оправится. По правде сказать, — прибавил лорд Дженнер, понижая голос, — я подумал о Роберте, ухаживая за этой немощной графиней, которая настолько богата, что купила прекрасную виллу в Сен-Пьере для того, чтобы прожить здесь какие-нибудь полгода. Ошибочность моих расчётов не мешает графине оставаться прелестной молодой женщиной, достойной вашей симпатии…

Догнав Гермину возле трапа, Лео почтительно склонил свою красивую голову перед молодой женщиной, с которой не сводила глаз семья креолов. Он сказал ей чуть слышно, сохраняя любезно-равнодушное выражение лица.

— Ступай домой! Спи спокойно, жди меня завтра утром, и помни, что я люблю тебя, одну тебя и только тебя на всём земном шаре.

Гермина молча протянула ему дрожащую руку. У неё не хватало сил сказать что-либо безразличное, но зато Лео произнёс, как бы отвечая на её слова:

— Помилуйте, графиня, да разве благодарят за такие пустые услуги. Ваше присутствие на моей яхте было для меня честью и удовольствием; оно останется одним из лучших моих воспоминаний. И я надеюсь, что вы позволите мне нарушить ваше уединение и предложить вам свои услуги хотя бы в качестве проводника.

— Матильда с любопытством наблюдала красивую группу. Внезапно она произнесла, понизив голос:

— А ведь эта немецкая графиня влюблена в нашего Лео… Посмотрите, как она краснеет и бледнеет, говоря с ним!..

Общий смех, сдержанный светским воспитанием, ответил на эти слова молодой девушки.

— Матильда опять начала романы писать! — весело заметил Роберт. — Удивительная фантазия у моей сестрёнки!

Матильда с досадой пожала плечами и, наклонившись к уху прекрасной Лилиан, прошептала чуть слышно:

— Они все смеются надо мной! А у меня предчувствие, что эта немецкая графиня неспроста приехала сюда, и что наш Лео слишком долго глядел в её красивые глаза.

Небольшая вилла, приготовленная для Гермины, оказалась дворцом в миниатюре, убранным с самой изящной роскошью. Вкус и богатство соединялись здесь с дивной южной природой, чтобы создать волшебно-прекрасный уголок земного рая.

Вилла «Лилит» была невысока, как большинство построек на этом острове, опустошаемом слишком часто ураганами и землетрясениями. Сквозная галерея на тонких резных столбах из розового мрамора, с перилами, выточенными, точно кружево, огибала двор, давая доступ во все комнаты так же, как и на плоскую крышу, покрытую фарфоровыми плитками, образующими красивые пёстрые узоры.

Середину двора занимал большой круглый бассейн из зеленоватого оникса, поддерживаемый четырьмя бронзовыми дельфинами и окружённый роскошными цветниками, между которыми извивались дорожки, вымощенные разноцветной стеклянной мозаикой.

Все наружные стороны розовой виллы сплошь окружала открытая стройная колоннада из белого мрамора с капителями золочёной бронзы и такой же решёткой, соединяющей колонны внизу и протянутой над ними наверху. Эта колоннада, возвышавшаяся ступенек на пятнадцать над уровнем сада, была обвита виноградом, янтарные и аметистовые кисти которого свешивались сквозь бронзовую решётку красивыми гроздьями, составляя декорацию редкой красоты. Нижнюю часть фундамента сплошь заплетали ползучие розы, глицинии, клематиты, разноцветные акации и крупнолистные аристохолии, между благоухающими цветами которых ярко сверкала позолота бронзовых решёток, закрывающих полукруглые окна нижнего полуподвального этажа.

Над мраморной колоннадой возвышалась аршинная золочёная решётка, окружавшая плоскую крышу, на яркой фарфоровой мозаике которой подымались по четырём углам полуоткрытые павильоны или «азотеи». И здесь, на крыше, благоухали в громадных майоликовых или фарфоровых вазах или в продолговатых бронзовых жардиньерках дивные цветы юга. Красивая пёстрая зелень свешивалась вниз сквозь золочёные перила решётки, образуя яркую живую ограду вокруг воздушного обиталища, на котором, по местному обыкновению, проводят менее жаркие часы дня прекрасные креолки в плетёных шёлковых гамаках привешенных в сквозных «азотеях», защищённых от лучей солнца подвижными шёлковыми ручными вышивками японской или китайской работы. С каждой стороны фасада входом служила великолепная мавританская арка, окаймлённая широкой пёстрой полосой мозаики из разноцветных мраморов. Двери, как и окна наружного фасада, — не слишком многочисленные — защищались и украшались фигурными бронзовыми решётками в мавританском стиле, сложные геометрические рисунки которых поражают красотой и бесконечным разнообразием.