— И я тоже, — поспешно прибавила графиня. — Я у тебя в долгу, добрый старик. Прошу тебя не забывать этого.

— И я тоже у тебя в долгу, старик, — в свою очередь добавил Гершуни.

Только очень внимательный слушатель мог бы подметить злобную насмешку в его голосе. «Чёрный чародей» молча наклонил голову и слегка посторонился, пропуская уходящих.

Солнце медленно склонялось к морю, заливая запад кровавым заревом и превращая тихо плещущие волны океана в растопленное золото. Уже почти касаясь голубой воды своим медно-красным диском, дневное светило всё ещё ослепительно сверкало, озаряя последними лучами нижние холмы западного склона «Лысой горы», с высоты которых поспешно спускались наши героини. Только резкие тени деревьев, постепенно удлинявшиеся, подчёркивали вечерний час.

Снизу, из отдалённого Сен-Пьера, слабо доносились мелодичные звуки вечернего благовеста, а наверху, над головами уходящих, горели и сверкали золотые звёзды над головой Мадонны-Покровительницы. Но гигантская тень её в этот вечерний час уже не ложилась на тропинку. Борух Гершуни шёл по тропинке вниз, не сводя глаз с молодых девушек, и чисто дьявольская усмешка кривила его губы.

«Более удобного случая испробовать податливость гипнозу этой девушки никогда не представится, — думал он. — Лорд Дженнер уверяет меня, что нашёл в ней все задатки настоящей ясновидящей. Заполучить хорошую ясновидящую было бы для нас весьма полезно».

Достойный ученик ребе Гершеля оглянулся, чтобы ещё раз убедиться в том, что колоссальная статуя Мадонны-Покровительницы исчезла за выступом скалы, и вздохнул с видимым облегчением. Замолк и благовест… Настала полная тишина, прерываемая только шумом шагов молодых женщин да случайным шелестом деревьев, на ветках которых усаживались на покой лесные пташки.

Гершуни остановился и, протянув руки, принялся беззвучно шевелить губами, произнося ему одному понятные страшные слова, которым научил его столетний каббалист, бывший его наставником. Выражение непреклонной воли и дикой энергии точно преобразило худое лицо молодого иудея. Его впалые глаза загорелись мрачным огнём. Казалось, из-под полуопущенных ресниц вылетали искры: такое напряжение сказывалось во взгляде, устремлённом на стройную фигуру высокой девушки с золотистыми волосами, ловко и смело шагающей по узкой и крутой горной тропинке.

И под влиянием тяжёлого и упорного взгляда Гершуни, стройная фигура девушки внезапно остановилась, как окаменелая. Затем она тихо вскрикнула, схватилась за голову и, зашатавшись, упала на дорожку, на самом краю глубокой расщелины. Гермина с криком испуга бросилась к упавшей Матильде и стала звать на помощь. На крик немедленно прибежали Луиза и Гершуни.

Гершуни, внимательно посмотрев на неподвижное лицо молодой девушки, сказал:

— Успокойтесь, дорогая графиня. — Смею вас уверить, что ваша подруга не подвергается никакой опасности, она правильно дышит.

— Но ведь она в обмороке, профессор… Она не отвечает мне и, очевидно, ничего не чувствует… Боже мой, что с ней случилось? Что могло вызвать этот ужасный обморок и чем помочь ей?.. Хоть бы воды достать!.. Не послать ли Луизу обратно в хижину старого негра? — растерянно шептала Гермина.

— Только не это, графиня, — поспешно возразил профессор. — Он может только повредить в данном случае. Сколько я мог понять из обстановки, в которой нашёл вас в хижине старика, он показывал вам картины вашего будущего в чаше с водой, превращающейся в подобных случаях в магическое зеркало… Я угадал, не правда ли?

Гермина ответила:

— Да… И это страшно поразило нас…

— Вот видите, — торжествующим тоном продолжал «профессор». — Я сразу угадал, в чём дело, потому что изучал магические науки, издревле соприкасавшиеся с алхимией, ныне превратившейся в мою специальность — химию. Потому-то я и знаю, что весь секрет магического зеркала — в гипнотизме. «Чародей» — попросту магнетизёр — силой своей воли превращает каждого в ясновидящего, заставляя его создавать в сосуде с чистой водой те картины, которые смутно и бессознательно живут в его мозгу. Наружный вид маркизы соответствует внешнему облику загипнотизированных, которых я немало видел, когда занимался в Париже, в клинике знаменитого Шарко. К сожалению, прекратить гипнотическое усыпление не так легко, как простой обморок. Оно должно рассеяться само собой, в известный срок, иногда довольно долгий…

— Но ведь не можем же мы оставаться здесь до ночи, пока Майя очнётся? Неужели же нет никакого средства для того, чтобы разбудить её?..

Гершуни на мгновение задумался.

— Средство есть… но я не знаю, согласитесь ли вы его применить.

— Ах, — нетерпеливо вскрикнула Гермина. — Я соглашусь на всё, что угодно, только бы прекратить это невыносимое положение. Что же может помочь Матильде?

— Дело в том, что старый негр отягчил духовный организм мадемуазель Бессон-де-Риб слишком большим количеством магнетического тока, который, не будучи использован в чересчур коротком сеансе, прерванном моим появлением, так сказать, давит теперь загипнотизированную, погружая её в сон, который может быть очень продолжительным, и даже… опасным. Но если другой гипнотизёр использует этот излишек магнетизма, оставшийся без применения, то гнёт сам собой уничтожится и сон, то есть обморок медиума, немедленно прекратится.

Гершуни рассказывал этот вздор так убедительно, что женщине, не имеющей ни малейшего понятия о гипнотизме и магнетизме, и в голову не могла придти мысль о том, что он издевается над нею самым бессовестным образом.

— Но где же нам взять гипнотизёра? Разве послать за стариком?

— О, нет, нет, — поспешно перебил Гершун. — Для освобождения «медиума» нужен гипнотический ток, разнящийся от прежде употреблённого. Пробуждение возможно только при применении к загипнотизированному силы двух различных магнетизёров.

— Да где же взять этого другого магнетизёра в этой пустыне? — чуть не плача проговорила Гермина. Но внезапная мысль как бы осенила её, и она прибавила нерешительно. — Если только… вы сами? Ведь вы же изучали гипнотизм в Париже у этого… как бишь его?

— У Шарко, дорогая графиня, — заметил профессор, — я занимался усердно и небезуспешно, так что успел развить в себе некоторую силу. Если вы пожелаете, я готов услужить вам в данном случае, хотя, все-таки…

Гермина не дала ему договорить. Решительно схватив его за руки, она вскрикнула:

— Как вам не стыдно колебаться! Ради Бога, поскорей помогите ей…

— Хорошо, графиня, я повинуюсь…

С этими словами Гершуни протянул руки над головой неподвижной Матильды и проговорил повелительно по-английски:

— Спишь ли ты, девушка?

Матильда вздрогнула и проговорила глухим голосом, не открывая глаз:

— Да.

Гермина широко раскрыла глаза от удивления, а берлинская горничная всплеснула руками.

Гершуни повелительно прошептал:

— Ни жеста… ни возгласа. Вы можете убить её неосторожным прикосновением или голосом… Молчите, пока она не проснётся и сама не заговорит с вами. Иначе я не отвечаю ни за что…

Бедные молодые немочки замерли в боязливом любопытстве.

А профессор продолжал тем же повелительным голосом, обращаясь к неподвижной Матильде:

— Подымись, сядь на этот камень.

Матильда поднялась, стала на ноги и, не открывая глаз, твёрдо и уверенно отошла шагов на десять в сторону, ни разу не споткнувшись на неровной тропинке. Здесь опустилась на камень, повернув голову в сторону гипнотизёра, и замерла, неподвижная, как статуя.

Гермина не выдержала и схватила «профессора» за руку:

— Боже мой! Что это значит? Она ходит с закрытыми глазами?

— Да, графиня… Но нужно использовать излишек магнетической силы, оставшийся в её организме от сеанса чёрного чародея. Быть может, вы пожелаете узнать через вашу подругу что-либо интересующее вас, графиня? Быть может то, что делает в данную минуту Лео?

— Ах, да! — вскрикнула заинтересованная Гермина, забывая свой страх за здоровье подруги. — Дорогой профессор, неужели она может сказать мне, где теперь Лео и что он делает?..