Мрачное молчание было ответом на страшные слова старого фанатика, дрожащие руки которого сжимались и разжимались, точно длинные когти кровожадной хищной птицы…

Газет на Мартинике было много. Не считая официального «Журнала Мартиники», защищавшего интересы белых плантаторов и потому считавшегося «клерикальным и реакционным», в одном Сен-Пьере издавалось четыре прогрессивных, или республиканских, листков. Все они редактировались и составлялись почти исключительно «цветными» писателями и проводили частью радикальные, частью социалистические теории. Причём и те, и другие одинаково почтительно говорили о масонах и масонстве. Существовал, наконец, ещё один, специально «салонный» журнал, называвшийся «Набат» и издававшийся г-ном Бержерок, — негром-журналистом, талантливым, злым и остроумным памфлетистом, которого одинаково ненавидело и боялось как белое, так и цветное общество Сен-Пьера. Его остроумные стишки немедленно делались достоянием беспечной негритянской уличной черни, привыкшей всякое «событие» города превращать в сатирические куплеты, с наивной дерзостью распевавшиеся под окнами высмеиваемых и громогласно, иногда целым хором, повторялись на улицах в глаза задетым в продолжении двух-трёх дней, пока новое «событие», подчас ещё более пустое, не давало повода к новым куплетам, заставлявшим забыть прошлое. Само собой разумеется, большинство куплетов сочинялось для того, чтобы так или иначе уколоть тщеславие и гордость «потомков рабовладельцев». Впрочем, и белые не оставались в долгу. В своих газетах, как и в своём обществе, они жестоко издевались над всеми теми, у кого «были родные на негритянском берегу Африки».

Лорд Дженнер, признавшись своей возлюбленной в принадлежности к «великому» союзу «свободных каменщиков», постепенно раскрывал перед её глазами цели масонства, а также способы его деятельности. Разумеется, при этом Гермина узнавала только показную роль международного масонства, ту, о которой сообщают в печатных отчётах всей Франции и всему миру. Правда, и в этих печатных протоколах ежегодных «конвентов», то есть собраний представителей бесчисленных лож «Великого Востока» Франции, бесцеремонно распространяемых официальными масонскими журналами, встречаются вещи, способные наполнить отвращением и ужасом душу женщины, воспитанной в христианстве. Но где же было Гермине, воспитанной вне всякой религии, разобрать масонскую отраву, так искусно спрятанную под цветами красноречия. В конце концов Гермина совершенно искренне уверовала в «высокую гуманность» масонства и в «бескорыстную самоотверженность» масонов так же, как и в «нравственную чистоту философии» этой ужасной богоборческой секты. Уверовав же во всё это, она с гордостью принялась помогать распространению «великих истин» масонства, которые должны были, по уверениям лорда Дженнера, «очистить человечество от всех суеверий», закравшихся с течением времени во все религии. Этим подготовлялось «воцарение единой истинной веры», долженствующей сменить бесчисленные «секты», забывающие во взаимных спорах служение «единому истинному богу»…

Имя этого «масонского бога», конечно, не упоминалось в беседах лорда Дженнера с Герминой, так же, как и в так называемых «белых собраниях», устраиваемых французскими масонскими ложами в Сен-Пьере.

Цель этих «белых собраний» — лишний раз выказать адское искусство масонов. Недаром они пели в тайных заседаниях своих лож знаменитый гимн, оканчивающийся припевом:

Надо ли прибавлять, что под именем «гнусного врага» подразумевалась Церковь Христова.

Но даже громадное большинство посвящённых первых трёх степеней не подозревало истинных целей и настоящего значения масонства. Для «учеников» у братьев свободных каменщиков существовали особенные показные ритуалы, приноровлённые к пониманию честных людей, ещё не окончательно развращенных слугами сатаны, и долженствующие не отпугивать робких и совестливых, а постепенно и незаметно отучать их сперва от нравственности, затем от церкви и, наконец, от веры в Бога Истинна…

В Сен-Пьере, как и во всех французских колониях, давно уже существовали масонские ложи. Их было четыре, сообразно четырем главным группам, на которые распадалось население города и колонии. Все эти ложи относились к «Великому Востоку Франции», ныне уже окончательно закрепостившему несчастную республику.

Масонство раскидывало свои ужасные цепкие разветвления, готовые запутать все государства и народы, высасывая из них жизненную силу подобно тому, как осьминог высасывает кровь из каждого живого организма, к которому присосались страшные его лапы, вооружённые многими сотнями живых воздушных насосов в виде бородавкообразных присосков.

Старейшая главная масонская ложа в Сен-Пьере называлась «Белым Космосом», в честь знаменитой парижской ложи этого имени, усиленно занимающейся насаждением масонства и революции в России. «Космос» Сен-Пьера набирался исключительно из «белых» и объединял почти всю местную аристократию. Членами ложи было громадное большинство старых плантаторов — потомков древних французских выходцев, преимущественно дворян. В ложу входили и почти все вновь поселившиеся на Мартинике белые, без различия национальностей и вероисповедания, ибо в официальной программе масонства значится «глубокое уважение ко всем религиям и полнейшая свобода совести». К этой же ложе принадлежали и чиновники, посылаемые из метрополии, а также значительная часть офицеров гарнизонных войск и судов эскадры Атлантического океана, из которой набирались стационеры для Мартиники. Были между этими офицерами и метисы, давно уже поставлявшие солдат, и особенно матросов в армию и флот третьей французской республики. Впрочем, распорядители (тайные и явные) ложи «Космос» с редким тактом умели избегать конфликтов, искусно направляя «цветных» братьев, какое бы выдающееся положение они ни занимали в частной жизни, в другую ложу, менее «белую». «Космос» же оставался отделением знаменитого сен-пьерского клуба «Горностай», к которому принадлежала вся местная аристократия и в который принимались исключительно чистокровные представители белой расы.

Подобно тому, как рядом с клубом «Горностай» находился второй клуб «Креолов Мартиники», устроенный цветной аристократией колонии в пику белой, так и рядом с ложей сен-пьерского «Космоса» находилась вторая масонская ложа «Прав человека», в которой неизмеримое большинство членов были метисы всех степеней и оттенков. Однако здесь, так же, как и в клубе «Креолов Мартиники», принимались и белые, щеголяющие либерализмом своих убеждений и широкой терпимостью, то есть, попросту говоря, люди, не связанные местными предрассудками — иностранцы или приезжие из Европы.

К числу этих «либералов» принадлежал и лорд Дженнер, принятый с распростёртыми объятиями в клубе белых и с почтительной благодарностью в клуб цветных аристократов. Ему, как сыну страны, известной своим старинным либерализмом, прощалась даже дружба с цветными общественными деятелями.

Третья ложа называлась «Liberte civile» («Гражданская свобода») и наполнялась исключительно неграми. Здесь не только бледнолицые квартероны играли роль аристократов, но и жёлтые мулаты корчили презрительные гримасы, окидывая глазами чёрные, как хорошо лакированный сапог, лица большинства братьев-франкмасонов.

Наконец, четвёртая и последняя ложа была в то же время как бы клубом социал-демократов, почему и называлась «Братством мира». Здесь происходило слияние всех классов и цветов. Рядом с неграми, работающими на плантациях, членами её были и белые рабочие, прибывшие из Парижа и насквозь пропитанные учениями социализма, радикализма и демократии… Эта последняя ложа была самой многочисленной и имела огромное влияние при выборах. Кроме того, здесь обсуждались и объявлялись стачки, забастовки, бойкоты — цветочки революционного дерева, насаждённого иудеями и масонами, которые щедро поливают его кровью христианских народов во славу сатаны.