Дьявольская оргия была в самом разгаре, когда на середину капища внезапно выбежал человек в закопчённой изорванной одежде, висящей клочьями на его покрытом чёрными пятнами теле, с обожжёнными волосами и следами ожогов на ногах. Это был Альбин Фоветт.

Она упал посредине капища с громким воплем отчаяния.

— Бегите!.. Подземный огонь!.. Раскалённая лава!.. Спасайтесь!

Таким ужасом пронизан был отчаянный голос кричащего, что все присутствующие оцепенели. Сразу опомнившись от адского опьянения, сатанисты окружили тесным кольцом упавшего в изнеможении товарища.

Раздались тревожные, испуганные голоса:

— Какая лава?.. Где?..

Изнемогающий молодой «хранитель тайн» приподнялся на одном колене и, держась руками за каменную ногу одного из идолов, проговорил прерывающимся голосом:

— Раскалённая лава здесь… Она появилась в подземельях храма. Поглядите на мои обожжённые ноги! Я едва успел перегнать огненный поток, еле добежал до следующего этажа и захлопнул железную дверь.

Едва Альбин Фоветт это проговорил, как с двух разных сторон раздались отчаянные крики:

— Спасайтесь! Началось извержение! Лава проникла в подземные этажи храма!

Толпа сатанистов в ужасе заметалась по капищу, в слепом страхе не находя выхода. Обезумевшие люди сталкивались, сбивали друг друга с ног и давили не успевающих подняться. Громадный зал наполнился криками, воплями и проклятиями.

И не успели первые подошедшие к выходу отворить эти двери, как кинулись назад в безумном ужасе. Перед ними, вниз по гранитным ступеням медленно и бесшумно скатывался огненный ручей, распространяя невыносимую жару и удушливый запах горящей серы.

С криком отчаяния отхлынуло стадо сатанистов от страшной двери в противоположный угол, к следующему выходу. Но там раскалённая лава уже проникла в капище, где она медленно расплывалась широким потоком по мраморному полу, тихо двигаясь навстречу двум другим потокам, врывавшимся сквозь обе другие двери.

Между спасением и несчастными злодеями, только что безумно ликовавшими в подземном капище, лежали огненные струи смертельных потоков лавы, всё шире расплывавшихся, всё ближе подползавших к середине капища — туда, где столпились полумёртвые от страха сатанисты.

Медленно, бесшумно и неудержимо двигались страшные огненные ручьи.

Началась невообразимая сцена. Мужчины и женщины, обезумев от ужаса, отчаянно метались, то вскакивая на пьедесталы статуй, чтобы избежать огненного наводнения, то перепрыгивая через один из дымящихся, пышущих пламенем, ручьёв, чтобы натолкнуться на другой такой же. А глубина и ширина огненного потока всё росла и росла. Раскалённая волна поднималась всё выше, настигая бегущих. Воздух подземелья становился невыносимым.

Нет слов для описания ужасающих сцен, творившихся в подземном храме сатаны, где металось стадо обезумевших преступников, преследуемое гневом Господним! Огненная смерть ждала их повсюду. Ещё минута — и горячая лава стала просачиваться сквозь потолок, сбегая дымящимися струйками вниз по мраморным колонам, падая огненными каплями на головы, на руки, на тело обнажённых мужчин и женщин.

Обожатели сатаны очутились в подземном царстве своего повелителя, гранитная статуя которого невозмутимо смотрела на страшные сцены, разыгрывающиеся вокруг её пьедестала.

Вопли эти становились слабей и глуше… Наконец совсем умолкли…

Горящее, шипящее и кипящее озеро расплавленного металла заполнило подземное капище, скрывая гибнувших людей под своими тяжёлыми волнами. Только у жертвенного камня остановился адский поток, как бы не смея покрыть тело невинной жертвы вместе с её убийцами.

Из густой расплавленной массы кое-где ещё поднималась рука, судорожно корчащаяся от адской боли, там и сям ещё слышался предсмертный стон, вырванный нестерпимыми страданиями из хрипящего горла. Затем все стихло…

Широкая пелена пламени поднялась с пола и поползла вверх по гигантской статуе, обвивая её огненными объятиями.

И, раскаляясь в этих объятиях, чудовищная статуя сатаны медленно зарделась! В каменных глазах зажглось пламя призрачной жизни. Каменные губы шевельнулись, раздвинутые сатанинской улыбкой нечеловеческой злобы и нечеловеческого страдания. Из каменной груди вырвался стон, ужасный, потрясающий стон вечно побеждённого, вечно поднимающегося зла, — стон, слившийся с грозным потоком вулкана, исполнителя воли Божией.

Сен-Пьер догорает…

Посреди непроглядной тьмы, которую не в силах разогнать гигантский пожар, пожирающий дворцы и хижины, церкви и театры, сады и бульвары, догорает роскошная столица Мартиники.

Ни звука, ни крика, ни стона, — всё умерло в злосчастном городе. Всё живое убито, уничтожено, съедено непостижимым потоком смерти, залившим город от края до края, с молниеносной быстротой пожрав всё живое.

В какие-нибудь полминуты в Сен-Пьере погибло всё…

Сто тысяч мёртвых. Двадцать верст пылающих развалин. И всё это окутано непроглядной пеленой густого удушливого чёрного тумана.

Посреди пылающих развалин медленно движется высокая белая фигура старого отшельника. Его не останавливает непроглядная тьма, скрывающая солнце, не пугают рушащиеся стены и падающие камни, не останавливают языки пламени, вырывающиеся из страшной темноты.

Загадочный старик идёт среди развалин и пожаров смелым и уверенным шагом, как будто впереди его шествует невидимый небесный путеводитель, направляющий его туда, где стоял когда-то женский монастырь «Милосердной Богородицы».

Когда-то… Неужели это было только вчера? Казалось, целые века прошли с тех пор, как у этого алтаря раздавались последние молитвенные песнопения, обращённые Пречистой Деве, как с разрушенной колокольни неслись последние звуки благовеста.

Теперь попадали крепкие стены, обуглились вековые деревья, сгорели благоухающие цветки. Всё превратилось в одну бесформенную груду развалин.

Но старый негр спокойно шагает через развалины, пробираясь дальше и дальше — туда, где когда-то стоял алтарь Богородицы.

Он цел и поныне…

Посреди страшного разрушения чудесно уцелела хрупкая мраморная статуя Богоматери с Предвечным Младенцем на руках, а у ног её, охватив руками алтарь — распростёртое тело старого священника, не захотевшего покинуть обречённый город.

Чёрный отшельник благоговейно наклонился над почившим.

Дивно спокойное лицо глядит на него. Кроткая улыбка неземного блаженства замерла на бледных устах. Ни одного волоска белоснежной головы не коснулось пламя. Аббат Лемерсье заснул сном праведника у алтаря Господня, сжимая крест в холодной руке. А вокруг него, окружая алтарь Мадонны, застыли белые неподвижные фигуры монахинь, спокойные и неприкосновенные. Ни одно лицо не искажено страхом смерти, ни одно покрывало не опалено огнём. На всех губах застыла та же таинственная улыбка людей, ожидающих высшего счастья по ту сторону гроба.

Сто тысяч мертвецов были разбросаны по городу в самых причудливых, самых неестественных и странных положениях, с сорванными одеждами и исковерканными членами. В этом же храме нет ни одного тела, внушающего страх или отвращение. Здесь верующие заснули вечным сном «безболезненно, непостыдно, мирно». Здесь почили истинные христиане, благообразные, спокойные, уверенные в скором воскресении и «в добром ответе на страшном судилище Христовом».

Старый отшельник вздохнул и, сняв шляпу, трижды поклонился до земли на пороге церкви Христовой. Затем он склонился над телом аббата Лемерсье и, молча поцеловав прозрачную холодную руку мёртвого, неслышными шагами вышел из разрушенного храма.

И снова движется по улице высокая фигура, к белому плащу которой не пристают мириады горящих обрывков, сыплющихся отовсюду. Гранитные осколки, поминутно падающие то направо, то налево от таинственного старика, не задевают путника, хранимого невидимой силой.

Через весь город проходит загадочный странник, находя дорогу среди глубокой темноты пылающего города так же легко и свободно, как среди спокойного белого дня.