— Ты напомнил мне сейчас Милюкова, он вот так же выступал недавно в Государственной думе с риторическим вопросом "Глупость или измена?..", улыбнулся Алексей.

— А действительно, чего больше — глупости или измены? — возмутился опять Мезенцев.

— Саша, ты забыл еще одно состояние, в котором, к сожалению, часто пребывают не только интенданты, но и более высокие персоны — я не указываю пальцем, — а именно: казнокрадство!

— Ты прав, друг мой, — грустно задумался Мезенцев.

Друзья вернулись к следующему заседанию конференции в дурном настроении. И его отнюдь не улучшило выступление лорда Мильнера. Британский министр со злыми глазами в блистающем золотом придворном мундире его величества короля Георга нагло заявил русским союзникам, что ждать помощи снаряжением и боеприпасами — бессмысленное дело.

— Вы сами можете и должны производить необходимое снаряжение, — с брезгливой миной на лице заявлял английский лорд, — а ресурсы западных союзников не неисчерпаемы… Легко удостовериться, что Россия не получила от союзников того, что она может производить сама…

Соколов и Мезенцев увидели в этих словах намек на данные ГАУ, официально сообщенные британскому союзнику.

— Россия с ее огромным протяжением и разнообразными ресурсами, наступал Мильнер, — способна, вероятно, с экономической точки зрения стать наиболее самоснабжающейся страной в мире…

Далее лорд принялся предъявлять своим русским хозяевам обвинения, которые были прямо списаны с речей оппозиции царю в Думе. Отбросив всякие дипломатические обороты, резко и зло министр британской короны заявлял о правительстве своей союзной страны, что у него "недостаток организации". Он упрекал в неправильном распределении сырья и топлива, в излишестве военных и гражданских заказов у западных союзников и Японии, в неумении вести промышленность в военное время.

Лорд Мильнер прямо вмешался во внутренние дела союзной России, предъявив ей, в частности, требование, словно колониальной стране, чтобы всякий военный материал, поступающий из-за границы, сопровождался несколькими представителями Британии, опытными в обращении с этим материалом.

— Они должны пользоваться свободой действий и возможной поддержкой при наблюдении за транспортированием и сборкой различных орудий и при инструктировании… — уточнил Мильнер.

Соколов и Мезенцев возмущенно переглянулись. "Подумать только, словно африканцы в какой-нибудь африканской колонии, русские люди должны подчиняться белым английским колонизаторам!" — пронеслось у Алексея в голове. Мезенцев явно испытывал те же чувства гнева и обиды за свою страну, за то, что российский министр иностранных дел не дал отпора наглым притязаниям британского министра.

…Гулким эхом отдавались под куполом прекрасной беломраморной ротонды голоса иностранных делегатов, обсуждавших, когда русской армии следует начать наступление для подкрепления своих западных союзников. Уже генерал Гурко, делегированный на конференцию, чтобы отстаивать интересы русской армии, заявил, что "Россия доныне лишена была возможности в полной мере проявить свои силы ввиду недостатка в военном снабжении", а мрачные думы не покидали Алексея. Он с горечью думал о том, что опять десятки тысяч русских солдат должны отдать свою жизнь ради того, чтобы Париж и Лондон сберегли свой "цвет нации", что конца-краю войне не видно, что льются чудовищные потоки крови, людям причиняются неисчислимые страдания, а все ради интересов вот таких "белых людей", как лорд Мильнер, примеряющий теперь свои колониальные замашки к России. Аналитический ум разведчика, владевшего политическими категориями большого масштаба, рождал горькую мысль о том, что царская Россия вообще не была уже равноправным партнером в системе Антанты, что союзники стремились сделать из нее полуколонию.

Соколов твердо решил отказаться от малоприятной чести сопровождать главу английской делегации в Москву, о чем его уговаривал Беляев, а поехать лучше с генералом Вильсоном на фронт, где атмосфера будет, очевидно, значительно чище.

После закрытия конференции Алексей поехал в Генеральный штаб. Ему хотелось встретиться с Сухопаровым, поговорить об австро-венгерских друзьях и проверить, на месте ли томик Пушкина. Соколов часто вспоминал свою прежнюю работу, связанную с постоянным риском, опасностями, умением принимать молниеносное решение. Работу такую трудную, но и радостную. Каждый раз он рисковал жизнью ради своего Отечества.

На душе у Алексея было скверно. Из-за наглой речи лорда Мильнера, требовавшего еще больших человеческих жертв и затрат от России, из-за полного бессилия российского командования, не сумевшего, а может быть, не желавшего дать отпор зарвавшемуся англичанину. Почему-то в его сознании связывались воедино выступление лорда Мильнера и попытка шантажа в поезде. Для себя он сделал вывод: Англия уже строит послевоенные планы. Она хочет посеять рознь между славянами и Россией.

Все эти мысли тревожили Соколова, бередили его душу.

С тех пор, как Сухопаров принял у него австро-венгерское делопроизводство, Алексею не приходилось с ним по-настоящему говорить. Все не хватало времени, тянули неотложные дела.

Встретились они радостно, обнялись. Поговорив о делах на фронте, о союзнической конференции, Сухопаров рассказал Соколову о Монкевице. Ведь столько лет служил с ним, знал человека, а не разглядел в нем подлеца.

Соколов выслушал Сухопарова спокойно. Все складывалось теперь в единую линию: Марков — Ассанович — Монкевиц — английская разведка… Цель их совершенно ясна: им нужны головы друзей России в Богемии, Словакии, на Балканах… В средствах они не будут щепетильны. Кто же руководит всей этой операцией? Во главе, конечно, Нокс, но нити ведут дальше — к туманному Альбиону. Лондон не только явно собирается лишить Россию ее победы в войне, но он уже и сейчас замышляет оторвать славянских друзей и превратить государства на западных границах России в ее врагов.

"Лорд Мильнер, очевидно, ключевая фигура в этом деле", — решил Соколов.

Обсудив все дело с Сухопаровым, они пришли к выводу, что обращаться по команде или прямо к исправляющему должность главнокомандующего не имеет смысла. Ведь и Михаил Васильевич Алексеев и Василий Иосифович Гурко явно участвуют в заговоре, а британская шпионская служба, совершенно очевидно, имеет прямые связи с заговорщиками, если не целиком вдохновляет их. Значит, любой прямой и официальный путь пресечения английской интриги исключен. Тем более что союзники, как всегда, действуют под маской доброжелателей. Соколов и Сухопаров решили ни в коем случае не передавать на связь англичанам своих друзей. Они пришли к выводу, что Нокс стремится к этому для того, чтобы в острый момент нейтрализовать, а может быть — что будет еще подлее, — и выдать австро-венгерской и германской контрразведкам тех, кто помогает и будет после войны помогать России и славянскому делу.

Теперь Соколов решил отправиться с лордом Мильнером в Москву, чтобы не только внимательно изучить повадки и характер этого врага, но и пристальнее присмотреться к его связям и знакомствам. Друзья пришли также к выводу, что следует принять самые строгие меры, чтобы обезопасить от «любопытных», в том числе и начальников, каналы связи и адреса тех, кто вместе с Россией боролся против пангерманизма.