Экран почернел. Звезд не осталось. Все они были теперь за спиной. «Кораблик» выбирал точный центр круга, равного по диаметру дневному переходу Роско. Впрочем, попыток выяснить это Роско не предпринял бы, даже имей он такую возможность.
Сейчас заботливое чрево Земли разверзнется, и впустит в себя «кораблик», и захлопнется за ним, отделяя от враждебности космоса драгоценного Роско. Роско, который принес землянам известия еще об одном мире, еще одной населенной разумной планете, которой достиг свет Земли. Принес правильно и без искажений. И без собственных пристрастий. Роско выполнил свою обязанность перед Землей, и она ждет его. Точно та, которую он видел только что, но уже настоящая. Словом, все, как обычно.
Однако теперь было иное. На этой заснеженной планете Роско столкнулся с таким, чего никогда прежде не бывало. Просто осмыслить такое невозможно, и самому Роско потребовалось перешагнуть буквально через свои представления и прежний опыт.
Ему помогла выучка и, конечно же, то, что он видел уже очень многое в своей такой отличающейся от судьбы любого землянина жизни. А еще — вера в непогрешимость Земли и ее силу. Ведь Роско и сам был плоть от плоти ее. Правда, на взгляд обыкновенного человека, каждого из населяющих Землю более чем тридцати, тысяч, — с рядом весьма существенных недостатков.
Если не сказать — уродств.
«Лабиринт»
Коридор сменялся коридором, шахта шахтой, уровень уровнем. Материал стен был все тою же бронею Земли, ее внешней оболочкой, сквозь толщу которой Роско следовало пройти самостоятельно от порта с доставившим его «корабликом» до светлых рощ и озер Юга — глухой, запирающей с торца крышки Земли. Пробираясь по «лабиринту», Роско опять невольно сравнил его с проточенным жучками старым деревом.
Роско очень долго учился ходить по «лабиринту». Мерцающие гладкие стены были абсолютно ровными; коридоры, спуски, подъемы и колодцы-шахты — неотличимыми друг от друга. С самого первого своего шага здесь Роско ощущал при себе нечто, условно названное им «проводничком», либо одобрявшее выбор, либо недовольное избранным Роско направлением. Вверх-вниз, вправо-влево, холодно-горячо… Затем он начал запоминать очередность, и вдруг — непонятно откуда к нему пришло понимание основных принципов устройства «лабиринта» в той его части, которую он проходил. Роско выяснил для себя самый короткий путь и стал придерживаться только его. Затем «проводничок» пропал.
Роско шел очень быстро, задерживаться в «лабиринте» не стоило. По многим основаниям. Потому хотя бы, что путь здесь занимает восемь-девять стандарт-часов, а Роско хотелось поскорее встретиться с Землей.
Налево, направо. Вверх. Прямо. Вперед и вверх… Имелись и другие, более веские причины, отчего ему всякий раз бывало не по себе в «лабиринте».
Рядом раздался легкий шелест. Роско запнулся. Сердце упало, но он сейчас же продолжил идти.
— С прибытием, мой Роско.
Роско шел.
— Ты не рад, что я тебя встречаю? Для тебя это совсем не неожиданность? — Выйдя прямо из мерцающей стены, Нока заступила ему дорогу. Роско шел.
— Я могла бы этого и не делать. Думаешь, было просто? Тебя так долго не было, Роско, мы все успели соскучиться. Роско, эй, я думала, тебе будет приятно.
Роско нырнул в ответвление в крутой шахте, выводящей сразу через два уровня. Ровный свет стен позволял отлично видеть дорогу. Отсюда он мог бы идти уже с закрытыми глазами. К концу «лабиринта» однообразие начинало вызывать глухую злобу, сказывалось напряжение нервов при каждом шаге здесь.
— Как тут интересно, Роско! Почему ты раньше меня сюда не приводил? Настоящие дороги, пещеры…
— Коридоры, — буркнул Роско. — А это называется «колодец». Берись за выступы, поднимайся.
— Долго подниматься?
— Не дальше Земли, могу обещать.
— Ты пробыл там, на планете…
— Очень долго, сама же сказала. Три месяца… три месяца по планет-времени, — поправился он, думая, что для Ноки это пустой звук.
— Вот удивительно, а у нас прошло почти полгода.
— Там дни длиннее.
— Как это?
— Слушай, ты не запыхалась одновременно лезть и разговаривать?
— Ничего, мой Роско, я сильная. И я могу подниматься вот прямо рядом с тобой, место же есть. Под винься только чуточку. Как это — дни длиннее?
— Еще узнаешь.
«Да она-то не узнает, ей Земли не покидать».
— Что там есть еще, Роско?
— Много холода.
— Какая там пища? Что там едят? Там растут деревья пай?
— Отвратительная. Там едят мясо убитых животных. Деревьев пай там нет.
— Какой ужас! Бедненький Роско. Я приготовила тебе целую корзину пай! Отдала ее Папаше Скину.
— Спасибо.
— Славненький Роско…
Они ступили в следующий коридор, и Роско устремился вперед — быстрый, во вновь напяленных шкурах, на голову ниже своей стройной загорелой спутницы. На Ноке были легкие шорты и короткая накидка-распашонка с глубоким вырезом.
— Как все же утомительно идти этими… коридорами, лазать по колодцам! Тебе это приходится делать каждый раз? О, извини, Роско…
— Ты же сильная. Как ты сюда попала? Откуда узнала, что я должен прибыть и где меня ждать?
— Какой ты, Роско! А узнать было проще простого.
Я только навестила Наставника Скина — и все. Ты ведь к нему?
— Да, я иду к Наставнику Скину, и тебе вовсе не нужно быть со мной сейчас.
— Ты будешь говорить им всем словами? Прости, прости.
— Я по-другому не умею.
— Ты злишься?
— Начинаю.
— Роско, ну почему ты всегда такой мрачный? Какая у тебя интересная одежда! — Нока решила, что тонко переводит тему. — Там, на планете, все одеваются так?
— Некоторые еще более так.
— Что? Я не…
— Вот видишь, не все можно сказать словами. Нам сюда.
— Роско, не злись. Я не люблю, когда ты злишься.
А знаешь, Краас построил себе новый дом. Он откололся от открытой семьи и заключил стандарт-годовой брак. Дом, говорит, выстроил для новой жены. У него пятая по счету. Я ее видела — настоящая красавица, ты обязательно влюбишься. Я сама в нее была чуточку влюблена. Хотя мне до нее далеко.
Роско бросил короткий взгляд на щебечущую Ноку. У нее были черные свободные волосы и черные, как агаты с горного озера Кан, продолговатые глаза. Прямой нос и сочные полные губы, открывающие белоснежную улыбку.
— Краас — длинное имя, из Переселенцев. Да я и так помню. Зачем Переселенцу новый дом и новая жена? Накануне…
— О, ну это же было почти сразу, как ты отправился, Роско. А Краас сказал, что хочет оставшееся время на Земле провести с любимой женой и оставить после себя наследника.
— И как, получилось?
— Еще нет. Похоже, она — ее зовут Ива — не особенно горит желанием. А так у нее останется грандиозный дом. — Нока хихикнула.
— Где это?
— На синем побережье. Искристый пляж, помнишь, мы бывали там?
Да-да, кажется, он что-то припоминает. Полеты на досках в длинном прибое. Ровный пассат шевелит твердые постукивающие листья пальм. Над Срединным морем царит климат тропиков. А еще можно отправиться к известному Серпантину на ближайших отрогах Хребта Инка, вот только он сомневается, что после проведенных планет-месяцев под секущим лицо ледяным ветром и в липком поту под шкурами ему скоро захочется видеть снег…
А ведь что-то там было еще. Что рождается в человеке, когда сидишь в относительном тепле и безопасности, а снаружи воет ветер.
Чувство родного очага…
— Я помню, — сказал Роско. — Там хорошо. Рядом, по-моему, роща этих самых древних деревьев… эвкалипты. Угу. — Теперь он окончательно вспомнил. — Как это Краасу разрешили там ставить дом?
— Да уж, видно, разрешили. Краас будет старшиной Переселенцев на этой планете. Ты уже назвал ее как-нибудь?
— Это придумают после.
— А планетники? Как они выглядят? Сильно отличаются от нас? Хотя это, конечно, не имеет значения.
— Почти совсем нет, — сказал Роско чистую правду. — Совсем, можно сказать, не отличаются.