Бебрики держались совершенно тихо во время схватки, не веря, что Амика одолевают. Он и прежде часто развлекал их, пошатываясь, прикидываясь, будто противник ранил его, а затем внезапно оживал и превращал соперника в кровавое месиво. Но когда Поллукс начал колотить Амика, как ему вздумается, они забеспокоились, перебирая в пальцах копья и покручивая дубинки. Когда Амик упал, они бросились вперед, чтобы отомстить, и пущенный кем-то дротик оцарапал Поллуксу бедро. Аргонавты кинулись на арену, чтобы защитить своего борца, и вспыхнула битва, недолгая, но кровавая. Поллукс присоединился к своим, в чем и как был, и показал, что в драке без правил он так же искусен, как и в кулачном бою. Он лягался, боролся, кусался, орудовал кулаками и головой, а когда уложил человека, который бросил в него копье, лягнув его в живот, сразу же прыгнул на него и выдавил глаза. Кастор встал над братом, и одним ударом длинного меча расколол бебрику череп так аккуратно, что казалось — половинки сейчас разлетятся и попадают с плеч.

Идас во главе небольшой группы аргонавтов, вооруженных копьями, пробежал вдоль края долины и взял бебриков в клещи. Они дрогнули и бежали через рощу земляничных деревьев, словно выкуренный пчелиный рой. Ясон, Фалер и Аталанта осыпали отстающих стрелами; Мелеагр без устали разил их своим стремительным дротиком. Бебрики бросились в глубь страны, лишенные предводителя и потрясенные, оставив на поле битвы сорок убитых и раненых, но Калаид и Зет долго преследовали их, как преследуют коршуны стаю лесных голубей.

Ясон созвал своих, из которых трое или четверо были легко ранены — фокийца Ифита оглушили дубинкой, Акаст с гордостью показывал рану от копья с внутренней стороны бедра, которая здорово кровоточила и мешала ему нормально ходить, а Фалер оцарапал себе бедро камнем.

Затем аргонавты дружно побежали во дворец Амика в поисках добычи. Там они нашли золото, серебро и самоцветы, которые распределили между собой по жребию, и большие запасы провизии, включая несколько длинных кувшинов лесбосского вина. Геркулес почти что осушил запасы на «Арго», так что вино их обрадовало.

В тот вечер, увенчанные лаврами с дерева, к которому был пришвартован «Арго», они роскошно пировали нежной говядиной и бараниной, а чтобы враг не вернулся, вооружили нескольких мариандинов, которых захватил в плен Амик, и расставили их по городу. Но бебрики напасть не отважились.

Ясон был озабочен, как бы ему не оскорбить Посейдона. На следующее утро, по его предложению, старый Навплий из Аргоса, Периклимен из Пилоса и Эргин из Милета, все — сыновья Посейдона, стали готовить жертву своему отцу. У них не было недостатка в скоте, поскольку все стада Амика были теперь в распоряжении аргонавтов, и то, что они не могли съесть, пришлось бы неизбежно оставить. Обратив необходимость в добродетель, они пожертвовали Посейдону не менее, чем двадцать отличных быков рыжей фракийской породы, полностью сожгя их и не попробовав ни кусочка, помимо тех животных, которые были обычным способом пожертвованы другим богам.

В тот день также были достойно погребены убитые бебрики, и отдельно от прочих — царь Амик. Аргонавты не опасались их духов, ибо те пали в открытом бою.

Бут пришел в восторг от кувшина дикого меда, который нашел в личной кладовой Амика: мед был золотисто-коричневый по цвету и собран с цветов сосен, покрывавших Аргантонийские утесы.

— Я нигде еще не встречал такого чистого соснового меду, как этот, — провозгласил он. — В пелионском сосновом меде чувствуется привкус множества других цветов; в этом же — никаких примесей. Тем не менее, — добавил он, — это скорее диковинка, нежели истинное лакомство.

Пиршественный зал царя Амика был украшен цветными фресками. Среди них была одна, изображавшая Дедала с Икаром, на крыльях улетающих с Крита, где выл им вслед в предсмертной агонии человек с бычьей головой, а Тесей Афинский с совой, усевшейся у него на плече, ликующе размахивал двойной секирой.

Анкей маленький сказал Орфею:

— Брат мой, ты много странствовал, растолкуй нам эту картину, будь добр. Мы обещаем слушать тебя внимательно и не перебивать.

И вот какова история, которую поведал им Орфей, когда они, увенчанные лаврами, сидели, пируя, в чертоге своего поверженного врага.

— Считается, что то вышло по легкомыслию, а не из открытого неповиновения, когда предводитель мужчин-быков критского Кносса, Главный Жрец Бога Солнца Миноса, нарушил древнюю заповедь Триединой Богини, которая заключалась в том, что никому, кроме критян по рождению, нельзя всходить на борт лодки или корабля, где размещается больше пятерых. Дедал, ремесленник-пеласг из Афин, как я скоро вам объясню, дорогие аргонавты, нарушил заповедь. Иониец Тесей, царь Афин, послал Дедала в Кносс на ежегодное Весеннее празднество, вместе с девятнадцатью другими несчастными, все — со связанными руками, чтобы с ними там расправился священный бык Солнца, Минотавр. Дедал, родич Тесея по материнской линии, был приговорен им к смерти за убийство другого ремесленника, но Тесей отменил приговор, когда Дедал предложил, что вместо этого предстанет перед быком.

В прошлом все жертвы Минотавра были добровольцами из критских мужчин-быков, но теперь критяне не желали больше позволять ему себя преследовать, даже во славу Богини. Минос (так для краткости именовался жрец Миноса), закрыв глаза на это неповиновение, приказал, чтобы критские колонии или города, обложенные данью, ежегодно поставляли двадцать жертв для быка. И сделал это таким образом, что, казалось, оказывает великую честь избранным городам; ибо в то же время Главная Жрица стала призывать из них такое же число девушек, чтобы они становились жрицами Минотавра, а эта служба приносила богатство и почет. Обычно Минос посылал в Микены, Тиринф, Пилос или Аргос или другой город в собственно Греции, но иногда — на острова Эгейского моря или Малую Азию, или же — в Сицилию; один раз — даже в далекую Филистию. Эти жертвы не были вооружены, и Минотавр без труда убивал их всех, не оставляя шанса на спасение, разве что — с помощью бега или прыжков. Однако если кто-либо, необычайно ловкий, храбрый, избегал смерти в течение некоторого времени, которое измерялось с помощью песка, струящегося из горшка с отверстием, тогда нимфы Ариадны, как именовали жриц Минотавра, перепрыгивали через барьеры, обнаженные, если не считать набедренников из кожи и питона, и спасали жертву от рогов быка. Нимфы Ариадны ухаживали за Минотавром с тех пор, как он был теленком, и он привык подчиняться их командам, даже когда, воя и потрясая рогами, в ярости рыл песок. Они демонстрировали мощь Триединой Богини, оседлав его втроем, совершая кувырки у него над головой, украшая его рога гирляндами, когда он угрожал им, перепрыгивали через него с помощью шестов и проделывали много других шалостей. Завершалось Весеннее Празднество мистическим любовным соитием Пасифаи, Лунной Коровы и Минотавра, Солнечного Быка, это поистине публично дополнялось, после исполнения сложного ритуального танца, сближением нимф Ариадны с мужчинами-быками, которые были одеты в костюмы с бычьими рогами. Тогда Минотавра безжалостно умерщвляла Главная Жрица, и кровь, которая бежала у него из горла, собиралась в чашу и хранилась в сосуде с двумя ручками, смешанная со слезами, которыми нимфы оплакивали смерть своего рогатого товарища по играм. Каплями этой крови, сильно разбавленной водой, обрызгивали затем хвосты кукушек на бесчисленных плодовых деревьях острова, чтобы деревья обильней плодоносили — чары великой силы.

Дедал отличался изобретательностью. Ему приписывают много удивительных выдумок, включая искусство отливки статуй из меди путем вытапливания воска. Утверждают даже, будто он создал искусственные крылья, которыми мог взмахивать, как птица, и держаться в воздухе. Но что здесь правда наверняка, так это то, что он провел Минотавра на арене в Кноссе, несмотря даже на то, что ему по жребию выпало первым выйти на нее, кроме того, он был хром и уже не молод, да и никто из других девятнадцати, которые шли следом за ним, не избежал крутых и стремительных рогов. Минотавр привык обращаться со всеми мужчинами, как с врагами, уважать только женщин; каждый раз, когда он выскакивал из своего темного стойла, где содержался без пищи и воды, в плечо ему метали сверху серебренную иглу, чтобы возбудить его гнев. Дедал не бежал от него, как утверждают малосведущие песнопевцы, улетев домой в Афины на искусственных крыльях; не разрыл он и песок арены и не схоронился в нем — ибо песок только достаточно густо усыпал каменные плиты, чтобы никто не поскользнулся и чтобы впитать пролитую кровь. Он придумал другой способ уцелеть.