Аргонавты с удивлением слушали эту историю, и когда Орфей умолк, все хором вздохнули — шумно, словно прошуршал тростник. Идас спросил негромко, голосом, таким не похожим на его обычный грубый и неучтивый голос:

— Орфей, скажи нам, где расположен этот восточный остров?

Орфей ответил:

— Фракийцы называют его островом Янтаря, троянцы — Дарданией; но вы, греки, зовете его Самофракией. Святилище Богини расположено под крутой горой на северном берегу, берегу, к которому опасно причаливать даже в спокойную погоду. А теперь спите, братья. Завернитесь в свои одеяла, рано утром «Арго» коснется берега у ног Богини.

На заре поднялся западный ветер и унес туман; сперва Линкей, а затем и остальные рассмотрели горы далеко на востоке. Аргус сказал:

— Это — вершины Самофракии; Тифий, ты сбился с курса.

Они повернули корабль, натянули парус и через два часа уже скользили по голубым водам вдоль скалистого северного берега острова. Жрец Дактилей по имени Фиот вышел, чтобы встретить их на берегу, одетый в церемониальное облачение. Он сказал им:

— Чужеземцы, добро пожаловать на наш остров, но только, если вы примете законы, которые хранят его святость. Я хотел бы вам сообщить (если фракиец Орфей, которого я вижу среди вас, вам этого уже не сказал), что на Самофракии не почитаются Олимпийские боги. Не признаем мы и никаких других богов, но только Великую Триединую Богиню, Верховную, Всемогущую и Неизменную — и шестерых божков, которые служат ей и которые образовались из останков старого Кроноса — а именно — пять Богов-Пальцев, Ее ремесленников и посланцев, и фаллического бога Приапа, Ее возлюбленного. Все вместе божества эти известны как Кабиры. Когда нога ваша ступает на Самофракию, вы возвращаетесь к истокам Истории. Здесь Зевс все еще Загрей — младенец, ежегодно рождающийся и ежегодно умерщвляемый. Церемониальные одежды и символы, которые некоторые из вас носят в честь Аполлона, Ареса, Посейдона или Гермеса, — для нас значения не имеют. Снимите их с себя, и пусть они останутся на корабле, сойдите на берег в одних штанах. Благословенные Дактили снабдят вас рубашками, когда настанет время, чтобы одеть вас, пока вы у нас гостите. Завтра все вы будете посвящены в Великие Мистерии Богини.

Аргонавты согласились выполнить все указания Фиота — все, кроме Аталанты, которая сказала:

— Я — женщина, а не мужчина. Каковы твои намерения в отношении меня, Фиот?

Фиот ответил:

— Ты носишь одежду и символы Девы Охотницы, но затянувшееся девство у зрелой женщины ненавистно Богине. Завтра ночью луна будет полная. Что же, иди, и пусть нимфы Совы посвятят тебя в свои святые таинства. Здесь, на Самофракии, нет браков, но только нимфейство.

Аталанта ответила:

— Я посвящена Артемиде Олимпийской, и поступить, как ты предлагаешь, означало бы — накликать на корабль проклятие, ибо она ревнивая богиня.

Фиот ответил:

— Артемида Олимпийская еще не родилась. Отложи свой лук и стрелы, охотница, распусти волосы, научись быть женщиной, как тебе положено.

Мелеагр поддержал жреца:

— Аталанта, делай, как говорит Фиот.

Она спросила его:

— Мелеагр, и тогда я должна остаться на этом острове на всю жизнь без тебя? Ибо, хотя то, что я делаю здесь, может и не рассердит Артемиду, что случится, когда мы возобновим наше плавание? Допустим, в моей утробе возникнет плод, и по возвращении в Калидон я произведу на свет дитя? Что тогда? Или это не рассердит Артемиду? Может ли дева-охотница кормить грудью ребенка и оправдываться, что он был зачат, когда Артемиды еще не было?

Мелеагр ответил:

— Несомненно, Артемида рассердится, как рассердилась на Каллисто, когда та родила дитя от Зевса. А что если из любви к тебе я соглашусь остаться здесь, на Самофракии? Разве здесь для нас будет достаточно земли? Разве мы не сможем жить здесь вместе до старости, счастливые любовью друг к другу?

Аталанта ответила:

— На Самофракии нет браков, а только нимфейство, и ни одна женщина не привязана ни к одному мужчине. Как тебя, так и меня могут призвать в общество, где все сочетаются друг с другом в честь Богини, и тогда жгучая ревность сожрет тебя, да и меня тоже. Нет, дражайший из мужчин, Самофракия для нас двоих не более доброе место, чем Лемнос.

Она осталась на корабле, погрузившись в задумчивость, а Мелеагр остался, чтобы ее утешить. Все остальные, кроме Гиласа, удалились в сопровождении Фиота, даже Геркулес, ибо Мелеагр поручился ему головой беречь Гиласа от несчастий, если Геркулес его оставит.

Фиот и его жрецы развлекали аргонавтов на крыльце святилища Дактилей гротескными танцами и шутовством; но не предложили им пищи и не позволили совершить кровавых жертвоприношений какому бы то ни было божеству. Когда Большой Анкей нетерпеливо спросил, не голодают ли на острове, Фиот ответил, что здесь всего в изобилии, но нынешняя ночь — ночь поста, подготавливающая к деяниям следующего дня. Говоря так, он дал испить каждому из них крепкого и горького снадобья, от которого они катались всю ночь, хватаясь за животы и рыгая, — все, кроме Геркулеса, у которого в брюхе и не кольнуло.

На заре начались Великие Мистерии. Первая часть предназначалась для богомольцев-мужчин. Незаконно открывать полную формулу девятисложного ритуала, который совершался в еловой роще, но о многом можно сказать, не нарушив приличий. Не секрет, что явилась сама Богиня Рея, вступив в тело Жрицы Реи. На ней была оборчатая в виде колокола юбка критского образца из полотна, цвета морского пурпура, и больше никакой одежды, не считая жакета с короткими рукавами, который не застегивался впереди и открывал во всем великолепии ее полные груди. На голове у нее был высокий колпак, увенчанный диском Луны и украшенный янтарем, а на шее — ожерелье из пятидесяти фаллосов, вырезанных из желтой слоновой кости. Глаза ее сверкали безумием, и явилась она аргонавтам, восседающей на троне, сооруженном из рогов, сброшенных критскими быками. Служителями ее были представители Дактилей, пятерых богов-Пальцев, и бога Приапа, ее возлюбленного. Вооруженная стража не давала приблизиться детям, женщинам и чужестранцам. Все новообращенные под страхом смерти хранили абсолютное молчание и были полностью обнажены; однако Орфей, так как он уже был посвящен, занял место среди музыкантов Богини, облаченный в белое одеяние, на котором была вышита изломанная золотая молния.

Сперва совершился обряд творения. Зазвучала музыка, и Богиня своими собственными руками нагромоздила круглый холм земли, налила воды в ров вокруг него и станцевала на нем; то был медленный ритмичный танец, имитирующий монотонное круговое движение созвездий, и она исполняла его с удивительной точностью. После томительного часа — или более — Богиня хлопнула в ладоши, приказывая музыкантам изменить мелодию, и вскоре снова затанцевала с огромным священным змеем, обвившимся вокруг нее. Она плясала все неистовей и неистовей, пока музыканты не вспотели и не застонали, пытаясь попадать в такт ее телодвижениям, а у аргонавтов глаза вылезли на лоб от ужаса. Наконец раздалось три громких повелительных удара в медный гонг, и все закрыли глаза, а змей между тем шипел и визжал. Богиня разразилась жутким смехом — и словно холодная рука Смерти схватила их сердца, а волосы встали дыбом у них на загривках, словно шерсть рассвирепевшего волка. Когда нежная флейта снова позволила им открыть глаза, змей исчез, и вскоре под торжественную музыку начался обряд Владычества. Дактили принесли Богине живого голубя — символ Неба; она важно шествовала и плясала, но вскоре свернула ему шею. Они принесли ей живого краба — символ Моря; она важно шествовала и плясала, и вдруг оторвала ему клешни. Они принесли ей живого зайца, символ Земли; она важно шествовала и плясала, а потом разорвала его в клочья.

Рея отдала свое первое распоряжение. Но мы не вправе его повторять.

Далее начался обряд любви. Рея взяла немного желудей и медовой воды и с нежностью предложила угощение своему возлюбленному с лицом рыбы — Приапу. Она танцевала с ним, сперва — надменно, но затем — все более и более пылко и бесстыдно. Затем, как и прежде, прозвучало три предупреждающих удара гонга, и все закрыли глаза, а в ушах у них тем временем звенел жуткий крик, как если бы совокуплялись гиены или орлы.