Диодор интерпретирует знакомую, но загадочную пиктограмму с летящим овном, на спине которого мчались в Колхиду Гелла и Фрикс, как быстрый корабль с бараньей головой на носу, и предполагает, что падение Геллы в Геллеспонт означает всего-навсего, что качка вызвала у нее морскую болезнь, и тогда она перегнувшись через борт упала в воду. Похоже, что Диодор был прав насчет овна, хотя его интерпретация других эпизодов легенды далеко не столь убедительна. Очевидно, он заблуждается, когда говорит о том, что Змей, охранявший Руно, был офицером и его величали капитан Змей. Заблуждается и Дионисий Скитобрахион, когда предполагает, что Золотое Руно было в действительности кожей юного господина Овна, пажа Фрикса, и что она была обработана и вызолочена колхами после того, как они его убили. Заблуждается и Страбон, когда говорит, что аргонавты плавали в поисках золота и что Руно было золотом Колхиды, которое колхи собирали на овечьи шкуры, положенные в промывочные чаны. Заблуждается и Судаа, когда говорит, что это была книга из овечьей кожи, содержащая секрет алхимии, который колхи унаследовали от своих египетских предков. Заблуждается и Харакс из Пергамона, который писал в I веке н. э., что плавание имело место в истории и что самые странные ее символы поддаются интерпретации посредством простых фактов, они не прибегали, не сводили, как это делали немецкие ученые прошлого столетия, всю историю к солярному мифу.
Однако мы могли бы вернуться к правдоподобному объяснению Страбона — в Риони все еще существует странный метод намывки золота на овечьи шкуры, — если бы тайна этой истории не была оглашена Геродотом, Аполлодором, Павсанием, а среди прочих и анонимным первым ватиканским мифографом. Этот мифограф, хотя он и писал в V веке н. э., очевидно, имел доступ к очень раннему источнику легенды: он — единственный из авторитетов, который упоминает о запрете троянцев на проход «Арго» в Черное море,[2] важном элементе интриги. Он указывает также, что Руно было то самое, «в котором Зевс обычно возносился на Небеса», что связывает этот миф более надежно, чем у Павсания, с историей Бога Овна, лафистийского Зевса, и попыткой принесения минием Абамантом в жертву своего сына Фрикса как средством побудить Зевса послать дождь, когда посевы взошли. Пурпурный цвет Руна, упоминаемый Симонидом, подчеркивает эту связь: белые облака не приносят дождя, а пурпурные приносят; поэтому белое и пурпурное Руно используются в магических целях. Дело представляется так, что Фрикс, чтоб избежать принесения в жертву Богу Овну, украл пурпурное Руно (с золотой каймой?), священное и необходимое орудие ритуала, вызывающего дождь, и сбежал с ним в Колхиду, став недосягаемым для преследователей. Утрата Руна, естественно, вызвала у миниев ощущение, что им изменила удача; и поколение спустя аргонавты, которые все были миниями, урожденными или усыновленными, отплыли, чтобы доставить его обратно.
Теперь принято считать, что одно или два подробно описанных происшествия в «Илиаде» Гомера — вставки: например, некоторые отдельные схватки на равнине перед городом Троей могут принадлежать и к другому циклу песен. Очевидно, и Гектор, которого связывают с Троей, и опиец Патрокл, которого он убил, почитались в Беотии как герои, до того, как экспедиция Агамемнона отплыла к Трое; следовательно, схватка между ними могла представлять собой конфликт между кланами, основателями которых они были, а не между ними самими. Таким образом, вероятно, что цикл об аргонавтах, который не устоялся как письменное повествование и много спустя после создания поэм Гомера, содержит еще больше вставок. Многие из них очевидны из-за своей анахроничности. Например, Тесей, который упомянут как аргонавт Аполлодором и другими, относится к более раннему периоду; он связан с историей Дедала, Икара и разграбления Кносса, которое произошло около 1500 г. до н. э. И аргонавты в 1225 г. до н. э. не могли предложить олимпийским богам возлияний вином, как указывают многие поэты. Боги были консервативны и отвергали любые жертвоприношения, кроме «трезвых» и много столетий спустя.
Переписывая эту историю я, следовательно, был постоянно готов отбросить как несообразность любой эпизод или деталь, которые не гармонировали с остальным повествованием, но мне приходилось быть осторожным, чтобы не отбросить что-нибудь слишком существенное. Сперва я не был уверен, надо ли включать Геркулеса в число аргонавтов. Некоторые из более древних легенд связывают его с Тесеем и даже со временами до Тесея. И все-таки возможно, что существовало два, три или даже более борцов по имени Геркулес[3] — и в самом деле, дельфийская пифия, как говорят, сказала Геркулесу Тиринфскому, когда он пришел с ней посоветоваться, что это не первое посещение человека с таким именем. Геркулес Тиринфский, который в целом признан последним и наиболее прославленным из этих борцов, может с большой вероятностью быть отнесен к эпохе аргонавтов, и кажется, именно его своевременный налет на Трою с шестью кораблями и немногими людьми (согласно Гомеру) позволил «Арго» безопасно вернуться домой. (Диодор и Валерий Флакк, очевидно, ошибаются, представляя дело так, что налет этот произошел по дороге туда, а не обратно, равно как и Пиндар считает происшествие на Лемносе имевшим место по дороге обратно, а не туда.) Сообщение о налете, который не следует идентифицировать с сожжением пятой Трои за два столетия до того, вполне правдоподобно: в обществе Теламона с Эгины, брата Пелея и отца Аякса, Геркулес убил троянского царя Лаомедонта и возвел на трон юного Приама — того Приама, который был стариком во время падения шестой (гомеровой) Трои. Более того, Эврисфей Микенский, который давал Геркулесу задания, не слишком древний царь, чтобы править в то время; ибо ему наследовал его зять Атрей, сыновья (или пасынки) которого Агамемнон и Менелай возглавили греческие силы во время гомеровой осады Трои. Подвиги Геркулеса, если их надо согласовать с принятым порядком событий во время плавания «Арго», должны быть приведены в иной последовательности, нежели та, которая перенята римлянами от александрийских мифографов. Стимфалийские птицы (6), Кони Диомеда (8), и Пояс Ипполиты (9) должны логически предшествовать Эрифанфскому Вепрю (4) и Авгиевым конюшням (5), а Яблоки Гесперид (11) должны идти сразу же после этих двух. Но приведение всех этих легендарных событий в хронологическую последовательность — дело безнадежное и запутанное, хотя бы потому, что они имели место до возникновения исторических представлений о времени: например, анахронизмы встречаются в истории «Арго», если датировать ее позднее Калидонской охоты, но и в истории охоты они возникают, если плавание отнести к более раннему времени. Другой клубок противоречий — это традиционные сообщения о племени, родословной и родстве Эврисфея, Сизифа, Креонта и других. Однако, если ахейское вторжение в Южную Грецию имело место в середине XIII в. до н. э., как подсчитали более поздние греки, тогда, возможно, Сфенел, отец Эврисфея и Креонт Асопийский были в действительности ахейцами, которые по политическим причинам позаботились о своем принятии в старые царские семейства по материнской линии посредством обычной гротескной церемонии второго рождения: это объяснило бы изрядную долю очевидных противоречий. Сизиф, несомненно Эолид, не был, конечно, братом миния Атаманта, Кретея, Пиера и Салмонея — его отношение к Коринфу связывает его, скорее, с домом Ээта и Алоэя; поэтому я и сделал его сыном Алоэя. Поскольку сына Сизифа звали Главком, разумно предположить, что Главка, на которой женился узурпатор Креон, была его дочерью.
Я не был сперва уверен, включать ли в мое повествование происшествие с «птицами Ареса»: как аргонавты, отплывая от армянского берега, были потревожены огромной стаей птиц, которых они прогнали криками и звоном щитов. Дж. Р. Бэкон в «Плавании аргонавтов», краткой, но самой ценной в историческом плане книге пишет:
«Вероятно, это происшествие не принадлежало изначально к истории аргонавтов, но является вставкой Аполлония, который, зная, что при выполнении своего шестого подвига Геркулес прогнал птиц со Стимфалийского озера в Аркадии на отдаленный остров Понта Евксинского, счел необходимым ввести их в свое повествование о плавании „Арго“».
