— Вы так упрямы! — воскликнула Валентина. — Такое чувство, что передо мной Уил и Ромен в одном лице. — Она замолчала, потрясенная тем, что именно сейчас сказала.

— Правда? Как странно, — ответил Уил.

Они смотрели друг на друга. Пламя из камина и свет свечей создавали мягкие отблески, освещавшие их красивые лица. Они были так близко друг от друга. Слишком близко, на расстоянии поцелуя. У него помутился рассудок. Уил действовал как лунатик, и знал это, но все же преодолел сантиметры, разделявшие их, и приник к губам Валентины губами своей сестры.

Королева отреагировала так, словно на нее попал горячий уголек из камина. Она лихорадочно стала вытирать рот.

— Илена! — воскликнула королева. На ее лице отразились шок и гнев одновременно. Уил в ужасе смотрел на любимую.

— Простите, — сказал он. Это все, что ему пришло в голову. — Умоляю о прощении, ваше величество.

Королева стояла в нерешительности, не зная, то ли дать пощечину женщине, стоящей перед ней, то ли бежать из ее комнаты. Потом она все-таки взяла себя в руки.

— Нет, — с трудом произнесла Валентина, протягивая руку. — Это вы меня простите, Илена. Мне не следовало приходить в вашу комнату. Все эти разговоры о детях и о том, как нам хотелось бы стать мужчинами… Вот к чему они приводят. — Она смущенно рассмеялась, но потом на ее лице опять появилось отвращение.

Уил стоял рядом, жалея их обоих.

— Примите мои извинения, Валентина. Я не знаю, что на меня нашло. Мне много пришлось пережить за последние несколько недель, и все мои чувства перемешались, — сказал он. Его слова прозвучали фальшиво даже для собственных ушей, но он продолжил, отчаянно пытаясь заполнить неприятную паузу, которая наверняка затянется, если он перестанет говорить. — Для меня это были два самых долгих дня, практически без сна, и я склонна винить чай из листьев малины, который помутил мой разум, ваше величество.

— Да-да, — пробормотала Валентина, но было очевидно — ее сомнения нисколько не рассеялись. — Я слышала, он может вызывать галлюцинации.

В дверь постучали, Валентина стиснула от волнения руки.

— Это, наверное, молоко принесли, — сказала она, и Уил услышал в ее голосе истерические нотки. Он опустил голову, чувствуя себя так неловко, как никогда в жизни. — Я ухожу, Илена.

— Нет, это я ухожу, ваше величество, — возразил Уил и наклонился, чтобы поцеловать королеве руку. Он почувствовал, как она поспешно отдернула ее, едва его губы коснулись пальцев. Как он мог настолько потерять над собой контроль? Оставалось только проклинать себя за глупость. Он никогда не сможет себе этого простить, и она, наверное, тоже.

Королева покраснела и пришла в сильное волнение, распахнув дверь, она почти бегом бросилась прочь от покоев Уила, по пути оттолкнув служанку, которая помогала Уилу ранее.

— Спасибо, — вяло поблагодарил Уил девушку, глядя, как она ставит на маленький столик молоко. — Не могла бы ты попросить, чтобы мне принесли бумагу, а затем доставили несколько писем?

Вещей у него не было, так что укладывать ничего не пришлось, и теперь только воспоминания удерживали Уила от того, чтобы не покинуть комнату сию же минуту. Он взял со стола несколько писем и задул свечу, оставив после себя следы своего труда — восковую печать, сломанные перья, чернильные кляксы и скомканные письма, которые он начинал писать, а потом с раздражением комкал и бросал на пол. Уил наклонился, подобрал их и швырнул на тлеющие угли в камин. На его глазах бумага пожелтела и свернулась, прежде чем вспыхнуть и моментально сгореть. Уил не отрывал взгляда, пока с трудом придуманные неловкие объяснения для женщины, которую он любил, не стали пеплом, как те хрупкие отношения, которые только что были разрушены его нелепым поступком.

Уил перевел взгляд на письмо в руке. После нескольких попыток, ему удалось сосредоточиться на том, что он — Уил, и письмо было написано кратко и по существу. Там не было ничего от обаяния Ромена, хитрости Фарил или любезности Илены, простые извинения за непростительный поступок и сообщение о том, что он отправляется в Фелроти. Никаких прощальных слов, обещаний вернуться или попыток исправить впечатление от ужасного вечера. Он уже ушел из ее жизни, раз и навсегда. Еще он пожелал Валентине всего хорошего в предстоящем браке, быть стойкой и мужественной перед лицом того, что ей предстоит. И посоветовал никогда не забывать, кем она является, и об обещании вырастить ребенка — будущего монарха обоих королевств, который будет править с любовью и заботой о своем народе. Уил знал — он изложил в письме то, что действительно думал. Он не мог спасти королеву от испытаний и горькой участи, но хотел, чтобы Валентина знала — он услышал ее добрые слова и желает ей получить максимум радости от любви к своему будущему ребенку. Уил подозревал, что эта часть письма заставит ее плакать, но остальное Валентина должна прочесть с облегчением и благодарностью за то, что он уходит.

— Что ж, пусть будет так, — пробормотал он и пошел к выходу.

Стюит сидел за дверью. Парень не зевал и совсем не выглядел усталым. Уил заметил, что глаза у него встревоженные.

— Спасибо, Стюит, что подождал меня, — сказал он.

— Рад вам служить, госпожа, это моя работа, — ответил паж. Несмотря на возраст Стюита, слова прозвучали как-то очень по-взрослому. — Мне передать письма?

— Да, пожалуйста, — ответил Уил.

— Я немедленно отнесу их, госпожа.

— Нет, Стюит. Я предпочла бы, чтобы ты доставил письма рано утром. Мне не хотелось бы никого беспокоить ночью, кстати, и нет в них ничего такого важного, что бы не могло подождать до утра.

Стюит кивнул, но затем немного помедлил, и Уил понял, парня смутило, что гостья переоделась из платья в костюм для верховой езды.

— Могу я еще что-нибудь для вас сделать, госпожа? Может, прислать перекусить или подбросить в огонь дрова?

Уил остановил его мягким жестом руки.

— Ничего не надо. Спасибо, — сказал он, с трудом выдавив улыбку. Уил не хотел, чтобы любопытный слуга узнал, что он уходит. — Я очень устала и сразу лягу спать.

— Я прослежу, чтобы вас никто не побеспокоил, госпожа. Спокойной ночи. — Стюит почтительно поклонился и быстро исчез в тени коридора, чтобы через несколько часов организовать доставку писем различным адресатам.

Уил ждал, время тянулось бесконечно, но необходимо было убедиться, что любознательный паж не заметит его ухода. Наконец он на цыпочках вышел за дверь и стал спускаться по длинной лестнице. На одном из этажей Уил заметил портрет Валентины, которого раньше не видел. В мягком свете свечей высокая фигура как будто сошла с холста и двигалась прямо на него. Выражение ее лица поразило Уила, легкая улыбка, казалось, обвиняла и одновременно дразнила. Если бы только она знала правду, подумал Уил и горько пожалел, что не может ничего рассказать. Он протянул к портрету руку, желая дотянуться достаточно высоко, чтобы коснуться ее губ, но кончики пальцев смогли достать только до ее груди.

— Прощай, моя любовь, — прошептал он, затем быстро спустился вниз и направился к двери, о которой помнил еще с тех пор, когда был Роменом. Его путь проходил через кухню, где он увидел спящую служанку, в чьи обязанности входило всю ночь помешивать кашу, варившуюся на небольшом огне. Девушка выглядела совершенно измотанной, и только легкое сопение нарушало тишину. Уил улыбнулся. Какая замечательная жизнь, не нужно ни о чем беспокоиться, кроме нагоняя от повара, который она получит утром!

Он выскользнул за дверь и оказался в одном из многочисленных огородов, спугнув двух котов, расправлявшихся с пойманной крысой. Одному из них удалось утащить ее в зубах, а другой отчаянно замяукал, лишившись ночной добычи. Не обращая на них внимания, Уил огляделся по сторонам и отправился к конюшням. Путешествие на север началось.