— Покончи с этим! — прошептал король. Слова Финча были встречены истерическим хихиканьем Рашлина.

Барши издал дикий крик, собрал всю магию, какой владел, и всю, до последней унции, выпустил в дракона. Животные, собравшиеся, чтобы отдать дань уважения своему королю, стали свидетелями того, как Финч, король магических существ, внезапно снова встал на лапы в последнем гордом желании продемонстрировать свою силу и волю. Он издал рычание, вернее, предсмертный крик, который каждое животное ощутило в груди, и принял смертельный удар магии, направленный в него. Но, поглотив поток, он не остановился, а тяжелым шагом двинулся на барши, на лице которого выражение триумфа сразу же сменилось удивлением. Он больше не мог применить магию; ее просто не осталось, вся она ушла огромной грязной дугой в противника.

Я забрал у тебя силу, Рашлин, — таковы были последние слова дракона.

Лотрин и пустельга с благоговейным страхом следили за тем, как Финч поглотил саму сущность барши и уничтожил ее в золотом пламени. Великолепное сияние, окружавшее дракона, ярко вспыхнуло, прежде чем погаснуть.

Король упал и стал на глазах уменьшаться в размерах до тех пор, пока вместо могучего дракона, такого гордого и великолепного всего пару часов назад, на земле не остался лежать свернувшийся калачиком маленький мальчик.

Животные заплакали от горя, а затем, словно подчинившись единому сигналу, все, кроме эконов, направились к ребенку, который, казалось, спит. Один за другим они нюхали и тыкались носом в маленькое тельце, тихонько поскуливая в благодарность за его жертву, принесенную ради того, чтобы они жили.

В Бриавеле Нейв задрал голову и завыл. От этого звука у мужчин похолодело внутри. Пес выл не переставая, и Уил понял — Нейв оплакивает Финча.

Он тоже склонил голову.

— Финч умер, — сказал он Аремису.

Наемник почувствовал их горе и обошелся без пустых слов утешения.

Среди деревьев, шатаясь, стоял человек, его тело горело и постепенно съеживалось, волосы полыхали. Треугольная борода превратилась в черную массу, от которой отваливались обгоревшие клочья. Опаленные глаза ничего не видели; протянув вперед руки, он громко стонал. Потом он закричал, но его голос эхом отражался от горных вершин и возвращался назад, насмехаясь над ним.

— Давай, покричи, мерзкий ублюдок, — вдруг раздался голос за спиной Лотрина.

Он оглянулся, недоумевая, кто из животных мог заговорить вслух, но не животное насмехалось над Рашлином. Рядом с конем стоял высокий симпатичный пожилой мужчина с проседью.

— Кто это говорит? — взвизгнул барши, развернувшись в сторону, откуда доносился голос.

— Герин Ле Гант.

— Собака? — прошептал пораженный Рашлин.

— Человек, — ответил Герин. Его ответ прозвучал как угроза. — Ты больше не владеешь магией, Рашлин, и не сможешь снова превратить меня в животное, теперь я свободен. — Он посмотрел на коня, и сердце наполнилось горечью. — Вижу, магия, которой он воздействовал на тебя, оказалась слишком изощренной, мой друг. Ты остался заточенным в теле коня.

Радость, возникшая при виде Герина, вернувшего себе человеческий облик, сменилась горьким разочарованием — Лотрин понял, что остался Галапеком. Он повернул большую голову к человеку, с которым не мог теперь общаться посредством мысли.

Герин прижал палец к губам, чтобы успокоить Лотрина.

— Мы обязательно найдем выход, — прошептал он коню, зная, что человек внутри может слышать.

— Как такое могло случиться? — закричал Рашлин прерывающимся голосом. — Тебя зарезали, ты мертв.

— Меня излечила другая собака. Нейв зализал каждую из моих ран и заживил их собственной магией. Он чувствовал, что я вернусь, если ты потеряешь свои способности.

— Потеряю свои способности? — повторил барши так, словно и не почувствовал в себе изменений.

Герин двинулся на безумца. Он чувствовал запах обуглившейся кожи и видел раны на теле барши.

— Попробуй теперь использовать магию, — воскликнул Герин. — Если сможешь.

Рашлин завизжал от отчаяния, обнаружив потерю.

Герин рассмеялся.

— У Финча, может быть, и не было желания убивать, но у меня оно есть, Рашлин, — сказал Герин. — У меня есть. — Он приблизился к шатающемуся человеку, ходившему кругами с вытянутыми руками. Вдруг Герин поднял глаза, и ему в голову пришла идея получше. Животные в большинстве своем разошлись после смерти короля, но самые страшные остались. Они постепенно приближались, и сейчас три из них оказались совсем рядом, но Герин видел, что их внимание полностью сосредоточено на обгоревшем человеке, а не на нем или Галапеке.

— Отличная мысль, — радостно воскликнул он. — То, что тебе и надо.

Повернувшись на его голос, Рашлин заплакал:

— Что ты задумал?

— Знаешь, как выглядят эконы?

Барши упал на колени и стал умолять о пощаде. Герин засмеялся, его развеселила наглость злодея.

— Иди к своему богу, Рашлин. Надеюсь, он сожжет тебя в вечном огне.

Герин наклонился к мальчику, не тратя время на то, чтобы проверить, есть ли у того пульс и дышит ли он. Он поднял на руки худенькое тельце. Голова Финча прижалась к широкой груди воина. Продолжая удерживать невесомое тело на руках, Герин подозвал Галапека, быстро запрыгнул на спину лошади, и они поскакали прочь.

Как только мощный конь унес Ле Ганта и мальчика, на поляне развернулась очередная трагедия. Два огромных экона набросились на визжащего человека, который, несмотря на слепоту, хорошо понимал, что смерть в конце концов пришла за ним. Лишь одно существо наблюдало конец этой кровавой трагедии. Высоко в ветвях сидела пустельга.

Аремис чувствовал, что поездка в Веррил глупая затея. Из сказанного Уилом следовало, что Нейв тоже предпочел бы вернуться в Горное Королевство. Даже обыкновенный здравый смысл должен был подсказать Уилу, что от Бриавеля следует держаться подальше. Тем не менее именно здесь они и оказались после магического путешествия, чтобы заявиться ни с того ни с сего во дворец королевы Бриавеля и представить ей короля Кайлеха, заклятого врага южных государств и нового союзника вероломного короля Моргравии.

— Как думаешь, увидев нас, королева закричит, словно к ней наведалось привидение, или сохранит самообладание и предложит королю горцев чая? — с сарказмом спросил Аремис. — А может, нас встретят градом стрел?

— Сначала мы пошлем Нейва, — сказал Уил, отбрасывая за спину длинные золотистые волосы Кайлеха. — Как я выгляжу?

Аремис издал короткий, сердитый смешок.

— Как владыка Скалистых гор… чтоб ему…

— Это-то мне и нужно, — спокойно ответил Уил. — Одежда сильно помялась?

Аремис покачал головой.

— Какое это имеет значение? Пойдем, Уил, и покончим с этим.

— Можешь мне поверить, дружище, она нас примет.

— Да. А потом убьет, — буркнул наемник.

— Не убьет, если с нами будет Нейв. Она доверяет собаке больше, чем мне.

— О ком ты говоришь, об Уиле? — сердито спросил Аремис.

— О Ромене, — поправил его Уил. — Ты можешь остаться здесь, — предложил он, устав от недовольства друга, хотя и понимал, что тот прав.

— Ну уж нет. Так забавно смотреть, как ты умираешь, — ответил Аремис и тут же пожалел, что произнес эти слова, увидев, какой болью они отозвались на лице Кайлеха, как потемнели его глаза от едва сдерживаемых страданий. — Прости. Не знаю, что на меня нашло.

— Понимаю, ты не хотел меня обидеть, — мягко ответил Уил. — Просто мне очень хочется еще хоть раз увидеть Валентину, прежде чем я стану Селимусом и буду вынужден смотреть на нее его глазами.

— И как это, по-твоему, будет выглядеть? Королева опять воспылает к Ромену страстью?

— Возможно, — ответил Уил, полагаясь на судьбу. — Пойдем. Надеюсь, она еще не уехала в Перлис.

Валентина ужинала с Лайриком. В этот вечер слова давались ей с трудом, все мысли были заняты намеченным на послезавтра отъездом в Перлис. Она старалась поддерживать разговор, генерал видел это, но время от времени взгляд ее становился отрешенным, и молодая женщина погружалась в невеселые размышления о своей будущей жизни в качестве жены Селимуса.