Пулеметы при стрельбе быстро перегревались. Водяное охлаждение действовало плохо.

Сделают несколько сот выстрелов, и вода в кожухе начинает закипать – надо ставить пулемет на охлаждение или беспрерывно поливать холодной водой.

За это ефрейторы прозвали пулеметы «самоварами». А так как все они знали, что Дегтярев туляк, при случае любили подшутить.

Подойдут к казарме еще до подъема и стучат в окно:

– Эй, земляк, выкатывай свой «самовар», пора чай кипятить!..

Василий быстро соскакивал с топчана, одевался, завтракал и приступал к занятиям.

Вслед за обучением ефрейторов, которые все выдерживали положенный экзамен, Дегтярев по настоянию Филатова взялся за обучение солдат.

Со временем, благодаря усилиям Филатова, занятия эти стали проводиться более организованно, и на базе отдельных обучающихся групп возникла в Ораниенбауме школа русских пулеметчиков, первым преподавателем в которой был рядовой солдат и оружейный мастер Василий Дегтярев.

Война с Японией, поглотившая уже десятки тысяч человеческих жизней, все еще продолжалась.

Она была на руку фабрикантам оружия, получившим возможность подороже сбыть свою продукцию царскому правительству, оказавшемуся совершенно неподготовленным к войне.

В Россию один за другим ехали иностранные изобретатели со своим оружием. Стремясь не упустить драгоценное для продажи время, некоторые везли явно недоработанные образцы, надеясь, что русские не будут особенно придирчивы, поскольку новое оружие им нужно как никогда.

Испытание привозимых из-за границы новых систем оружия производилось в Ораниенбауме на оружейном полигоне, вблизи мастерской, где работал Дегтярев.

Конструкторы и изобретатели, привезшие свои системы, частенько заходили в мастерскую, чтобы исправить повреждения в образцах или просто познакомиться и поболтать с русскими мастерами.

Частым гостем в мастерской был датский конструктор Мадсен, розовощекий, упитанный весельчак, пулемет которого проходил испытания в Ораниенбауме. Он охотно беседовал с мастерами, шутил, узнавая их мнение о пулемете, и старался не только начальство, но даже солдат расположить в свою пользу: угощал папиросами, конфетами и за каждый пустяк старался вернуть в виде благодарности деньги.

Приходил и австриец Шварплозе. Это был худой угрюмый человек. Он почти ни с кем не разговаривал и не заводил никаких знакомств и связей. Он был удручен неудачным испытанием своего пулемета.

Совсем иначе вел себя изобретатель автоматического пистолета американец Браунинг.

Среднего роста, плотный, жизнерадостный, он быстро влетал в мастерскую и через переводчика сыпал вопросы направо и налево. Ему хотелось всех знать, со всеми говорить, всех привлечь к своему делу.

Дегтярев и слесари знали, что Браунинг привез автоматическую винтовку и готовил ее к испытаниям.

Браунинг был в то время известным конструктором, и мастерам не терпелось дождаться испытаний его винтовки.

Дегтярев внимательно присматривался к знаменитым изобретателям и очень хотел взглянуть на то, что они привезли в Ораниенбаум. Случай скоро представился.

Как-то Браунинг, возбужденный и потный, вместе со своими телохранителями – тремя дюжими парнями, вбежал в мастерскую с винтовкой в руке.

Положив винтовку на верстак, он скинул пиджак и, бросив его на руки переводчику, взялся за починку винтовки.

Все слесари прекратили работу и стали наблюдать за американцем. Им было ясно, что винтовка Браунинга отказала на испытаниях и сейчас он стремился исправить повреждение, пока не разошлись члены комиссии.

Оттого что Браунинг спешил, работа у него не ладилась. Поковырявшись минут десять, он швырнул инструмент и, отойдя от верстака, закурил сигару.

Вдруг взгляд его упал на Дегтярева, стоявшего за соседним верстаком, он поманил его к себе и через переводчика спросил, не может ли русский мастер исправить, его винтовку.

Дегтярева очень интересовало новое изобретение Браунинга, и он, не задумываясь над тем, сможет или нет исправить повреждение, согласился и стал не спеша разбирать винтовку, аккуратно раскладывая части.

Круг наблюдающих стал тесней. Дегтярев чувствовал на себе взгляды товарищей и понимал, что они подбадривали его, как бы говоря: «Докажи им, на что способен русский мастер. Покажи им кузькину мать – пусть наших знают».

Отыскав повреждение, Дегтярев уверенно взялся за работу.

Браунинг, вначале бесстрастно наблюдавший издалека, вдруг подошел и начал делать одобрительные жесты, выкрикивая: «Ол-райт! Ол-райт!»

Дегтярев работал быстро и проворно.

Исправив повреждение, он ловко собрал винтовку, щелкнул затвором и передал ее Браунингу.

– Ол-райт! Карош русский! – закричал Браунинг и протянул Василию пачку долларов.

– Не возьму, – сказал Дегтярев и решительно отвел его руку.

Браунинг пожал плечами и, прибавив к пачке еще несколько бумажек, снова постарался вручить их Дегтяреву.

– Скажите ему, – обратился Василий к переводчику, – что я денег не возьму.

Тот с трудом убедил Браунинга положить деньги обратно. .

– Что может посоветовать русский мастер? – спросил Браунинг через переводчика.

– Надо крепче приладить штык, а то он соскакивает и мешает прицелу.

Браунинг записал, улыбнулся Дегтяреву и, уходя, сунул ему в карман коробку сигар, сказав через переводчика: «Это подарок, его нельзя не брать».

– Да бери ты, леший, ведь за труды!

– Бери, мы искурим! – закричали солдаты.

Дегтярев открыл душистую коробку.

– Ну, закуривай, ребята, пожелаем успехов американцу, только боюсь, забракуют его винтовку.

– Почему? – сразу спросили несколько человек.

– Сложна она, деталей много, от этого мелкие они, непрочные… Работать не будет…

Действительно, винтовку Браунинга забраковали. Она не выдержала положенных испытаний.

Но встреча с Браунингом и знакомство с его винтовкой о многом заставили подумать Дегтярева. Эта встреча убедила его в том, что хваленое заграничное оружие еще очень и очень несовершенно. Ему захотелось изобрести свое, русское оружие, которое оказалось бы лучше и надежней американского.

Срок службы Василия в солдатах подходил к концу. Он нередко задумывался над тем, что будет делать дальше. «Оставаться здесь или ехать в Тулу?» Ему хотелось осмотреть город, порасспросить: нельзя ли где поблизости снять комнатушку? Но, как назло, солдат стали содержать еще строже – в город не выпускали. Казарма, полигон, мастерская – и дальше ни шагу! Офицеры старались, чтобы солдаты поменьше знали о событиях, происходящих в России. Однако солдатам удавалось узнавать почти все новости.

Позорный провал войны с Японией вызвал среди них глубокое возмущение. Они открыто ругали незадачливых генералов, а втихомолку и все правительство во главе с царем.

Бессмысленную гибель более ста тысяч русских солдат и почти всего посланного на восток флота нельзя было ни оправдать, ни простить. Солдаты начинали понимать, что в этом позорном поражении виновато бездарное и продажное самодержавие.

Особенно тяжело было солдатам узнать о гибели на сопках Маньчжурии их товарищей, ушедших на фронт добровольцами. Больше всего их возмущало то, что одной из причин поражения в этой войне был острый недостаток в русских войсках оружия.

Но храбрость солдат не всегда могла спасти отчаянное положение на фронте.

Вернувшиеся из-под Мукдена с возмущением рассказывали о предательстве отдельных командиров и о преступной беспечности чиновников военного ведомства, отправлявших на фронт вместо снарядов и патронов – иконы и кресты.

Эту преступную беспечность Дегтярев и его товарищи могли наблюдать и здесь, в Ораниенбауме. Они были свидетелями того, что новейшее автоматическое оружие начали завозить в Россию лишь тогда, когда разразилась война. К началу русско-японской войны станковые пулеметы были в частях большой редкостью, а обучение пулеметчиков, к которому был привлечен Дегтярев, началось лишь перед самой войной…