При выстреле давлением пороховых газов затвор и сцепленный с ним личинками ствол отбрасывались назад. При откате личинки наталкивались на выступы и освобождали затвор, который силой инерции сжимал находящуюся сзади возвратную пружину, а та, в свою очередь, выпрямлялась и одновременно с подачей в ствол нового патрона двигала затвор на место.

Простота устройства винтовки сразу заинтересовала Дегтярева. Зная иностранные образцы, он сразу оценил преимущества федоровского проекта и взялся за изготовление его винтовки с большой охотой.

Опыт работы над переделкой мосинской винтовки Дегтяреву очень пригодился. Теперь он все части винтовки делал значительно быстрей. В его работе появились уверенность, решительность, твердость. Он даже перестал жаловаться Федорову на плохие станки.

Федоров дивился, как на этих ветхих, сработанных станках Дегтярев изготовлял части винтовки и даже некоторые недостающие инструменты. Он приводил в мастерскую Филатова и показывал ему изделия Дегтярева:

– На этих станках сделал. Талант! Золотые руки! Но каких усилий это стоит, Николай Михайлович! Больше нельзя продолжать работу над винтовкой в таких условиях. Я прошу вашей поддержки о перенесении всех опытных работ на Сестрорецкий завод.

Филатов согласился и обещался похлопотать. Но пока шли хлопоты в военном ведомстве, Дегтярев продолжал свою работу в маленькой комнатушке с одним окошком. Несмотря на трудности, работа шла успешно. Это окрыляло конструктора. Дегтярев даже в вечерние часы нередко задерживался в мастерской, вызывая законное недовольство Веры Васильевны, которая со дня на день готовилась стать матерью.

Зато воскресные дни Василий всегда проводил дома. Когда удавалось отпроситься у Орла, к ним приходил Михаил Судаков. Если день был пасмурный, Василий ставил под трубу своего «тулячка», и через 10–15 минут начиналось чаепитие с разговорами. Если же стояло вёдро – отправлялись в лес на прогулку.

Василий умел очень быстро распознавать грибные места, и эти прогулки всегда заканчивались грибовницей или жареными грибами, которые на свежем воздухе приобретали особенный вкус.

У Василия было старое тульское ружьишко, но из-за недостатка времени и товарищей по охоте он пользовался им очень редко. Но как-то его неожиданно пригласил на охоту Михаил:

– Пойдем, Васюха, охотиться, случай выдался мне.

– Да где же ты ружье-то возьмешь?

– Есть, да еще какое! Видишь ли, мне Орел поручил починить ружье одного генерала, а срок дал большой – пять дней. Я исправил это ружье за два вечера и отпросился у Орла на воскресенье на охоту, под предлогом испытания ружья.

– Ишь ты, леший, – усмехнулся Василий. – Ловко придумал. Ну что ж, приходи утром ко мне, и отправимся…

Утром друзья бродили по лесу у озера. Погода выдалась отличная, но дичи попадалось мало. Раза два у Василия из-под ног вылетали чудесные птицы: один раз тетерка, другой раз рябчик. Он вскидывал ружье, но ни разу не выстрелил. Михаил удивлялся: «Неужели стесняется меня, боится промазать?» Он отошел подальше и скоро убил рябчика. Часа через полтора друзья встретились и отправились домой.

– Почему же ты не стрелял, когда дичь у тебя из-под ног вылетала? – спросил Михаил.

– Уж больно красивые птицы, – ответил Василий. – Пусть живут, жалко такую красоту уничтожать ради потехи!..

Прогулки в лесу и в поле Василий очень любил. Они освежали душу, прибавляли сил и энергии. После воскресного дня, проведенного на воздухе, он работал с еще большим проворством…

Больше года проработал Василий над изготовлением опытного образца автоматической винтовки Федорова. Но вот и конец! Собрав и отладив винтовку, Василий с наслаждением осматривал ее. Даже винтовка Браунинга, делавшаяся на первоклассном американском заводе, не могла соперничать с ней чистотой работы, а главное, отладкой. Но каких трудов это стоило! Василий посмотрел на свой верстак, вспомнил допотопные станки и вздохнул:

– Эх, если бы нам такое оборудование, как у Браунинга, что бы наши мастера сделали!..

К вечеру приехал Федоров.

– Вот, Владимир Григорьевич, получите ваше детище, – сказал Дегтярев, передавая ему винтовку.

Федоров взял винтовку и дрожащими от волнения руками открыл затвор.

Лицо его залилось румянцем, глаза сияли счастьем.

Осмотрев винтовку, он положил ее на верстак и, крепко пожав руку Дегтяреву, ушел к Филатову.

Скоро он вернулся обратно озабоченный.

– Почему вы так невеселы, Владимир Григорьевич?

– Рано веселиться, Василий. Боюсь, не получилось бы так, как с переделочным образцом. Уж потерпим пару дней, испытания назначены на послезавтра.

Дегтяреву были понятны опасения Федорова, и он постарался его успокоить.

– Владимир Григорьевич, уж вы поверьте мне, винтовочка ваша не осрамит нас, в ней каждый винтик сделан на совесть.

– Знаю, Василий, знаю, но я не могу не волноваться… Подождем, уж теперь скоро…

В назначенный день на стрельбище собралась комиссия.

Винтовку рассматривали и в собранном и в разобранном виде и лишь после этого разрешили стрельбу.

– Кто будет стрелять? – спросил председатель комиссии.

– Дозвольте мне, – попросил Дегтярев.

– Нет, нет, – прервал его Федоров. – А вдруг винтовка разорвется?.. Стрелять буду я сам! – решительно сказал он и изготовился к стрельбе.

Члены комиссии предусмотрительно отошли подальше.

Федоров нажал спусковой крючок. Прозвучали выстрелы. И вдруг стрельба прекратилась…

Федоров, опустив винтовку, открыл затвор.

– Застряла гильза.

– Это ничего, сейчас отладим, – сказал Дегтярев и, разложив на траве инструмент, стал копаться в винтовке.

Федоров молча наблюдал за ним.

Подошел Филатов.

– Что нахмурился, Владимир Григорьевич?

– Обидно, Николай Михайлович, второй блин – и опять комом.

– Винтовка готова! – крикнул Дегтярев. – Разрешите испробовать?

– Хорошо, пробуйте! – разрешил Федоров.

Дегтярев лег на траву, поставил локти, прицелился и нажал на спусковой крючок.

– Тра-та-та-та, – послышались громкие четкие выстрелы.

Василий нажал еще, и опять загрохотала винтовка.

Тут уже и Федоров не выдержал и, подбежав к сияющему Дегтяреву, начал горячо трясти его грубую, мозолистую руку.

При дальнейших испытаниях в винтовке были выявлены существенные недостатки: слабость пружины, застревание гильзы и другие. Но все же винтовка стреляла, и стреляла неплохо. Решено было работы над ней продолжать на Сестрорецком оружейном заводе.

Дегтярев давно мечтал перебраться в мастерскую, где были бы хорошие станки, инструменты, калибры, поэтому известие о переводе в Сестрорецк он принял с большой радостью и поспешил домой, чтобы поделиться этой радостью с женой.

Но Вера Васильевна отнеслась к известию о переезде с тревогой.

– Где же мы будем жить? Ведь Сестрорецк – курортный город, там даже угла не найдешь, а у нас ребенок…

– Ничего, – успокаивал ее Василий. – Устроимся, Владимир Григорьевич поможет. О переезде не беспокойся, тут каких-нибудь пятнадцать верст.

В Сестрорецке, действительно, устроиться с жильем оказалось трудно. Комнаты были, но за них запрашивали такие цены, что Василий уходил, не торгуясь.

Он обошел все окраины, но найти ничего не смог. Лишь через несколько дней ему удалось снять комнату в ветхом деревянном домике верстах в восьми от города близ станции Разлив, в тех самых местах, которые теперь хорошо известны советским людям. Там в 1917 году в шалаше из веток и сена жил и работал, скрываясь от преследований Временного правительства, Владимир Ильич Ленин.

Каждодневная езда на поезде была утомительна, но Дегтярев мирился с этим. Его радовало, что домик, в котором он поселился, стоял в лесочке у озера. Место было глухое, зелень свежая, трава сочная, пахучая, воздух прозрачен и чист.

После работы Василий приезжал измученный, уставший, но, пока он шел к дому узкой луговой тропинкой, вдыхал воздух, настоявшийся на пахучих цветах, усталость незаметно исчезала, тело набиралось свежих сил, лицо розовело. Дома он был бодр и весел, играл с истосковавшимся по нему сыном Шуриком, а потом выходил во двор наколоть дров или похлопотать по хозяйству.