Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Эх, дедушка! Как бы мне научиться делать настоящие ружья, я бы сделал такое ружье, которое бы стреляло от нашего дома до самой Москвы…

– Ишь чего захотел, – улыбнулся дед, и эта неожиданная улыбка расправила суровые морщины на его лице, сделала его добрым, приветливым.

– Человек может многого достигнуть, Васютка. Надо только стараться да не лениться.

По завету деда

После посещения музея Васютка пуще прежнего привязался к деду и стал проявлять еще большую любознательность. Теперь, придя в кузню, он не только качал кузнечные мехи или держал длинные клещи, помогая деду, а старался узнать, что за изделия дед кует, для чего они нужны и как называются?

Когда дед становился к верстаку и выдвигал широкий ящик с инструментами, Васютка не давал ему работать.

– Дедушка, а это что за рогульки? – указывал он на кронциркуль… И, не дожидаясь ответа, спрашивал: – Зачем такой молоточек?.. А вот какие щипчики… – они нужны тебе?

– До чего ты дотошный стал, Васютка, – отвечал Мироныч. – Мыслимое ли дело все разом объяснить?.. Гляди и примечай что к чему. А мешать будешь – прогоню!

Вася умолкал, но ненадолго… Переминаясь с ноги на ноту, он опять начинал осаждать деда.

– Дедушка, а что крепче – железо или медь?

Мироныч, увлеченный работой, незаметно для себя пускался в объяснения и спохватывался лишь тогда, когда разговор, действительно, начинал ему мешать.

– Да отстанешь ли ты наконец, – сердито прикрикивал он. – Иди лучше в бабки играть, от тебя не подмога, а одна помеха…

Васютка знал, что Мироныч быстро отходит. Поэтому, нахмурясь и уйдя, он минут через пять являлся как ни в чем не бывало.

– Дедушка, может, уголька подбросить?

– Уголька? Подбрось, пожалуй, да качни раз-другой, а то, того и гляди, потухнет в горниле…

Ранние утренние часы Мироныч всегда проводил в саду или на огороде. Взрыхлял землю под яблонями, занимался прополкой и поливом овощей…

Васютка, бывало, как проснется – бегом летит в сад.

Взяв маленькое ведерко, сделанное для него Миронычем, он начинал носить воду. Когда большая бочка была наполнена до краев, он брался за полив огурцов и помидоров на «Васюткиной грядке», засаженной для него отцом.

В августе, когда на грядке созрели первые четыре помидора, Васютка осторожно срезал их и принес матери.

– Мама, это помидоры с моей грядки, я сам вырастил, – сказал он с гордостью. – Это тебе, папане и бабушке. А этот я отнесу деду…

И, сунув помидор в карман, исчез.

К кузне деда он подошел осторожно и, заметив, что тот стоит у верстака, на цыпочках стал пробираться к наковальне; ведь только вчера он зазубрил у деда новую стамеску.

Как раз в тот момент, когда он положил на наковальню оранжево-красный помидор, Мироныч неожиданно повернулся, и глаза их встретились…

– Вот, дедушка, подарок с моей грядки, – виновато пролепетал Васютка.

– Спасибо, спасибо, внучек, – сказал дед и, подойдя, потрепал его за волосы. – И я, брат, для тебя тоже приготовил подарок. – Откинув дверцу тумбочки, он достал и протянул Васютке небольшой ящичек: в нем лежали пилка, молоток, маленький топорик, клещи, плоскогубцы и многое другое.

– Получай и устраивай под навесом себе мастерскую, – сказал дед.

Васютка остолбенел от радости и никак не решался принять подарок.

– Да бери же, бери, не бойся, это я сам сделал для тебя и вот… дарю.

Васютка схватил ящик, прижал его к груди и, даже забыв сказать спасибо, выскочил из кузни.

С этого дня во дворе стало заметно тише. Веселый смех и звонкие детские голоса раздавались редко. Васютка, его братишка и все соседские ребятишки теперь собирались под навесом и, разложив подаренные дедом инструменты, что-то мастерили и строили.

Васютка из старого ящика сделал себе подобие верстака и на нем из деревянных обрезков строил пароходы и паровозы, возводил дома и башни.

Когда наступили холода, весь свой скарб он перетащил в комнату, заняв целый угол.

– Это что еще за дело! – закричала на него мать. – И так негде повернуться, убирай все сейчас же!

– Ишь мусора наволок, – вторила ей бабка. – Грязь-то вожу не перевожу… Надо выкинуть все это в чулан.

– Не дам, не дам, это мне дедушка подарил! – Васютка сел на пол, обнял свои инструменты и горько заплакал.

Услыхав плач, из-за перегородки вышел дед.

– Вы чего малого обижаете, сороки? Он не просто играет, а рукомеслу учится. Это надо понимать.

Васютка, глотая крупные слезы, смотрел на деда, как на спасителя…

Дед был для него и учителем, и наставником, и другом. Только эта дружба оборвалась неожиданно и слишком рано.

На масленой в этот год стояли сильные морозы. Дед ездил в деревню навестить родных и дорогой сильно промерз. По приезде он тяжело занемог. Несколько дней пролежал на печи, кряхтя и стеная, потом велел истопить баню, находившуюся на задах двора, и пошел выпаривать хворь.

Из бани его принесли чуть живого.

По совету бабки положили на лавке и послали за фельдшером.

Когда явился маленький, горбатый старичок, фельдшер Анохин, дед несколько отдышался. – «Ну, слава богу, полегчало…»

Но когда фельдшер уходил, Васютка услышал слова: «Надо соборовать».

Он не знал, что значит «соборовать», но по тону, которым это было оказано фельдшером, по тишине, которая мгновенно воцарилась в доме, по скорбному выражению лиц матери и бабки понял: должно случиться страшное.

Выйдя на носках в другую комнату, он забрался в угол и там тихо заплакал…

Вечером пришел отец и с ним еще какой-то человек, говоривший грубым голосом. Через тонкую переборку, слушая разговор, Вася догадывался: там что-то собираются делать с дедом.

Незнакомый человек густым басом говорил что-то непонятное, скороговоркой. Потом Вася услышал более внятно: «Господи, помилуй…»

Затем голос матери: «Прости нас грешных!» – и чей-то плач, очевидно бабушки.

Васютка замер.

Вдруг он почувствовал, как кто-то коснулся его плеча, и услышал дрогнувший голос отца:

– Идем, Васютка… Идем, милый, с дедушкой надо проститься… Дедушка наш… помирает…

Васютка, войдя в горницу, увидел тучную фигуру отца Сергия, а за ним вытянувшегося на лавке деда.

– Подойди, внучек, не бойся, – услышал он знакомый, глуховатый голос. – Дай я тебя благословлю…

Вася подошел, поклонился.

– Расти… слушайся… учись… – говорил дед. – Ой как надо тебе учиться… Слышишь, Лексей… Вот тебе мой наказ, последнюю рубаху продай, а отдай по осени Васютку в училище…

– Скажи: прости, дедушка, – шептала мать.

– Дедушка, прости меня!..

– Бог простит, – сказал дед со слезами и с трудом выговаривая слова. – Учись… – И махнул рукой.

Васютку увели…

Дед умер через несколько дней. Его хоронили в воскресенье. Собралось множество народу. Гроб до самого кладбища несли родичи и мастеровые – дедовы ученики. Много он выучил на своем веку народу любимому оружейному мастерству и со всеми был добр и ласков, за это крепко любили его в Заречье.

На Васютку смерть деда произвела тяжелое впечатление. Несколько дней он метался в горячке, бредил, а в день похорон был привязан к кровати. Мать серьезно опасалась за его здоровье и по совету фельдшера прикладывала к русой головке холодные примочки.

Когда Васютка оправился от болезни, он все-таки долго не мог забыть о деде. Все ходил по дому и говорил плачущей бабке:

– Вот на этот гвоздь дедушка вешал шапку. А вот в эту конурку клал дратву и шило…

Мать, стараясь отвлечь его мысли от деда, переводила разговор на другое… Начинала с ним играть.

– А почему вы не взяли меня на могилку? – опрашивал он и всякий раз, как бабка шла на кладбище, просил взять его, словно надеялся увидеть там деда.

– Что ты, что ты, Васютка! – вмешивалась мать и уводила его в комнату.

Зато весной, когда просохла дорога, Вася часто ходил с бабкой на кладбище. Он помог ей убрать могилку и посадил на ней любимые дедушкины цветы – анютины глазки, за которыми ухаживал с большой заботой.

65
{"b":"116181","o":1}