- Не понимаю я?

- Поймешь! Это было еще при Птолемеях, - начал Индеец свой рассказ, - во времена Птолемея II Филадельфа. Греческие языческие священнослужители в Египте спорили с иудейскими жрецами одного бога. Спор не выходил и греки для порядка, ну и чтобы немного разобраться перевели библию. Прочитали и ужаснулись. Бог изгнал Адама и Еву из рая за то, что они ели яблоко с дерева познания. "Как это так, - говорили греки, - познание высшее благо, а демиург изгнал первых людей за это из рая". Демиург - то есть бог, творец, ремесленник - плохой. А змей - хороший, сделали они первый вывод. Офис - по-гречески змея. В общем, греческие жрецы все обдумали и переосмыслили, как следует. Так родилась новая религия - Офиты. Секта, понимающая писание наоборот.

- Вот так история, - сказал Калугин, не переставая изумляться неожиданно открывшемуся ответу. - Знаешь, я тоже согласен с греками. Может, понимание всего, о чем мы так много думаем и говорим и есть подарок большой и мудрой змеи.

- А все эти странные книги, как выражается твоя бабуля, что мы читаем? Бог хочет возвратить людей в мир знания. Открыть, возможно, и с нашей помощью, новый путь, исцелить общество. На этой мысли друзья и остановились.

Незаметно прошли последние дни последних в жизни Павла Калугина каникул. Они провели их, путешествуя по гостям, у веселого народа этих мест и всего мира панков. И скоро поезд унес Павла в края, более густо засеянные зернами бетонных жилищ и во времена более скучные. Это был пятый курс университета и тоскливое сближение с реальностью тех отношений между людьми, которые так претили Павлу. Но он не знал еще, что вместо того чтобы защищать Федерацию в чине лейтенанта или торчать в мазуте повседневной работы механика, на которого он так долго и терпеливо учился, его ждет совершенно другое завтра.

Павел почувствовал, что он больше не спит, а просто вспоминает то, что было таким далеким в пространстве и времени, и таким близким в душе. Он открыл глаза. Вопреки его ожиданию зажегшийся перед ним экран обзора показывал не утренний, свежий, солнечно светлый город больших шарообразных домов, а черный фон, на котором как звезды разума светились жилища тех, кто, покоряя космос, смог найти в себе силы измениться самому.

- Это мой мир, - подумал Павел. - Я был не прав считая, будто мой мир это только Земля. Нет, мой мир это вся вселенная. Все ее яркие и черные точки, все песчинки звезд, все то, что несет в себе свет познания и прогресса. И если мой старый дом устроен дурно, если люди страдают на Земле, то мой долг помочь им. Познание и прогресс вот чем я должен заняться в своей жизни. Именно это и есть путь к счастью. Он еще раз оглядел этот город разума, повисший как бескрайнее мерцание силы человеческого ума, и увидел, что город этот не спит. Тысячи больших точек излучали бледный голубоватый свет, мириады мелких, стремительных как кометы, точек проносились повсюду. Это был город жизни.

- Ну, раз тут никто не спит, значит и мне нечего разлеживаться, - решил он.

Продолжительность суток на Дюрране составляла около сорока земных часов и не стоит удивляться тому, что, проспав добрую четверть из них, Павел, открыв глаза и включив обзорный экран, увидел ночь. Вдоволь налюбовавшись красотами ночного Дюрана, Калугин решил возвестить о своем пробуждении. Как он и ожидал, Эвил Эви уже не спал.

- А ты проснулся? - поинтересовался Эвил, как только Павел связался с ним по сети. - Что ж, ладно. Мы летим к тебе. Встретимся в зоне посадки флаеров #8470;8. Сумеешь добраться?

- Да.

Через пять минут он был на месте.

- Знакомьтесь, это Павел Калугин, а это доктор Ноторимус Фанааки, - произнес Эвил, указывая одной рукой на нашего героя, а другой на высокого худощавого человека.

У доктора была короткая светлая борода, еще более короткие светлые волосы, ни одной морщины на лице, тонкий рот, прямой небольшой нос и смелый добрый взгляд перед которым, казалось, совершенно ничего нельзя было утаить. Они пожали друг другу руки.

- Как спалось на новом месте? - поинтересовался Ноторимус.

Павел попробовал ответить, но не нашел что сказать.

- Сны? - спросил доктор.

- Да.

- Много впечатлений это не всегда хорошо, - шутливо произнес Эвил. - Поэтому предлагаю провести сегодняшний день где-нибудь, ну скажем, где можно чувствовать себя совершенно расслабленно.

- Думаю Нех-ме-рокусский заповедник, как место где даже животных нет, вполне подойдет, - предложил доктор. - Там тихо, спокойно, там море. И если забраться повыше, то можно сойти за древних философов, укрывшихся от мира в поисках истинны.

Павел согласился и, взяв флаер, трое покинули институт. Полет оказался очень коротким, но Калугин успел немного полюбоваться ночным пространством города в атмосфере, его яркими повисшими и мелющимися вспышками, его красотой движения, его покоем, излучавшим торжество разума.

- Давайте отправимся туда, где начинается утро, - предложил Эвил. - Там красиво и можно видеть, как древняя природа пробуждается вместе с планетой.

Проскользнув сквозь тонкую пелену странного тумана, про которую Эвил заметил, что она является защитным полем заповедной зоны, они увидели под собой зеленое пространство растений, желтизну песчаного берега, всплески воды и коричневую высоту гор. Совершив посадку на широком плато, они вышли из флаера и стали всматриваться в фиолетово-черную мглу, где светились бело-голубые огоньки домов, и у самой земли начинал загораться золотисто-багровый рассвет. Выныривающий словно из земли свет увеличивался с каждой минутой, словно вырываясь из подземного царства туда, где спящая природа ждала дневного тепла.

Лучи восходящего солнца уже осветили повисшее в воздухе море шаров, превратив их в едва заметные подобия лун. Павлу на миг показалось, что он дома и видит тот же горизонт, что привык видеть все годы своей жизни. Но это была другая, далекая планета. Планете где, так же как и на Земле жили люди, где они трудились, любили и смеялись, где было тепло и было холодно, где он спал и где ходил теперь по песчаной почве. Все было схоже, но вместе с тем Павел знал как велико отличие. Он видел, что в этом мире, в отличие от его, не было горя, никто не страдал, люди радовались, жили свободно и наслаждались своим трудом как высшим благом.

- Я хочу, чтобы мой мир стал таким же, - думал он. - Хочу видеть радостные лица людей, видеть их повсюду и чувствовать, что во всем мире нет больше горя, и никто не страдает. Хочу знать, что никто не унижен из-за голода и страха, и что больше нет тех, кто может сделать больно другим. Хочу свободы для всех, а не только для себя.

- Я должен вас покинуть друзья, - неожиданно сказал Эвил, как только последний край яркой золотой звезды вынырнул из земли. - Наш визит на Дюрран, Павел, носит деловой характер и вместе с отдыхом мы должны трудиться. Меня ждут мои дела, а ты должен заняться своими. Человек, чтобы быть прекрасным, обязан много учиться. Твоим учителем на эти три недели станет доктор Ноторимус Фанааки. Вы с ним подружитесь, ты многое узнаешь от него и еще большему научишься.

Они простились и Эвил сел в прибывший за ним флаер.

- Пройдемся, - предложил доктор.

- Пожалуй, - согласился Павел.

Они прошли молча несколько сот метров и спустились к морю.

- Здесь нет никаких животных, нет даже насекомых. Это заповедник определенного этапа эволюции планеты. Больших трудов стоило много лет назад создать все это благополучие. Тут, за исключением моря, одни растения. Когда планета начала колонизироваться, такой была вся ее поверхность. Потом все смешалось и более сильное поглотило более слабое. Сто лет назад ученые решили, что в интересах науки нужно восстановить хотя бы часть территорий в их прежнем виде. Так появился этот заповедник.

- А мы ничем ему не угрожаем?

- Нет, то облако, сквозь которое мы прошли, зона защиты. Ни что вредное для этих вновь девственных мест не может сюда попасть.