Павел встал и зная, что пришел его момент, стал пробираться к трибуне. Его охотно пропускали, узнавая в рослом уверенном и сейчас суровом человеке командира Национальной гвардии. Новые лица в общественной жизни быстро, на волне широкой волны событий уже вытеснили старые образы «серьезных респектабельных политиков». Менялась не только страна - менялись сами ее вожди.

Понемногу шум стих.

- За что мы боремся и боролись? - начал свое выступление, разминая помятые плечи, Калугин. - Ради каких принципов, ради какого общества идет наша борьба? И кто наши враги? Попробую начать свой ответ с последнего вопроса, так как сейчас он больше всего волнует нас. Буржуазия, капиталистические собственники и эксплуататоры и есть наши враги. Чиновники: судейские и армейские, полицейские и милицейские - тоже наши враги. Почему? Потому, что, объединяясь вокруг своих партий, они стремятся и сейчас отобрать у нас плоды наших первых побед, прикрываясь при этом звучными "революционными" лозунгами. При этом они не останавливаются не перед какими подлостями и готовы договориться хоть с богом, хоть с дьяволом, лишь бы добиться своего.

Узнав Калугина и вникая в произносимые им слова зал одобрительно загудел. И снова голоса протеста и возмущения потонули в этом, подлинно народном звуке.

- Так чего мы хотим? - продолжал Павел. - Первый и основной наш принцип - общественная собственность. Второй копанет наших целей - коллективное управление и социалистическая демократия. Основа нашего общества - освобождение труда, окончательная цель которого воспитать нового человека, для которого труд, был бы не мукой принуждения и угнетения личности со стороны эксплуататорских классов, а стал бы потребностью человека. То есть перестал бы являться трудом в привычном смысле и превратился бы в деятельность. Но каким хотим мы видеть этот труд? Интеллектуальным, свободным, индивидуально и общественно полезным, таким, каким и должен быть труд настоящего человека. Мы стремимся к победе над необходимостью отдавать свое время и силы без интереса и удовлетворения. Все это неприемлемо для тех, кто привык присваивать и править, и это причина их предательства нашей революции. Да, вернее это и не предательство, так как они как были, так и остаются нашими врагами. Врагами готовыми ради сохранения главного - своего господствующего положения в обществе временно отдать нам что угодно, хоть свободу личности, хоть 25 часовую рабочую неделю, хоть коллективное самоуправление. Вот почему нам не нужны все эти жалкие подачки. Мы социальная революция и мы сами возьмем свое!

Райский и его министры, и даже надменная Юсада теперь были совершенно бледны. Патриарх, еще плотнее охватив свой жезл, дрожал. Не в силах молиться он в ужасе отстукивал зубами барабанную дробь революции.

- Поэтому от лица Центрального комитета национальной гвардии приказываю арестовать думское правительство и препроводить его в Лефортово, до рассмотрения вопроса Центральным Народным советом. Мы новый мир и мы победим! - закончил он свою речь под аплодисменты и под топот тяжелых ботинок национальных гвардейцев выводивших низложенный кабинет и впившегося в свой жезл патриарха.

Для революции начинался новый день. Просыпалась эра великих свершений.

Уже наступил поздний вечер, когда Павел и Ольга вышли из здания бывшей мэрии, где теперь в связи с освобождением старых зданий расположилась коммуна Москвы.

Было удивительно тепло. Радуясь свободной минуте, молодые люди направились бесцельно бродить по сырым, старым улицам так неистово меняющегося города. Первое, что бросалось в глаза - это исчезновение обезобразившей Москву за годы реставрации старого порядка рекламы. Но это был только один, маленький и не самый яркий признак перемен. Совершенно другими стали выражения лиц. Прохожие, раньше хмурые, даже злые, теперь все чаще улыбались. Хорошее настроение миллионов - было одной из главных побед.

- Разве мы стремимся примириться с нашими врагами? Нет, но кто они наши враги? Только ли это недавно свергнутый режим, или либерально-националистический кабинет Райского-Юсада, выступающий за сохранения капиталистического строя и идущий ради этого на любые лицемерные игры? Ведь он тоже борется против нас. Не все согласны с такой постановкой вопроса, мы столкнулись с серьезной либеральной оппозицией нашим действиям. Правда это не многочисленная фракция интеллигенции и настроения ее мы сможем вскоре преодолеть, но это в процессе, а пока они нам мешают, - горячо, но, понемногу успокаиваясь, рассказывала Калугину Ольга.

Такими были ее впечатления о работе объединенного съезда революционных общественных движений.

- Значит, у вас тоже сегодня хватило споров?

- Уж куда больше, - засмеялась она, одновременно перешагивая небольшую, но удивительно прозрачную лужу. - Но вряд ли стоит сравнивать то, что было на съезде общественных движений с твоим феноменальным арестом.

Павел улыбнулся.

Весна была настоящей и в силу еще не установившегося хозяйственного порядка в городе удивительно грязной. Впрочем, казалось, это никого не интересовало. Все были заняты более серьезными делами.

- Оля, а внешней угрозой ваши "правозащитники" не спекулировали?

- Еще как, особенно любовно они кидались фразами о войнах на Кавказе, что не прекращаются с 1994 года. Даже пугали нас террористами с гор. Но это уже просто смешно. Еще несколько лет назад наши хакеры опубликовали документы, в которых в очередной раз подтверждалось, что агенты ФБС и есть те самые «кавказские террористы».

Они повернули, уходя с широкой улицы в древний, узкий московский переулок. Тут было почти пусто, только редкий прохожий с беззаботным любопытством скользил мимо.

- Кстати, - Павел глубокомысленно перешагнул черное пятно неизвестного происхождения на асфальте, - что вы решили по поводу тюрьмы и колоний?

Ольга с разу оживилась. Эта проблема волновала ее уже многие годы. С любопытством посмотрев на Павла, как бы проверяя действительно ли ему это так интересно, она начала:

- О, это самое увлекательное! Тут мы поистине делаем революционный шаг. Во-первых, наша страна скоро откажется от раздельного содержания заключенных. Больше никакого сексуального насилия, над человеком. Мужчины и женщины теперь будут содержаться вместе. Во-вторых…

- Подожди, это как? В общих камерах? - с глубокомысленным выражением реакционера спросил он, пытаясь скрыть свою добрую насмешку под личиной консервативного возмущения. - Как же это!?

Она все прекрасно поняла и даже не подумала обидеться.

Они сделали новый поворот в бесчисленном лабиринте переулков старого города, и вышли к маячившему почти на горизонте парку. Легкий ветер ударил им в волосы, подхватывая и развивая длинные пряди. Павел теперь уже не был таким лохматым как в те дни, когда Михаил застал его в Лондоне, но все же у него были густые десятисантиметровые волосы.

- Паша, - Ольга ласково ткнула его локтем в бок и засмеялась, добродушно мстя ему за весь его фальшивый консерватизм, - кончай придуриваться. Договорились?

Он закивал головой. И вдруг взрываясь от хохота, все тем же ненастоящим голосом возмущенного от недостатка ума мещанина выпалил:

- Настоящая малина для уголовников!

Оно, лукаво сузив глаза, посмотрела на него и, сдерживая новый порыв смеха, словно хулиганистого мальчишку схватила его за ухо. Он иронично заохал. И тогда чья-то нежная ладонь коснулась его лица, робко пробежав по щеке и вызывая прилив неясных удивительных чувств. Павел вздрогнул от наслаждения.

Он потянулся к ней. Но, хитро улыбаясь, Ольга отскочила в сторону и, играя своими красивыми глазами, сказала:

- Сперва дослушай насмешник.

- Хорошо, - уже серьезно, но все равно как-то ласково, - ответил Павел. - Продолжай, я внимательно слушаю.

Они снова пошли рядом и слабые обрезанные лучи кем-то изуродованной луны падали на них вперемешку с тусклым блеском стеклянных окон.