— Кажется, мне до ее замужества придется ходить с вами по магазинам и выбирать для нее тряпки… — вздохнул Серапионов, поднялся, кинул на Снежану убийственный взгляд и, подойдя к дочери, положил ей руки на плечи. — Пойдем, детка, проветрим твой гардероб…

Когда они удалились переодеваться, Снежана бессильно уронила голову на подлокотник и разрыдалась.

Пока Оксана переодевала платье, Андрей посмотрел ее рисунки. Принцессы, феи, золушки… Стандарт. Он слегка дернул уголками рта. Сойдет. На большее никто и не рассчитывал. Игры «в доктора» в детском саду, плавно переходящие в обжимания в пустой классной комнате и ранний брак «по залету». Если он вообще состоится, этот брак. Нет, Оксанку надо отсюда забирать, иначе она со стопроцентной вероятностью повторит судьбу своей мамаши…

— Па, смотри!

Андрей оглянулся и кивнул. Ну вот, уже гораздо лучше. Хотя походить с нею по магазинам не помешает. Потом как-нибудь…

— Садись, Оксана, — он усадил дочь перед зеркалом, распутал заколки, расчесал ее густые длинные волосы, собрал их в «хвост» на затылке, а затем просто закрутил этот «хвост» в клубочек и заколол шпильками.

Стирать мамину помаду пришлось салфетками, причем довольно долго.

Ребенок преобразился. Андрей снова вздохнул, похлопал ее по плечу и со словами:

— Пойдем, не то опоздаем, — направился в прихожую.

Оксана кокетливо прищурилась в отражение, похлопала себя по щекам, а потом вприпрыжку помчалась за отцом.

Выйдя из подъезда, она умышленно замедлила шаг, чтобы в степенной неторопливости насладиться «завидками» гуляющих сверстников. Андрей с ироничной усмешкой держал открытой для нее заднюю дверцу своего джипа. Оксана демонстративно подала ему руку и, со всей доступной ее неуклюжему телу грацией, вскарабкалась в машину.

Зал Консерватории был полон.

— Пап, а что такое «Рок-опера»? — спросила Оксана, стараясь перекричать всех.

— Садись, — Андрей притянул ее за руку и усадил в кресло. — Это наш театр, Санкт-Петербургский. Название театра, понимаешь? Спектакли играют, где говорят и поют: рок-оперы, мюзиклы…

Боже мой! Девице семь лет! Андрей не переставал удивляться. Хорошо хоть читать умеет, и то заслуга молодчины-гувернантки…

— А мне скучно, когда поют.

— Тебе понравится. Тут красиво поют, — посулил Серапионов.

Оксана недоверчиво покривилась и во время спектакля извертелась так, что Андрей дал себе зарок: впредь покупать ей кассеты и диски с тупыми американскими мультиками — пока не поумнеет. Пусть смотрит всю эту белиберду дома и не ставит его в нелепое положение перед людьми…

А когда актеры исполняли самую известную сагу спектакля, ему пришлось даже шикнуть на дочь. После чего с трудом удалось настроиться на нужную волну. Он рассчитывал отвести здесь душу, а получилось то, что получилось… Хочешь испортить себе впечатление от чего-либо — возьми с собой ребенка.

И вдруг Серапионову вспомнились те строфы стихотворения Андрея Вознесенского, которые традиционно пропускаются в «Юноне» и «Авось». И холодок побежал по его спине от какой-то смутной, неоформившейся догадки:

Со сцены же звучало другое — последнее, повторяемое не один раз — четверостишие:

Разочарованный, недовольный, привезя Оксану к матери, Андрей даже не стал (к Снежаниному удовольствию) больше придираться к мелочам.

— Когда ты в следующий раз приедешь, Андрей? — спросила осмелевшая женщина.

Серапионов не удостоил ее ответа и поехал к себе в офис. Было уже поздно, в здании не было никого, кроме расшаркавшейся перед ним охраны. Самое время спокойно поработать. Не ехать же домой дрыхнуть, в конце концов. В таком настроении Андрей приезжать домой не любил.

— У вас, Андрей Константиныч, в кабинете весь вечер телефон разрывается, — услужливо сообщил один из охранников. — Все давно ушли, а там трезвонит и трезвонит…

Серапионов поморщился и ушел к себе.

И, словно только того и дожидался, аппарат действительно грянул громкой, еще более громкой из-за тишины в здании, трелью. Ч-черт бы вас всех побрал…

— Да, слушаю, — Андрей со всего размаха упал в кресло и слегка отъехал в нем к стене.

— Андрей Константинович, поговорить надо, — произнес негромкий мужской и, что самое главное, абсолютно незнакомый голос. — Это очень важно.

Серапионов потер переносицу:

— Слушаю вас. С кем имею честь?..

— В Ростове-на-Дону очень плохая погода, — серьезно сказали на том конце провода.

Андрей напрягся, но все же решил проверить кое-какие соображения:

— Так что ж, мне выслать туда партию зонтов?

— Андрей, дело серьезное. Требуется ваша помощь.

— Кому?

— Тем, чьи имена вы не хотели слышать больше никогда…

И ровные короткие гудки в абсолютной пустоте. Андрей отключил трубку, подъехал к столу и медленно, как под водой, прихватил себя за волосы у виска.

Этого не может быть. Эту его фразу слышали только двое — и ни единой душой больше. Что происходит? Говорил явно не Николай. Но, быть может, говорили по его просьбе? Исключено. Гроссман вряд ли узнал бы этот номер. А даже если бы и узнал, то ни за что не стал бы звонить. Сдох бы, но не стал. От гордости своей. От гордыни… Ренатка-солнце? Та вообще не в себе, что бы она сказала? И кому? И как, кто, почему на них вышли? Случайность? Да в Ростове жителей — больше миллиона. Случайность… Кто-то из «крыши» Голубевой опознал? Нет, Андрей специально проверял: среди них — ни одного посвященного. Потому и решился вступить в контакт с Маргаритой. Иначе эти недотепы вообще с голода подохли бы там… Придется разбираться.

Серапионов поймал себя на том, что, раздумывая, напевает себе под нос мотив саги из спектакля.

— Да уж, черт возьми! — сказал он, вставая и подхватывая со стола ключи. — Вас-то забудешь…

Влад повесил трубку на рычаги и вышел из переговорного пункта. Осталось предпринять последний ход, потом — дождаться приезда Андрея, передать подопечных «из рук в руки» — и в Бахчисарай.

Родители Хусейна жили в большом частном доме в Советском районе. Влад подошел к высоким, выкрашенным зеленой краской металлическим воротам и позвонил. Во дворе гавкнула, но, принюхавшись, тут же смолкла большая собака.

Отец Хусейна, полный высокий чеченец, шаркая тапочками по дорожке, подошел к воротам.

— Кто?

— Я к Хусейну.

— А-а-а… Жди, позову.

Калитку он так и не открыл. Усманов-младший встретил Влада быстро, тут же пригласил в дом.

— Влад, друг мой, — объяснил он родителям.

Ромальцев и отец Хусейна обменялись рукопожатиями, Влад слегка поклонился неулыбчивой матери.

Во всех комнатах, которые миновали молодые люди, висело много ковров, столы и полки были заставлены серебряными и мельхиоровыми статуэтками, какие делают в Сирии и Иране. В зале на ковре красовалось два кинжала в ножнах. Здесь царила особая атмосфера и витал запах пряностей.