Цветущее, поющее, беззаботное лето не радовало. И как гора с плеч свалилась, когда наконец подвернулась возможность и накопилось достаточно средств, чтобы снять квартиру сроком на год. Да и Марго, кажется, вздохнула посвободнее. Они скребли, чистили и ремонтировали новое жилище, периодически пытаясь отогнать Ренату. Но та не подчинялась и, упрямо закусив губу, работала почти наравне с подругой. Николай удивлялся: откуда у нее берутся силы? Стереотипное, в его представлениях, поведение женщины на сносях — охи, ахи, жалобы и другие причуды; к тому же, если принять во внимание все, что пережила Рената, было странно, как это она так носится и скачет, лишь изредка, волей-неволей, вспоминая о малыше. Сейчас она очень сильно походила на ту Ренату, которая командовала им в новороссийской гостинице. Тогда, проводя чуть ли не хирургическую операцию (Ник назвал бы это скорее истязанием раненого Саши), жена была такой же. Взвинченной, сосредоточенной, властной, энергичной. Но в то время она еще умела говорить…

Выходные решено было посвятить «штурму» спальни — последний рывок. Марго приехала мрачная, что-то явно грызло ее сердце.

— Ты такая, потому шо тебе больно за переезд нашей дружной компании, или просто делаешь волну? — попытался развеселить ее Гроссман: Ритка любила, когда он говорил одесскими прибаутками.

— Нормально. Все нормально, — ответила она и ушла переодеваться.

Николай вопросительно посмотрел на жену, однако Рената пожала плечами. В последнее время это было ее излюбленным способом проявления эмоций. Да и сама Рената сегодня с утра выглядела не лучшим образом. Скрывают что-то дамы, скрывают. Николай чувствовал это.

— Ну что, приступим! — Марго появилась в комнате, смешная, в рабочей одежде, с ведром. Она бодрилась: — Тут дел-то — всего ничего: начать и кончить!

— У каждого Додика — своя методика! — подхватил Гроссман и подмигнул Ренате.

Да уж, у жены была своя методика: чтобы намазать клеем отрезанную полосу обоев, ей приходилось ползать на коленках вдоль раскрученного рулона. Не ремонт — комедия…

Лишь часа два спустя Николай понял, что с нею все-таки творится что-то неладное. Марго забыла об их существовании и давно уже красила что-то в ванной. А Рената все чаще присаживалась прямо на пол, съеживалась и прикрывала глаза. Раз, другой Гроссман еще пропустил, но в конце концов подозрение все же закралось в голову.

— Маргош, — он заглянул в ванную, где одуряюще пахло краской. — Ты в этом больше меня понимаешь. Иди, посмотри, что там с ней?..

Маргарита метнула в него испуганный взгляд, сорвала перчатки и бросилась в комнату. Николай вышел на площадку покурить. Ренатка, Ренатка, тридцать три несчастья... Если ты еще и рожать сегодня надумала, то ремонт растянется до следующих выходных. Ну почему же у тебя всегда все так невовремя, ладушка моя?

Полминуты спустя на площадку выбежала Марго и позвонила к соседям:

— У вас телефон есть? Нужно срочно сделать звонок!

Николай не стал задавать лишних вопросов. Отшвырнув сигарету, он заскочил в квартиру.

Рената маялась молча, сновала по квартире, изредка, в разгар боли, облокачиваясь на подоконник. Кто его знает — можно так или нельзя? А если по-другому, то ее даже уложить некуда. Но Ритка не дала ему опомниться:

— Быстро идите в мою машину!

Николай не сразу понял, зачем Марго везет их так далеко: они миновали уже два района, и он сомневался, что ни в одном из них не было подходящей больницы.

— Маргош, мы куда?

— Куда положено, — огрызнулась Голубева. — Не выношу, когда мне указывают, как и что нужно делать!..

Гроссман подивился внезапной вспышке раздражения и примолк. Марго вела себя более чем странно.

Рената терпела и старалась не подавать вида, но при каждом новом приступе впивалась пальцами в сидение кресла и сдерживала рвущийся стон. Николай машинально подал ей руку: может, так будет полегче справляться с болью? Он с трудом представлял себе ее состояние, но понимал, что прежняя неженка-Рената уже кричала бы и заливалась слезами. И почему снова не дала понять, что с нею что-то происходит? Ведь еще утром чувствовала… С нею с ума сойдешь и никакой доктор не поможет…

В больнице Марго обо всем договаривалась сама. И очень рассердилась, когда Ник попытался подать дежурной медсестре паспорт Ренаты. Ритка буквально выхватила его из рук Гроссмана и прошипела:

— Не надо этого!

Николай не переставал удивляться: вокруг Ренаты поднялась нешуточная суета, словно она была не рядовой пациенткой, а большой знаменитостью. По обрывкам фраз он понял, что ей даже выделят какую-то особенную палату.

— Что происходит, Маргош? — спросил он, провожая подругу жены к машине.

— Не спрашивай ты меня ни о чем! — буркнула та. — Поедешь или останешься?

— Останусь, конечно.

— Садись, поехали. Нечего тебе тут делать.

— У нас даже телефона нет…

— Садись, говорю!

Николай подчинился, хоть и недоумевал.

— Рита, объясни, в чем дело?

— Нет, это ты мне объясни! Я, как дура, участвую в этих ваших играх… Не знаю и ничего знать не хочу! Все, умолкни и ни о чем не спрашивай! — она отпустила на мгновение руль и прикрыла уши. — Я устала! Почему я?

Гроссман начал догадываться:

— Тебе звонил тот тип? Да? Марго?

— Да, да! Кто это такой, на кой черт ему вставило покровительствовать вам?

Николай усмехнулся. Все прояснилось:

— Да есть тут один… Он за ней умирает…

— Я уже поняла.

— Но вопрос в другом: ты-то почему его слушаешься? Оно тебе надо?

— Ник, у тебя когда-нибудь было собственное дело? Нет? Ну, когда будет — обращайся, я расскажу тебе много интересных подробностей о содержании и уходе за частным предприятием.

Он подумал, сопоставил и начал смеяться. Марго покосилась на него, как на идиота.

— Ой-вей! — Николай хлопнул себя по коленям и согнулся от хохота. — Ритка, так твое ЧП — под «саламандрами»?

— Да откуда я знаю? Я что, удостоверения личности у них спрашивала? Но этот, который за Ренкой «умирает», точно над ними. В чем-чем, а в этом я уверена.

— Маргош, ты знаешь, как надежно спрятать какой-нибудь предмет?

— Ты о чем это?! — насторожилась она, решив, что сейчас и Гроссман станет подбивать ее на какую-нибудь авантюру.

— Чтобы спрятать что-нибудь понадежней, лучше выложить это «что-нибудь» под самым носом у тех, кто его ищет. Ой-вей! А он хоть и отморозок, но гений!

После какого-то укола измученная Рената забылась сном. Проинструктированные самим Степан Степанычем, главврачом, врачи хлопотали возле нее неотлучно. Давно наступила ночь, а младенец все не торопился появиться на свет. Силы роженицы иссякли, и тогда ей поставили инъекцию, чтобы она смогла отдохнуть.

Промокнув мокрый лоб спящей Ренаты марлевым тампоном, одна из акушерок шепнула другой:

— А кто это такая?

— Не знаю, но Степан Степаныч, сама слышала, построил всех. «Шишка» какая-то, наверное…

— Наверно. И молчит, как в рот воды набрала. Никогда таких не видела. Рыжая — намаемся мы с нею.

— Да. У рыжих это тяжко… Не дай бог, тьфу-тьфу! И чего ее к нам-то?..

— И не говори! Ужас какой-то!

И тут их перешептывание прервал неожиданно громкий голос:

— Ну и что тут у нас? — и в палату стремительно вошел мужчина в накинутом на плечи белом халате.

Весь медперсонал вытянулся в струнку. Чтобы сам главврач, да еще и посреди ночи?..

Степан Степаныч был молод: чуть за тридцать. Но подчиненным внушал почти священный трепет. Это был эскулап от бога.

Главная акушерка тут же принялась объяснять ему подробности. Слушая отчет краем уха, главврач быстро осмотрел Ренату.

— Так. Капельницу, быстро. Я у себя.

И столь же стремительно, как и появился, он ушел.