Костлявое лицо Котова в полутьме казалось черепом. Черепом в оскале смерти. Телохранители знать не знали, отчего усмехается шеф, но замечали, что спектакль он не смотрит, а все косится в ложу напротив. К Константину Серапионову. Задумал что-то старик, не иначе.

— Константин Геннадьевич! — воскликнул Евгений Борисович, увидев Серапионова после спектакля в фойе. — Здравствовать вам и здравствовать! Вот уж не чаял на одном спектакле встретиться! И как вам «Евгений Онегин», батенька?

— Вам тоже не болеть, Евгений Борисович, голубчик. Хороший спектакль получился, на уровне, — в том же духе откликнулся конкурент, пожимая руку Котова и глядя ему в глаза своими серыми «жалами».

«Неужто Андрей Кощею продался, не побрезговал?! Все может быть… Уж больно довольная рожа у Котова…»

— А что бы нам на мировую с вами не пойти, Константин Геннадьевич? Может, хватит уже делить да перекраивать? Объединим силы, так сказать. Сплотимся… Как вы на это смотрите? — прямо в лоб заявил Евгений Борисович. И вид у него при этом был совершенно серьезным.

— Так это вы все перекраиваете, господин Котов. Мы-то давно при деле, на чужие горизонты не засматриваемся… — Серапионов сунул руки в рукава поданного телохранителем пальто и насмешливо прищурился.

— Да уж наслышан я о ваших неприятностях, господин Серапионов. И понял: делить-то нам нечего. А пред лицом опасности нам, наоборот, объединиться бы следовало. Что за междоусобица на пороге XXI века? Дикость, средневековье… Феодализмом попахивает…

— Говоря по совести, Евгений Борисович, и мне распри надоели. Вы встретиться, никак, хотите?

— Вы мысли мои читаете, Константин Геннадьевич! Почему бы на нейтральной территории не поискать нам общий язык? А давайте в «Доме актера» завтра и побеседуем? В это же время…

— А что? Достойное место. Раз уж вы настаиваете — я не против!

— Чудненько! Я даже не ожидал! Ну вот и войне конец, видимо. Как вы считаете? Завтра начнется новая эра?

— Э-э-э… Ну, я бы так кардинально не загадывал, господин Котов. Но посмотрим, что у вас имеется в распоряжении, а также заинтересует ли это меня… До завтра, Евгений Борисович.

— Буду ждать с нетерпением, Константин Геннадьевич. В 21.00 в «Доме актера». Tete-a-tete, только охрана.

Серапионов кивнул. Он и не собирался вмешивать в свои дела Рушинского.

«Последователи всегда во сто крат более жестоки и свирепы, нежели их духовные учителя! Как бы ни была возвышенна идея, ученики сумеют опустить ее на дно».

Константин Геннадьевич вздрогнул: теперь он слышит голоса. Дожил…

Влад посмотрел на брата, на его жену, на Зинаиду Петровну. Денис, Светка и мать чувствовали, что он приготовил им какой-то сюрприз.

Чувствуя их нетерпение, Ромальцев улыбнулся:

— Дениска, вот вам свадебное путешествие, — он показал три билета: «Круиз. Италия — Тунис — Египет — Мексика — остров Пасхи — Индия». Яркие картинки, привлекающие глаз. — Как обещал. Надеюсь, останетесь довольны… Ма, ну и тебе с ними придется поехать. Кто-то же должен приглядывать за тем, чтобы Дениска не разнес на радостях пирамиды…

— Ух ты! — Денис был в восторге. — Светка, смотри!

— У меня загранпаспорта нет… — смутилась та.

— У тебя еще почти месяц в запасе, — ответил Влад. — Займись оформлением!

— Владичка, а ты?! — вмешалась мать.

— А у меня работа, ма. Никак. В другой раз.

— Без тебя — не поеду! — заупрямилась она. — Ты посмотри, на кого стал похож!

— А это — не обсуждается. Через месяц вас не должно быть в России.

— Ты прямо как будто спровадить нас отсюда хочешь! — пошутил Денис. — Спасиб, Владька! Удружил!

Братья обнялись. Младший не мог поверить удаче. На кругосветное путешествие он сам заработал бы еще очень нескоро. А так хотелось посмотреть мир! Да и Светка древностями увлекается. Правда, хоть и пошутил Денис, но ощущение, что Влад нарочно отсылает их всех подальше из России, у него действительно было. Что настораживало... Уж не вляпался ли во что-то нехорошее скрытный братец? Окружение у него то еще… Но мать зря укоряет его: Владька нынче в тысячу раз лучше выглядит, чем тогда, у Дениса и Светы на свадьбе. Это она по привычке цепляется, все от любимого сыночка оторваться не может.

Оставшись вдвоем с братом, молодой человек все-таки попытался выведать у старшего брата причины такой расточительной заботы о близких.

— Да люблю я вас просто! — чуть расширив от удивления глаза, сказал Влад как о само собой разумеющемся факте.

— А… Ну, ладно тогда. Веселый ты, Владька, стал. Что, неужели цель у тебя в жизни появилась наконец?

Влад уселся на подоконник, приоткрыл фрамугу, глубоко затянулся сигаретой и засмеялся:

— Денис, вот веришь — нет: ты первый, кто правильно это понял. Все у вас будет хорошо. А о том, как там сейчас в Египте, Мексике и Индии, ты мне по приезде расскажешь… Я туда, видно, еще нескоро выберусь.

Одного сегодняшнего взгляда Кости вполне хватило Рушинскому, чтобы понять: пора уносить отсюда ноги. Ко всем чертям. Плевать, что там уготовил ему Серапионов, даже думать об этом не хочется. Виктор Николаевич решил: в такие игры он не игрок. Косте нечего терять, он идет ва-банк, он рвет все. Вот-вот доберутся и до него, но прежде он поставил себе целью уничтожить всех, кто мог бы спастись. Так сказать, отомстить априори.

Рушинский подумал об Андрее. А ведь обезумевший старик может и на сыне своем отыграться. Вполне вероятно. Тут не надо быть семи пядей во лбу: мальчишка один раз подвел, значит, способен на все — именно так, скорее всего, рассуждает подозрительный Серапионов-старший. И плевать на родство. Тут уже никаких условностей.

В такой опасной ситуации у людей два пути: либо быть крысой, бегущей с корабля, и думать только о собственной шкуре, либо быть той же бегущей с корабля крысой, но еще сохранившей крохи порядочности. И Рушинский предпочел бы отнести себя ко второй категории. Андрюшка, особенно после той встречи Нового года, стал ему еще более симпатичен. Душа Виктора Николаевича и прежде побаливала за парня, а теперь, после того, как тот «приоткрылся» на празднике перед ним и перед его родными (Олька до сих пор тайком вздыхает по Серапионову-младшему), пожилому бизнесмену и подавно было тяжко представить, что может сделать агонизирующий зверь, если ему взбредет в голову в чем-то заподозрить Андрея. В его распоряжении еще немало рычагов. Рушинский-то сбежит, вовремя сбежит, ибо все на его глазах происходит. А парень — далеко. Не знает, что здесь творится. Не ожидает удара в спину, да еще и от родного отца: не так его сердце и душа устроены. И каким бы он ни был умным и осторожным, а не пуля-дура, так штык-молодец. И даже хоронить будет некому…

Собираясь к отъезду, Рушинский поглядывал на телефон. Нет. Звонить нужно уже из-за границы, находясь в безопасности. Вполне вероятно, что Костя станет искать его и там, но шансов найти у него будет уже гораздо меньше. А Виктору Николаевичу, чтоб облегчить душу, что нужно? Да малость! Набрать питерский номер и объяснить ситуацию. Андрей — умница, сам разберется, что делать. Ни для кого не секрет: владеющий информацией, владеет миром. Он, Рушинский, сделает то, что зависит от него. Даже если и ошибается насчет замыслов бывшего друга, то «уж лучше перебдеть, чем недобдеть», как шутят в народе. Им всем уже терять нечего. Может, Андрей и обидится на него за осквернение имени отца, но пусть лучше обидится, чем погибнет.

Виктор Николаевич подошел к зеркалу и, подмигнув, спросил сам у себя:

— Ну что, доигрался, эмигрант В.Н.Рушинский? То-то же! Впредь — наука будет…

Котов уже сидел в полутемном зале, ожидая приезда Серапионова. Сегодня решится все! Все! Затяжная, многолетняя вражда закончится здесь, в этом ресторанчике. Разве это не повод, чтобы отметить?