К моему немалому удивлению, результата я не добилась, сколько ни старалась.

— Спроси его, — обратилась я к Галке, — может быть, я что-то не так делаю?

— Все так, — улыбнулась она. — Просто здесь много людей, он стесняется. Если хочешь, приди к нему в покои. Один на один он будет гораздо покладистее, а пока оставь его.

Я приветливо улыбнулась Юриусу и встала с колен.

— Переведи ему, — сказала я Галке, — что я непременно навещу его позже, когда он останется один, — после чего разрешила рабыням закончить омовение гостя.

Наконец мы собрались в трапезной. Гостей, естественно, усадили особо, так, чтобы все они были в центре внимания. И тут Галка сообщила нам новость, которую мы услышать не ожидали. Она сказала;

— В стране моих друзей есть одна пословица, которая звучит приблизительно так: «Наш пострел везде поспел». Я хочу сказать, что наместник, вопреки нашим надеждам, не только не был съеден аборигенами, но сам, пробравшись в наше отсутствие к коттеджам, отведал амброзии. Таким образом, он и по сию пору жив и находится в добром здравии. Однажды, встретив меня, он добился, чтобы я оказалась на каторге. Мне, правда, вскоре удалось скрыться оттуда, но воспоминания остались не самые приятные.

Мы посплетничали немного о наместнике, потом Юриус выразил желание поговорить с Озерсом как изобретатель с изобретателем. Однако все мы дружно запротестовали (кроме, разумеется, Озерса), тогда встал Михайлус и, подняв кубок с вином, сказал, — а Галка переводила, — что он бесконечно рад тому, что удостоился чести участвовать в пиршестве на Олимпе, в присутствии бессмертных и таких знаменитых богов, как мы, в честь которые даже названо несколько планет солнечной системы, и особенно в присутствии самого бога войны Марса, имя которого дошло сквозь тысячелетия без искажений, и если могучий бог не сочтет для себя унизительным дать пару уроков рукопашного боя простому смертному, то он готов поучиться. На что Марс с достоинством ответил, мол, легко прослыть грозным и непобедимым бойцом, находясь на нецивилизованной планете, и сам Марс глубоко сомневается, что спустя полтора десятка тысячелетий наука единоборств осталась на прежнем уровне, так что он, Марс, хотя ему и приятно слышать комплимент, несколько сомневается, не преувеличивает ли дорогой гость его мастерство и не придется ли ему — богу войны — самому поучиться у нового друга.

Мы зааплодировали и выпили за боевое мастерство вообще. Затем Вулканс распорядился насчет музыкантов и танцовщиц, сказав, что для гостей экзотика должна оставаться экзотикой, раз уж они попали в Атлантиду. Одним словом, мы старались как могли, и, по-моему, наше гостеприимство не оставило новых знакомых равнодушными. Разговор между тем постоянно скатывался на насущные проблемы, и Галке иной раз стоило некоторых усилий пресечь эти отклонения. Мне было интересно, как она заново знакомилась с нашими подругами: Ио, Вестой и Грай. Это, однако, девушек насторожило, они стали интересоваться, почему Галка забыла их имена, — неужели им грозит смерть? Галка оправдывалась, но как-то не очень уверенно, пока наконец всем не надоели ее увертки. В запальчивости я выкрикнула:

— Ну, неужели же ты не знаешь, что грозит Атлантиде?

— Знаю, — согласилась она. — Просто не хотелось портить вечер.

— Какой вечер? — возмутилась Ио. — Солнце уже давно взошло!

И все мы потребовали просветить нас в отношении будущего. Галка грустно обвела собравшихся глазами и скрепя сердце согласилась.

— Я помню, перед катастрофой мне приснился отец, — сказала она. — Было? — Ее взгляд уперся в меня.

— Было, — подтвердила я.

— Помнишь, что он тебе сказал? Он предложил альтернативу: бегство, об исходе которого он ничего не сказал, или мгновенная смерть здесь. Смерть без агонии, без мучений. Я тогда выбрала бегство. Я просто не предполагала, что меня ждет. Никто на Земле из современных нашим гостям аборигенов не может представить себе Потоп, иначе они давно прекратили бы разработку ядерного оружия. Я тоже не могла представить. Не могла, хотя предшественница убеждала меня выбрать легкую смерть. Боже мой! Как я ее теперь понимаю! Три месяца Жемчужина не видела Солнца. Сумерки, и все. В результате сумерек наступил не холод, а нечто вроде парникового эффекта. Лед в полярных районах начал таять, уровень морей и океанов поднимался с непостижимой быстротой, а кроме того, сама планета изменила угол наклона оси вращения. Вы не представляете, раз пять мы чуть не налетели на айсберги, и это здесь, почти в экваториальной зоне. Много раз на горизонте мы видели землю, но вода прибывала так быстро, что земля скрывалась раньше, чем мы успевали подплыть к ней. Карты вообще перестали что-нибудь значить. Два раза нас атаковали Посей-Доны, которых катаклизм вынес из глубин на поверхность. Во время одной из атак погибли вы, девушки: Ио, Веста и Грай — одно из щупалец отыскало вас в каюте. Мы же отбились буквально чудом. Меня несколько раз едва не смыло волной. До сих пор страшно вспоминать наше путешествие, особенно в первый день катастрофы.

Ужасный рев сверхболида, который пронесся прямо над нашим кораблем, оставляя за собой светящийся след… Хотя мы уже неделю были в пути и успели отдалиться от Атлантиды на приличное расстояние, морская волна высотой, наверное, с полкилометра догнала нас через несколько часов. Нет, это словами не рассказать, любые слова будут лишь жалким отражением действительности… И потом, когда наступило первое затишье, в сумерках… Вода, кругом одна вода, с плавающими на поверхности… Боже мой! Да что только на поверхности не плавало! Было такое впечатление, словно кроме нас на планете не осталось ничего живого. Никого, одни мы.

Наконец мы увидели землю: это были Кавказские горы. Ну, не сами горы. Мы были рады любой суше. Аргус мудро повелел оставлять судно на рейде, сами же мы ночевали и охотились на суше, меняя днем место будущей охоты и ночевки. Мало-помалу уровень воды стал понижаться. И хотя вулканическая деятельность повсеместно продолжалась, атмосфера становилась все более прозрачной. Карты и впрямь можно было выбросить: все изменилось. Иногда нам попадались дикие племена людей, но мы с людьми решили больше не связываться. Возможно, мы и вправду толкали аборигенов не по тому пути развития. Во всяком случае, было принято твердое решение не вмешиваться более ни в какие местные дела. И, кстати, так оно и было все последующие почти пятнадцать тысячелетий, ну а когда пошли слухи об Иисусе Христе, когда стало утверждаться христианство, я с облегчением поняла, что ждать осталось около двух тысячелетий. Да мы, собственно, и не удалялись более от средиземноморского региона.

Однако семена, посеянные нами, неожиданно стали давать бурные всходы. Начиная с семнадцатого века после Рождества Христова наука ни с того ни с сего вдруг рванула вперед семимильными шагами. Думаю, прогрессу способствовала прямо-таки неуемная воинственность аборигенов. Особенно ужасные и жестокие войны были в XX веке. И тогда же произошел буквально всплеск развития науки и техники. Причем сценарий мало чем отличался от олльского. Наконец страх поголовного самоуничтожения вроде бы начал отрезвлять любителей жестоких забав. Однако эта угроза еще не снята. Если они и здесь затеют атомное безумство, это будет гораздо страшнее гибели Атлантиды. Вот так, друзья мои. Мы относительно бессмертны, но хорошо ли это? Я, например, чувствую усталость от жизни. Ее опыт, помноженный на бессмертие, кажется, уже убил во мне чувства…

— Умненькая какая! — крикнула я Галке. — А я жить хочу! И вот они, — я указала на девушек, — они тоже жить хотят. Может быть, кому-то из присутствующих и надоело жить, но не мне! Кто хочет смерти? — обвела я глазами рыжих богов. — Вижу, жизнь пока не надоела никому! Боже! Неужели через несколько столетий я превращусь в такую же стерву?! И сама буду предлагать ужасную смерть молодым, полным сил и здоровья, жаждущим любви людям?

— Но ты еще действительно молода, Мрай, — начала Галка. — Ты просто не представляешь, что тебя ждет впереди!