И вдруг я понял, почему говорят: «Тело покойного». Это был не Куб! Куба не было, была его оболочка, футляр, а самого Ивана Ивановича не было. Он ушел, покинул оболочку, ушел навсегда, а футляр оставил нам. Пустой футляр — тело покойного… Вот оно лежит передо мной в обитом кумачом сосновом гробу, а Куба — веселого, умного, жизнерадостного, доброго Куба — тут нет.

До самого конца, до того мгновения, как я бросил горсть влажной холодной глины на крышку гроба, в голове моей крутились только эти два слова — «тело покойного».

Лопатами зарыли могилу, поставили обтянутую кумачом тумбу с номером, подровняли холмик… Все. Теперь все. Я наконец сердцем понял то, что умом понимал давно: больше Куба нет, все, его больше нет. Я выбрался из толпы и, спрятавшись за чей-то памятник, заплакал. Никогда не думал, что во мне столько воды. Впрочем, мне и не приходила в голову мысль сдержать слезы, они лились, но легче не становилось. Даже когда я почувствовал, как чья-то рука гладит меня по волосам, я не остановился, а как-то отстраненно подумал, что это, наверное, Лариса Григорьевна. Однако я ошибся: это была Галка.

— Галка, — сказал я сквозь рыдания. — Ты знаешь, я очень тебя люблю. Я не хочу потерять тебя, как Куба, я этого не переживу.

— Я знаю, что ты любишь меня, — ответила она. — И, к сожалению, как Ивана Ивановича, тебе не грозит меня потерять. Пора, Юра. Сейчас автобусы уедут.

— Пускай, — мотнул я головой. — Я не хочу видеть людей. Галка! Куб мне что-то оставил в наследство. Приходи ко мне вечером, разберемся вместе, а?

— Хорошо, Юра, я приду.

После этих слов слезы мои иссякли.

— Поехали.

У подножки автобуса я оглянулся: свежее захоронение выглядело празднично красивым. Я вздохнул и прошептал:

— Прощайте, Иван Иванович.

Черт побери! — воскликнул Кроум. — Быстро наместник соображает. Что же нам делать? Озерса необходимо выручать, а как?

— Усыпить бы их, — мечтательно сказал Сетроум.

— Вы можете настроиться снова на госпиталь?

— Да. Пожалуйста. — И Сетроум заколдовал у пульта.

Через несколько минут в комнате оказался Арес Марс. Оценив обстановку, он сказал, что к этой операции необходимо подготовиться, и исчез, заручившись запиской Кроума, в которой тот даже не просил, а приказывал исполнить все требования Ареса. Вскоре Арес появился снова вместе с четырьмя людьми, несшими пневматические ружья.

— Эти люди — признанные стрелки, — пояснил он. — Будем стрелять иголками, смазанными наркотиком мгновенного действия, лишающим человека сознания часа на два.

— Может быть, все-таки газ? — подал голос Сетроум. — Одновременно вы сможете нейтрализовать не более трех стражников, а там еще трое и сам наместник…

— И правда, господин Арес. Сетроум не слишком резво может управлять «коридором», и нельзя не учитывать того, что наместник может решиться на крайние меры. Озерс — единственный из людей, кто знает, как можно построить установку. Она для наместника — путь к вершине власти, недаром он затеял столь грандиозную акцию, поставив на карту все, я даже не знаю, как мне отчитаться перед президентом за сегодняшнее утро. Правду говорить не хотелось бы… А с другой стороны, чего это террористам захватывать студенческое общежитие? Может быть, подумаем еще немного?

— Как скажете, господин предводитель. Я действительно не подумал о таком варианте.

— Позвоню-ка я наместнику, — решил Кроум. — Господин Арес, вы можете организовать мне телефон?

— Сейчас спрошу у военных. Думаю, организовать можно. — И Марс отправился исполнять поручение.

— Господа, вы можете быть свободны, — сказал Кроум стрелкам.

Те поклонились и ушли.

— Ну вот, господин Колпик, вы, надеюсь, убедились, что тропа террориста не всегда гладко утоптана?

— Кто бы мог подумать, что мы у наместника на крючке! Вы вмешались буквально в последнюю минуту, господин Раут! Если бы не вы!..

— А что я? Чем думали вы, устраивая мне ночной звонок и указывая места с подслушивающими устройствами? Более нелепое начало террористической деятельности придумать очень трудно.

— Но нам же надо было как-то привлечь ваше внимание!

— Но не так же демонстративно!

— А как?

В это время в комнату вошел Марс, отматывая цветной провод и держа под мышкой полевой телефонный аппарат.

— Есть связь, господин предводитель! — доложил Марс.

— Спасибо, господин Арес. Как этой штукой пользоваться?

— Точно так же, как и вашим телефоном. Аппарат сейчас подключен к городской сети, вот здесь пульт кнопочного набора номера. Нам выйти?

— Напротив, я хочу, чтобы вы были в курсе. Ну, я звоню.

Кроум набрал номер резиденции наместника:

— Это предводитель палаты лордов Атлы, соедините меня с наместником.

На мониторе установки было хорошо видно, как наместник поспешно схватил трубку:

— Это вы, Раут? Весьма рад, что вы мне наконец позвонили. А я все гадал, когда это случится. Как вы себя чувствуете, господин Раут?

— Прескверно, господин Кнор, — я не выспался. Пришлось разбираться с отрядом террористов, которые пытались захватить студенческое общежитие.

— Что вы говорите? И чего же они хотели от бедных студентов?

— У нас в Атле очень талантливые студенты, господин Абрагам. Один из них, некто Виллик Озерс, изобрел настолько чудодейственную установку, что его похитили, а установку хотели тоже похитить, но, к счастью, им это сделать не удалось…

— Что же вы теперь намерены делать? Может быть, я могу вам чем-то помочь?

— Спасибо, господин Кнор. Именно на вашу помощь я и надеялся. Мне кажется, только вы можете отыскать пропавшего студента.

— Ну, наверное, ваше утверждение содержит в себе слишком много уверенности, тем не менее чем смогу… как говорится. В чем же заключается изобретение юного гения?

— Я полагаю, его можно сравнить с изобретением колеса, настолько оно универсально и значимо по последствиям в развитии науки и техники. — И, понизив голос, Кроум добавил: — Мне не хотелось бы говорить об этом по телефону, господин Кнор, но установка, повторяю, уникальна, и пока только в единственном числе.

— Так в чем же дело! Давайте встретимся, господин Раут! Вы, вероятно, находитесь возле этой установки? Хотелось бы взглянуть на нее. Вы не будете возражать?

— Боюсь, что буду…

— Почему же?

— Видите ли, господин наместник, после штурма здесь некоторый беспорядок. И к тому же людно. Мои стражники с трудом сдерживают любопытных, лучше — я к вам.

— О чем речь, господин предводитель? Я буду ждать вас с нетерпением.

— Я не замедлю явиться. — Кроум положил трубку на аппарат и обратился к Сетроуму и Марсу: — Друзья мои, я хочу, чтобы разговор с наместником был вами не только услышан, но и записан. Возможно, это пригодится. А я же, в свою очередь, хочу предложить наместнику сделку: поменять Озерса на вот эту установку.

— Ничего себе! — вырвалось у Сетроума.

— Понимаю ваше чувство, но иного выхода не нахожу. Озерс, в конце концов, сумеет, если приспичит, построить еще одну установку, наместник же, с вашей легкой руки, мысленно уже примеряет корону императора всей планеты. Власть заманчива, господин Сетроум, не правда ли?

— Но я…

— Это чисто риторическое замечание, господин Сетроум. Сейчас я буду торговаться, как бойкая торговка на рынке. Мне надо оттянуть срок передачи установки по меньшей мере месяца на два, чтобы укрыть вас от наместника понадежнее. Это возможно, господин Арес?

— Укрыться на Олле сложновато, но попытаться можно, господин предводитель. Однако для подготовки вы наметили совсем незначительный срок. Минимум полгода. Учитывая его службу контрразведки.

— Кстати, господин Арес, вас это касается тоже. Как соучастника и свидетеля. Вы понимаете, о чем я?

— К сожалению, понимаю.

— А вы, господин Сетроум?

— Кажется, тоже. Надеюсь, что господин Арес растолкует мне подробнее.