— Ну что ж, господа, раз так, я буду торговаться за каждый лишний час, за каждую минуту! Передвиньте «коридор» в приемную наместника, не желаю своим появлением спровоцировать стражу на случайный выстрел. Спасибо, и ждите, я пошел.

Кроум шагнул в «коридор» и очутился перед референтом наместника.

— Доложите, — коротко бросил он онемевшему референту. Тот судорожно нащупал кнопку селектора:

— Ваше превосходительство, к вам господин предводитель лордов Атлы… — Челюсть его больше не закрывалась. Кроум мимоходом в душе посочувствовал референту — очевидно, тоже не жилец, раз теперь в курсе… Но тут появился наместник.

— Весьма… Весьма рад нашей встрече, милый Раут. Вы так быстро, что я не успел закончить одно дело… Впрочем, мы и здесь можем поболтать. — Наместник кивнул референту: — Сообразите нам что-нибудь прямо сюда и э-э… позаботьтесь, чтобы нам не мешали. И побыстрее!

Оба расположились в креслах.

— Итак, господин предводитель, я в предвкушении захватывающей истории… Так что вы говорите о таланте этого юноши?..

— За последние сутки мы так с вами сблизились, что мне хочется называть вас просто по имени, вы позволите?

— Нам с вами давно следовало стать накоротке. Мне тоже надоело называть вас, перечисляя титулы и достоинства. У нас в Урфе с этим проще. Я слушаю вас, дорогой Кроум.

— Арфик, вы младше меня, пожалуй, лет на пять, то есть молоды, энергичны, и вам не надоели еще власть и те обязанности, которые она с собой несет. Вы жаждете власти, славы, денег… А я устал. Можете мне не верить, но меня просто тошнит от мышиных интриг оппозиции, от придворных интриг вообще, лоббирования различных группировок и прочая, прочая. Я сижу в кресле предводителя лордов потому, что просто не вижу бескорыстного, бескомпромиссного человека, способного с достоинством принять у меня эстафету и — не обращайте внимания на громкие слова — честно служить дальше на благо народа Атлы. Но вы, Арфик, — вы лучше, чем кто-либо, информированы о моем образе жизни. Я иногда и сам натыкался на ваши «жучки», знал, одним словом, что вы ежечасно в курсе моих проблем, правда, я и не предполагал, что вы заберетесь даже в туалет, ибо все это уже частная жизнь человека. Вы позволите задать вам вопрос с преамбулой?

— Я весь — внимание.

— Спасибо. Скажите, Арфик, вот вы, зная обо мне практически все, — вы поверите мне, если я дам вам честное слово?

— Если слово дадите вы — поверю.

— Тогда отдайте мне Виллика Озерса, а взамен я отдам вам установку.

— О чем вы?

— Арфик, он сидит в вашем кабинете, а шестеро ваших стражников держат его на мушке.

Наместник нервно засмеялся.

— Вы знаете, господин Кроум, это очень ценный для меня человек. С ним я связываю свои далеко идущие планы, мне не хотелось бы с ним расставаться… Впрочем… Зачем он вам, только честно?

— Увы, Арфик, вы человек, очень легко поддающийся прогнозированию: я предвижу, чем закончится для Виллика знакомство с вами, и мне жаль парня. Отдайте его — и через полгода установка ваша.

— Полгода! Но это же невозможно!

— И тем не менее раньше вы ее все равно не получите.

— Я сумею заинтересовать Виллика, он будет работать день и ночь!

— Вы даже не принимаете в расчет его друзей?

— Вот как?

— Предположим, что Виллика вы заинтересуете, однако автоматически это будет подразумеваться как приговор остальным — вы не оставляете им выбора. Для вас разумнее будет закончить дело миром, разумеется, если мое честное слово имеет для вас какой-либо вес.

— Имеет, Кроум, но полгода — нереальный срок.

— Я понимаю ваше жгучее нетерпение, однако мне следует понадежнее спрятать детей. Я не хочу, чтобы вы отыскали их в ближайшие два-три десятилетия, а там…

— Зачем же им прятаться? Не такой уж я и злопамятный. Хотите, Кроум, я тоже дам вам свое слово?

— Зачем же вам дополнительный грех клятвопреступника?

— Почему вы мне не верите?

— Арфик, вам не показалось странным, что наш утренний конфликт, в общем-то, кончился почти ничем? Тогда я повторю: вы очень предсказуемы. Сама логика диктатора, — а вы ведь на меньшее не согласны? — сама логика продиктует вам ограничить число свидетелей, знающих про установку, до разумного, а возможно, и неразумного, то есть равного нулю, числа. Отдайте мне Виллика. А я дам еще одно слово, что до самой вашей смерти они будут хранить молчание о том, что произошло, вы один будете безраздельно владеть установкой. Клянусь!

— Да верю я вам, Кроум, верю… Но нельзя ли побыстрее?

— Обещаю, что передам вам установку, как только буду уверен, что дети в безопасности, возможно, это случится и раньше, нежели через полгода, но пока срок изменить не могу. Да и вам надо тщательнее обдумать, как поэффективнее распорядиться сокровищем.

При слове «сокровище» в голове у Арфика промелькнуло содержание вещего сна и особенно его финал.

— А ведь я убью вас, Кроум. — Это вырвалось у Арфика помимо воли.

— Я знаю, — спокойно согласился Кроум. — Надеюсь, вы выберете для этого ночное время. Во сне как-то приятнее умирать… — Кроум понял, что наместник уже согласен. — Итак, вы отдаете мне Виллика?

— Черт бы вас побрал, Кроум, вы тоже не оставляете мне выбора. У вас безупречная логика. Забирайте вашего студента. Но ровно через полгода…

— А возможно, и раньше. Слово я вам дал, отдайте Озерса.

Наместник хлопнул в ладоши, в дверь немедленно просунулась голова референта.

— Скажите им, пусть выведут сюда… этого.

Референт змейкой просочился к селектору. Через минуту из кабинета наместника вышел Озерс, потирая запястья, за ним — стражник.

Кроум громко сказал в пространство:

— Мы уходим!

Тотчас же из воздуха появилась рука Марса. Она взяла Озерса за руку, потянула за собой, и тот скрылся.

— До встречи через полгода, — попрощался с наместником Кроум.

— Я уже начал ждать, Кроум, — ответил тот. — До свидания.

Я долго размышлял, куда поместить эту главу: напечатать ее в конце книги или привести записи Куба именно здесь, чтобы они органично вписались в канву повествования? Мучили сомнения: а не пропустят ли потенциальные мои читатели мудрость Куба, если его записи я помещу в середине текста, а не в конце? Потом я решил, что те, кто не хочет с ними ознакомиться, не будут тратить свое драгоценное время ни сейчас, ни после, а кого эти записи заинтересуют, те, покончив с основным повествованием, перелистают страницы назад и уже прочтут эти записки внимательно, возможно, даже с карандашом в руке. В самом деле, кому не хочется быть счастливым?

После поминок, устроенных в том же актовом зале (Мишка на похороны не ходил, сказал, что это зрелище не для его слабых нервов, и к тому же он не был настолько близок к Кубу, как я), я привел Галку к себе домой. Она там уже, конечно, бывала, но тогда я еще не признавался ей в любви. Сейчас же воображение мое было возбуждено: мне казалось, что я так долго любил Галку, что она просто обязана ответить мне взаимностью. Я так и решил: придем с ней, и я скажу маме, что Галка — моя невеста и мы с ней непременно поженимся. Прямо с порога и скажу.

Видимо, мои мысли были отчетливо видны по моему лицу, потому что Галка, когда мы вышли из троллейбуса, вдруг замедлила шаги и как-то неуверенно предложила:

— Юра, может быть, мы присядем на скамеечку, я хочу поговорить с тобой.

— Давай, — беспечно согласился я.

— Юра, — начала она, когда мы устроились на пустой скамейке. — Пойми меня правильно, я еще ничего не решила. Ты не думай, я видела, что не безразлична тебе, мне это нравилось, льстило самолюбию, что ли… Но сегодня ты мне сказал о своем чувстве и строишь теперь очень далеко идущие планы. Юрочка… — Она положила свою руку на мою. — Наверное, я романтичная дура, но жизнь только начинается, я еще никогда не думала о замужестве серьезно. Прошу тебя, не обижайся, я никак не могу представить тебя своим мужем, а себя — твоей женой.