И вот сейчас в самый, так сказать, неподходящий момент, в самую грань перехода одного года в другой, Куб направлялся к нашей компании с явным намерением отчитать наглых первокурсников. Именно эта мысль в первый момент пришла мне в голову, и шампанское застряло в горле. Боже мой! Как я тянулся на его лекциях, как старался я угодить ему, порадовать старика тем, что усвоил его материал на «отлично», показать ему, как он мне нравится, и теперь — на тебе, все насмарку. Будет втык, потом, вероятно, — «ковер» и как минимум лишение стипендии…

Я толкнул Мишку в бок, показывая глазами на Куба. Мишка, словно волшебник, выхватил из воздуха чистый картонный стаканчик.

— Наливай! — приказал он мне. А Кубу (и повернулся к Кубу): — Присоединяйтесь к нам, Иван Иванович! — и протянул ему вино. К моему удивлению, Куб взял стаканчик и, поздравив нас, выпил.

Девчата зашуршали конфетными обертками. Мишка, весело мне кивнув, сообщил, что они пошли, и мы остались втроем.

— Извините, Звягинцева, — сказал Куб. — Мне надо поговорить с Карповым. Извини, Юра, это ненадолго. — И опять Галине: — Пять минут поскучаете?

Галка, кивнув, повернулась и пошла в зал. Мы остались вдвоем.

— Послушай, Юра, — положив мне на плечо руку, сказал Куб. — Говорят, новогодние ночи — волшебные. Мне хотелось бы сделать тебе сюрприз. Хотелось бы, кстати, чтобы он тебе понравился, и я льщу себя такой надеждой. Теперь дело за тобой.

— А в чем дело?

— Да, в общем-то, в пустяке. Я хочу стать твоим другом. Старшим другом. — И, видя мое недоумение, добавил: — Мне нужен ученик.

— Но… Я и так вроде бы…

— Это само собой, Юра. Но ты… Понимаешь, в тебе есть задатки настоящего математика, и меня гложет сожаление при мысли, что ты эти задатки просто-напросто загубишь. Похоронишь в текучке… Не разовьешь, закопаешь в землю. Одним словом, не воспользуешься ими. А потом, я ведь научу тебя не только математике… Ну?..

Я мялся, гадая, что же все-таки кроется за этим странным предложением.

— Но почему именно я, Иван Иванович?

— Ты мне понравился. Такое объяснение, хоть и не совсем полное, тебя устроит?

— Ну… В общем, да.

— И?..

— Что мне надо сделать?

— Выразить свое согласие или несогласие.

— Конечно же, я согласен!

— Ну и молодец. — Куб потрепал меня по плечу. — Считаем, что оба мы с тобой довольны, так?

— Наверное…

— Тогда иди танцуй. И… кстати, девчонку ты выбрал классную. Иди. Да! Не думай, что наш разговор — шутка. Все на полном серьезе. Ну, пока.

И я ушел искать Галку, ощущая в душе полное смятение: сам Куб набивался ко мне в друзья! Действительно волшебная ночь!

Лорд Раут Кроум проснулся утром на полтора часа раньше обычного с чувством тревоги на душе. Долго вслушивался в свои ощущения, пытаясь понять, откуда в нем эта обреченность, словно прошедшей ночью он совершил по меньшей мере что-то неприлично гадкое, за что должно последовать неминуемое наказание.

Анализ ночного происшествия со всех точек зрения, казалось, изъянов не имел: кто же, обнаружив в собственной постели соглядатая, не возмутится и не свернет ему шею, а тем более он, лорд Раут, второе лицо в государстве? Пусть даже эти козни идут от наместника, за которым монолитной глыбой стоит самая могучая в мире страна. Зато права Кроума защищает устав Лиги Наций… хотя… в случае нужды Урф может смело положить кое-что, да еще и с прибором, и на Атлу, и на Лигу Наций, и на любую другую страну Олла… Нет, это по-детски. Тут просто козни самого наместника. Что-то он ищет, вынюхивает… И непонятно, что и зачем. Сместить предводителя лордов? Что от такой перестановки будет иметь сам наместник? Максимум десяток, а то и меньше выгодных только ему законов, и все. Что же все-таки ему надо?..

Тревога, однако, не затихала. Поворочавшись с полчаса и поняв, что сон уже не вернется, предводитель в сквернейшем настроении приступил к утреннему туалету. Закончив, просигналил референту и велел подавать завтрак, в процессе которого умудрился два раза уронить вилку. Кроум хотел было огорчиться еще более, но от примет мысли его перескочили в другое русло, и он подумал, что вот уже вторую неделю не виделся с дочерью; неужели она наконец соизволит явиться? Пора бы…

После завтрака с учтивым поклоном зашел референт, принес утреннюю почту и несколько бумаг на подпись. Относительно этих документов Кроум уже был в курсе, поэтому, бегло их просмотрев, подписал, затем взглянул на референта:

— Больше ничего?

— Звонили из канцелярии наместника, он хочет вас видеть у себя с неофициальным визитом…

— Хорошо. Через полчаса соедините меня с ним. Еще что-то?

— Да. Ваша дочь интересовалась, когда вы сможете ее принять.

— Вот как? Раньше она являлась в любое время… Ну, скажите ей, как только выясню причину любезности наместника…

— Скорее всего у него именины, сегодня — день святого Арфика. Это мне пояснил его референт.

— Вот как?

— Да. В Урфе половина святых имела имя Арфик. Доподлинно сказать, чем именно сегодняшний Арфик отличается от других святых, не могу. Очередной великомученик, наверное.

— Ну хорошо. Через полчаса соедините.

— Слушаюсь, ваше превосходительство. — И референт, выполнив положенные этикетом поклоны, удалился.

Лорд Раут, задумчиво потирая подбородок, остался в рабочем кресле.

Наместник лично вышел в приемную для встречи предводителя, излучая всем своим видом радость и гостеприимство:

— Лорд Раут! Весьма рад видеть вас в моих, так сказать, пенатах. Ждем-с, ждем-с, дорогой предводитель. Проходите, милорд. Вы — мой самый, так сказать, желанный гость!

Рассыпаясь в любезностях, наместник ввел Кроума в свои апартаменты. В гостиной в первую очередь в глаза бросался шикарно сервированный стол. И запах стоял соответствующий. Через несколько мгновений Кроум сообразил, что стол выделяется потому, что освещается приспущенной с потолка люстрой, а окна гостиной, занавешенные тяжелыми шторами, почти не пропускают света, так что, помимо освещенного круга возле стола, остальная часть комнаты погружена в полумрак. У стола суетились четыре женщины, одетые в вычурные и, видимо, дорогие платья, покрой которых показался Кроуму несколько вольным: платья больше показывали, чем скрывали, хотя… это выглядело вполне естественным. Возраст женщин колебался где-то в районе цифры 30, и красивы они были чертовски.

— Лорд Раут, — продолжал в это время наместник, — вот уже пять лет я живу в вашей прекрасной горной стране, честное слово, я ее полюбил даже больше Урфа, но мне не хватает друга. Я был бы счастлив назвать вас именно другом, потому что вы мне очень нравитесь. В вас есть нечто такое, м-м-м… что мне очень импонирует. Я. бы назвал это врожденным благородством, если бы вы не являлись потомственным дворянином… То есть я хотел сказать, что числиться в благородных и быть таковым — не одно и то же. Простите, милорд, мое косноязычие — от несовершенства владения вашим языком. Тем не менее я искренне восхищен вами. И… в серых буднях так хочется иногда расслабиться. День ангела — прекрасный повод, ха-ха! Не правда ли? Сегодняшний день я хотел бы провести с вами, господин Раут. Надеюсь, он запомнится нам обоим. Прошу к столу.

Любезность наместника сначала ошарашила Кроума, но и заинтересовала: что же он хочет, чего добивается? Кроум занял предложенное ему место, решив не терять бдительности, а затем действовать по обстоятельствам. Наместник, сев напротив предводителя, поднял бокал с вином и предложил тост:

— Обычай вашей страны требует непременного присутствия за столом тамады, но по нашим законам гостеприимства первый тост провозглашает хозяин застолья, и я как виновник нашей неофициальной встречи хочу выпить этот бокал за вас, дорогой Раут, за ваше драгоценное здоровье и за то, чтобы Фортуна, хоть она и капризная женщина, никогда бы от вас не отворачивалась.