— Думаю, не стоит его и связывать, — произнес Вулканс. — Кстати, не следует тебе больше с нами встречаться, Арфик.

— Да, лучше держись от нас подальше, — добавил Озерс.

— Мы очень надеемся, что вас все-таки съедят, — поддакнул Сет.

— Пошел отсюда, слизняк! — подвел черту Марс, и мы занялись девушкой.

По дороге из Ташкента в Ставрополь Мишка выразил сожаление, что самолет не делает посадку в тюменском аэропорту.

— Зачем тебе Тюмень? — поинтересовался я.

— Я Сашке Черкасову пообещал, что найду его родителей и расскажу, как он принял смерть. Погоны вот его передам…

— Стоит ли? Лишняя травма…

— Я обещал. А последнюю просьбу выполнить — святой долг.

— Чего ж ты раньше молчал, пока билеты еще не были куплены?

— Я же не знал, что мы полетим, думал, на поезде поедем.

— Собственно, билеты еще можно сдать, — задумчиво сказал я. — Полетим через Тюмень.

— Нет, давай уж куда настроились — домой. К Сашкиным родителям я и потом как-нибудь вырвусь. Тем более что они не в самой Тюмени живут, а там еще добираться нужно до Березова. Древняя деревня, туда Меншикова ссылали. И из Березова затем вертолетом в поселок Белый Яр.

— Боже ж ты мой! — вмешалась тетя Вера. — Ну и в глухомани же они живут! Потом съездишь. Подлечишься дома, и отправляйся. А долг это действительно святой. Пока ты воевал, я себя каждую минуту на месте той матери чувствовала. Удерживать не буду.

— Ну, значит, домой. Признаться, соскучился я по Ставрополю.

В Ставрополе Мишка предложил мне сходить в техникум, узнать, куда Галка получила распределение.

— Если гора не идет к Магомету, придется нам самим ее поискать, хотя я бы на твоем месте искать не стал.

— Почему?

— Если она тебя не искала, прости… Не нужен ты ей. Но, поскольку тебе так думать не хочется, поищем.

В техникуме нам дали справку, что Звягинцева Г.А. прибыла к месту работы в «Главсевертрубопроводстрое» в городе Тюмени. Дополнительно я поинтересовался отчеством. Оказалось — Антоновна. Галина Антоновна Звягинцева. Понятно…

— Ну вот, — сказал мне Мишка. — Есть еще одна причина для моей поездки — заодно и про Галку узнать. Верно?

— В самый корень смотришь. А то, что я ей не нужен, я и сам знаю.

— На том и порешили, — закончил разговор Мишка.

Даже укладываясь спать, человек и то с боку на бок поворачивается, что же говорить о начале новой жизни? Если с Мишкой все было более или менее ясно: комиссован инвалидом 2-й группы, то есть нуждается в лечении, я-то демобилизовался здоровым, должен, значит, работать. Искать надо работу. У нас в СССР нет безработицы и не бывает безработных, не считая бомжей, законченных алкоголиков или наркоманов (которых тоже не должно быть) и цыган. Поскольку я к этим категориям людей не принадлежал, то обязан был найти для себя работу или поступить в институт и стать студентом. Увы, для студента я считал себя слишком умным. К тому же в армии я довольно сносно овладел программированием — то есть фактически был готов к работе с ЭВМ.

Но попытку приблизиться к вычислительной технике пресек первый же начальник отдела кадров. Твердым шагом я вошел в здание вычислительного центра, а покинул его весьма неуверенной походкой. Оказалось, что для работы программистом в первую очередь мне надо было иметь законченное высшее образование плюс свидетельство об окончании курсов программистов, которое также невозможно было получить без высшего образования.

Мир, однако, слухами живет. Загнивающий Запад уже вовсю использовал в повседневной жизни персональные компьютеры. Мы же вершиной успеха считали громоздкую ЭВМ третьего поколения, к которой без вышеперечисленных условий меня и на пушечный выстрел не подпустили бы. Слава Богу, что мне в голову пришла мысль обзавестись собственным компьютером. Все-таки хорошо иметь деньги! Найти в то время компьютер в Ставрополе было сложновато, но я его отыскал. Интеллигентного вида дядька запросил у меня тысячу долларов США. Я сказал, что долларов у меня нет, могу купить его только за советские деньги. Тот, призадумавшись, ответил, что в таком случае мне придется отстегнуть четыре с половиной тысячи. Я возразил, мол, по курсу тысяча долларов равняется шестистам восьмидесяти рублям, на что получил совет купить на базаре петуха и компостировать мозги ему, а не занятым деловым людям.

Торг кончился тем, что я выложил 4200 рублей и оказался владельцем изрядно поношенного персонального компьютера. Еще за тысячу рублей я прикупил пять гибких дискет. Но оказалось, что я только вступил на тропу расходов. Мать буквально через несколько дней после покупки компьютера предложила мне приобрести однокомнатную кооперативную квартиру, ссылаясь на то, что мне вот-вот предстоит женитьба, а две семьи в нашей квартире ну никак не разместятся. Поупиравшись немного, квартиру я купил, затем нанял рабочих, которые сделали в ней ремонт, потом пришлось купить мебель, телевизор и кухонную посуду. В конце концов я предложил переселиться туда маме с дядей Колей.

— Вы же не будете детей заводить, вам двоим 18 квадратных метров вполне хватит. А у меня тут и Мишка под боком, а на случай женитьбы и детей разместить есть где.

Они согласились. Впрочем, матери захотелось еще и дачу, и гараж, и машину, и все якобы для меня. Машину мне не хотелось, дачу — тоже, но денег оставалось еще чуть больше миллиона, и я купил им дачу и «Запорожец» с сорокасильным двигателем. Приятно было смотреть на то, как радуется мать. Все-таки женщины — большая движущая сила, трудно утолить их потребности и желания.

Следом и Мишка воспылал желанием вырвать у государства средство передвижения. Когда он сказал, что ему как инвалиду-«афганцу» государство может бесплатно выделить всего лишь мотоколяску, ярости моей не было предела. Мишка согласился на предложение заплатить за него и взять «Жигули» только после моего почти десятичасового орания и лишь после того, как я показал ему стопку сберкнижек и убедил, что для меня потратиться на «Жигули» равноценно тому, как для него — купить букет цветов. Затем мы вместе «вырвали» в собесе талон на машину. О том, как мы ее покупали, как доставляли, как сдавали на переделку на ручное управление и затем покупали гараж, можно написать целую книгу. Как учились на курсах и сдавали экзамены в ГАИ — еще одну книгу. Опомнился я уже ближе к апрелю. Боже мой, еще ничего не сделано из того, что я наметил по дурмашине! Но тут внезапно Мишка вспомнил, что всем этим мы обязаны Кубу, а мы даже на могиле у него не были. Решили съездить проведать и помянуть, а заодно и к Ларисе Григорьевне зайти.

Так как мы были на машине, то захватили с собой, кроме водки, еще всякой всячины и начали путешествие с того, что заехали за Ларисой Григорьевной. Нам она так обрадовалась, что даже заплакала. Она заметно постарела, но движения ее все же оставались по-прежнему порывистыми и ловкими. Мишка расточал Ларисе Григорьевне комплименты, мне даже за него было стыдно: ну разве она помолодела или стала красивее? Однако Ларисе Григорьевне была, судя по всему, приятна Мишкина ложь, и, видя это, я тоже стал врать в Мишкином духе. Она поохала над Мишкиным ранением, затем я решил, что мы уже достаточно уделили ей внимания, и сказал:

— Лариса Григорьевна, скоро третья годовщина, как мы расстались с Иваном Ивановичем. Мы хотели побывать у него на могиле. Вы не составите нам компанию?

— Боже мой, конечно, мальчики! Скоро Пасха, и могилку пора прибрать. Вы же на машине? Как хорошо! А то на автобусе ехать с двумя пересадками. Я сейчас, только возьму с собой инструменты и ведро…

Минут через пятнадцать мы сидели в машине. Мишка — за рулем, потому что мы хоть и сдавали на права вдвоем, я чувствовал себя на водительском месте не так уверенно, как он. Поэтому сам я, без Мишки, никогда за руль не садился и его доверенность мне ни разу не пригодилась.

Я с печалью смотрел на последнее пристанище Ивана Ивановича. Памятник оставался тем же, который поставили при похоронах, — деревянная тумба, покрашенная темной краской, — и мне было грустно, как будто в этом была моя вина. А может быть, и была: деньги-то у меня еще до армии появились, но я не вспомнил тогда. Зато сейчас я в состоянии поставить ему приличный памятник. Я поделился этой мыслью с Мишкой.