- Так вы обещаете мне не дать им никакой поддержки!? Ничего!
Провели быстрое голосование, и двое из трех старейшин кивнули..
- Мы согласны.
И тогда Памир сделал следующий логический шаг.
- Благодарю. От всей души благодарю. - В принципе, он собирался ускользнуть сейчас из этого почтенного собрания точно так же, как и от Бродяг, но вместо этого он вышел на середину куполообразного здания суда и снова самым проникновенным из всех своих голосов попросил: - Не давайте им ничего.
И достаточно грациозным для тяжелого скафандра движением Памир подогнул колени и смиренно опустился на серую поверхность Великого Корабля.
Отряды Бродяг прокладывали свой путь через толпы прохожих. Памир уже слышал заунывный скрип их скафандров и видел сверкание их шлемов. Но он продолжал сидеть точно так же, как старейшины и Орлеан, ни от кого не скрывая своего хмурого решительного лица и напоминая себе, что ему уже не раз приходилось творить в жизни глупости, подобные только что совершенной.
Правда, глупостей таких было не так уж и много, и все они касалась только его лично. Никто другой при этом риску не подвергался.
Но вот, растолкав последних прохожих, в сумраке появились черно-пурпурные скафандры, марширующие от дверей с высоко поднятыми лазерами. За стеклами шлемов виднелись серые лица - лица потомков пропавших капитанов, чьи суровые черты растворились в мягкой неопределенности бродяжьих черт.
Амуниция солдат выглядела легкой, но их вооружение бесспорно являлось серьезным. Миоцен, или кто-то там еще, сумели рассчитать все как следует.
Памир набрал в грудь побольше воздуха и задержал дыхание, насколько смог.
Два отряда блокировали двери. Третий обшаривал неизвестную им лестницу, ведущую в основание города. Два последних сразу же обнаружили Орлеана и начали его сканировать, так и не опустив лазеров.
- Властью Капитан-премьера, - начал командир.
- Чьей властью? - нестройным хором перебило несколько десятков голосов.
- Мы забираем этого человека в соответствии с законом…
Неожиданно раздался смех. Одноглазая склонила голову, оглядела всех и предупредила:
- Сделаем, как они хотят.
Решительным голосом командир зачитал список остальных подозреваемых в саботаже, а потом, резко взмахнув свободной рукой, поторопил солдат, все еще продолжавших сканирование.
- Быстрей и точней! - пролаял он. - Быстрей и точней!
Но остальные члены команды Орлеана исчезли. Солдаты изучали одного ремора за другим, и на их лицах постепенно стало появляться чувство захватывающего возбуждения от этой дикой охоты, смешанного с чувством страха и инстинктивного отвращения. Сначала они работали сканерами, потом стали просто заглядывать под шлемы.
- Это не тот. Не тот. Не тот. Посмотрите, сэр… Памир скривился и, наконец, выпустил воздух из легких.
На лицах Бродяг изобразилось удивление, и, немного придя в себя, осматривавший его сказал:
- Это же пропавший капитан первого ранга! Это Памир! Командир обернулся, но ничего не сказал.
Все стояли в растерянности, которая была прервана восклицанием синелицей старейшины:
- Это Капитан-премьер! Он наш гость и находится в нашем доме. Что означает…
- Взять его! - крикнул командир.
- Нет! - оглушительно рявкнула половина реморов.
Командир вскинул лазер.
- Прочь с дороги или я раскрошу к чертовой матери все ваши панцири! Ясно?
Все спокойно остались на своих местах.
Одноглазая сидела на упаковке стандартных компактных бомб. Неизвестно, что подвигло ее на то, что произошло в следующие мгновения. То ли таким образом она захотела выразить свое несогласие с прошедшим голосованием, то ли решила, что после этого ее уж точно не станут так унизительно сканировать - но, как бы там ни было, она сорвала предохранитель и швырнула одну из бомб прямо в середину зала. Все реморы и Памир остались сидеть, как и прежде, только повернулись лицом к стенам, подставив взрыву бронированные спины.
Взрыв был сильным и совершенно беззвучным.
Памир, зажавший голову между ног, оказался едва ли не сплющенным о серую поверхность и сильно ушибся о стену плечом.
Разреженная атмосфера в помещении раскалилась, всех резко подкинуло вверх, лазеры выпали из рук Бродяг - и в следующую же секунду в этой сумятице и хаосе новые руки подхватили оружие и немедленно вывели его из строя.
Памир с трудом встал на ноги.
Его левое колено было выбито, но жесткий скафандр давал возможность ноге кое-как выдерживать его вес.
- Орлеан! - крикнул он трижды, и рядом с ним возникла невысокая фигурка, мотнула головой и скрылась в глубине лестницы.
По круглому потолку полоснул лазер.
- Сюда! - крикнул Орлеан, махнул рукой и помчался со всех ног по узкому едва освещенному проходу. Его скафандр был пробит в нескольких местах, и Памир видел, как из дыр вырываются белые фонтанчики. Сущность Орлеана вытекала в вакуум. Правда, не очень быстро, успел подумать он, больше надеясь, чем зная.
Коридор расходился по трем направлениям, налево, направо и прямо.
Орлеан обернулся и древним привычным движением прижал к подобию рта один из пальцев в перчатках.
- Спокойно, - сказал он и ухнул в черную бездонную дыру.
За ним ногами вперед отправился и Памир.
В этой непроницаемой тьме даже не было ощущения падения. Тело в своем бешеном ускорении не чувствовало ничего, время, казалось, почти застыло, и Памир даже попытался расслабиться, готовя себя к удару о далекий и неведомый пол. Но тут в его ушах раздался неожиданный шепот:
- Памир? - спросил голос. - Ты можешь говорить? Уошен.
- Ты слышишь меня, Памир?
Но он не рискнул воспользоваться даже засекреченным каналом. Кто-нибудь мог услышать его зашифрованную речь и таким образом все равно напасть на след. Но, вероятно, Уошен знала ситуацию, поскольку она продолжала говорить сама, словно они находились совсем близко.
- У меня новости,- сообщила она. - Нашему другу помогли, помогут и нам…
Отлично.
- Но мне надо знать, будут ли помогать остальные друзья. Согласились ли они сражаться на нашей стороне?
В этот момент что-то тяжелое шарахнуло Памира по голове - это он врезался в стену шахты. От этого удара сознание его поплыло, и тут его снова ударило, завертело, и он поплыл в невесомости, как крошечный звездолет… Прикрыв глаза, но не забывая дышать, он сказал Уошен, а заодно и себе:
- Реморы будут сражаться. Кажется, мы начинаем войну.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Унылые
Мое совершенное, мое вечное одиночество поколеблено тысячью звезд и жизнью, бурной и буйной жизнью. Хотя и кажется, что ничего не изменилось. Небеса наполнились солнцами и живыми мирами, жизнь во мне закипела плодотворно и упрямо, процветая вне зависимости от потребности или разумных желаний, как и полагается настоящей жизни. Жизнь - это мир более мощный, чем вражда, он сопровождается великой любовью и невыносимыми поражениями. Жизнь дарит детей из яиц и семян, и из программного обеспечения й холодных кристаллов, и эти дети проходят через череду инкарнаций порождая ту зависть к их невинности, которая всегда разъедает спокойную радость зрелости, даруемой каждому из нас неутомимой рукой времени.
Я почти забыл о Смерти.
О Смерти не как о теории, а как о личной и конкретной трагедии. Я мог только думать об этой уравнивающей вся и всех… Но Смерть как простая и неизбежная последовательница Жизни, казалось, осталась где-то далеко позади, как и мое древнее, свято лелеемое одиночество.
Или, возможно, я никогда и не знал Смерти.
Оказалось, что ее хмурый и самоуверенный лик все-таки неожиданно прекрасен. И этот прекрасный лик покоится на высоком теле, становящемся все больше по мере того, как продолжается резня. Лик ее становится все более и более прекрасным… И тело кормится миллионами душ, вопрошающих:
