Раздался вежливый, но какой-то неровный смех. Повернув шлем, Орлеан явил свое лицо целиком и, включив общий канал, во всеуслышание заявил:
- Да, не очень-то весело. Вы правы. - Но затем по частному каналу добавил: - Не зарубайтесь на ерунде. Все мы скоро помрем. Расслабьтесь.
Беспокойство переросло в нервическую решимость. Они не собирались умирать, об этом говорили напрягшиеся спины и сжатые кулаки. Эта команда состояла в основном из молодежи, все еще верившей, что смерть можно одурачить умом, правильным поведением и удачей. «Не я, - думал каждый. - Я-то уж точно сегодня не умру». И все они один за другим повернулись к соплу, глядя на его бесконечную протяженность и яркий сноп света - дерьмо нынешнего
Премьера - света, уничтожающего все вокруг, делящего всю вселенную пополам.
Не обращал внимания на весь этот спектакль только один Орлеан. Он не спускал своих янтарных глаз с пузырчатообразных строений, раскинувшихся по обеим сторонам широкой дороги. Понемногу его охватило некое сентиментальное чувство; он вспомнил, как, будучи молодым, уже ожидал смерти, которая могла наступить в любой момент. Может быть, его испепелит столкновение с кометой, а может, что-нибудь другое… То, что он переживет всех в своем поколении, тогда даже не приходило ему в голову. Человек, проживший столь неправдоподобно долгую жизнь, мог считаться у реморов трусом или просто эгоистом, бесконечно заботящимся о собственной шкуре. Но Орлеан не был ни трусом, ни шкурником, и глубоко плевал на удачу, выгоду и прочую ерунду.
На протяжении столетий, а потом и тысячелетий он видел, как его друзья умирали, умирали случайно, без всякого предупреждения, не имея ни малейшей возможности спастись. Он пережил внуков и правнуков, а потом и потомков, в которых была уже лишь крохотная частичка его удивительной крови. Но столь долгую жизнь позволила ему прожить отнюдь не удача. Не везение. Ему помогло в этом полное равнодушие к нему со стороны универсума.
Орлеан был слишком мал, чтобы его заметили.
Слишком незначителен, чтобы посылать ради него комету.
Он верил в эта святой верой, имевшей свою аскетическую красоту и суровую логику, но неожиданно ему пришло на ум еще одно странное предположение. А что, если некая Судьба давным-давно взяла его под свое крыло, храня столь долгие годы именно для этого дня и для этого момента, давая ему возможность совершить путешествие по бесконечной, опасной и чарующей поверхности Корабля?
Место, где родился Орлеан, тогда не имело даже названия. Сейчас это был огромный город, построенный вокруг одного из сопел. Большей частью здесь строились гиперфибровые дома, представлявшие собой небольшие помещения с минимальных размеров стенами и потолком, жестким вакуумом и достаточно уединенные, где пары могли спокойно обмениваться семенем. Внутри этих гиперфибровых утроб и рождались дети. Потом эти утробы росли, руки, ноги и голова, как ребенка, так и его скафандра росли вместе с ними, и кульминация, которая могла считаться рождением, заключалась лишь в том, что в широкую спину ремора вживлялся полностью функционирующий реактор с рециркулирующей системой.
Между домами находились редкие магазины, предлагавшие то, что вряд ли требовалось жителям, не нуждавшимся ни в еде, ни в питье. Были еще здания, построенные из чистых бриллиантов и в отличие от жилых домов недоступные вакууму. В них проживало множество других существ, как земных, так и чужих. Каждый организм номинально был бессмертен, и под постоянным влиянием тяжелой радиации с течением времени все они приобретали фантастические формы, принимая порой самый фантастический облик и расцветку, но что было хуже всего - также неожиданные и неприятные привычки.
По сути дела, это были своеобразные зоопарки реморов. Самый большой из них находился на краю города, и когда они проплывали мимо всего этого разнообразия цвета и форм, Орлеан подумал, не пойти ли полюбоваться на его обитателей. Кто знает? А вдруг он найдет там вдохновение для своей последующей трансформации, всегда свершавшейся по его воле?
Катер вырвался вперед, идя на полной скорости.
Время шло, хотя и медленно, но упрямо. Орлеан еще раз показал команде лицо и по частным каналам заставил всех повторить расписание и обязанности каждого. И только тогда позволил себе посмотреть, наконец, на их нынешнюю цель. Он задержал собственную атмосферу в легких, только на первый взгляд похожих на человеческие - плод долговременных и тщательно контролируемых мутаций, подаривших им черную медленную кровь и эффективное сопротивление всем вредным воздействиям.
Это была самая идеальная кровь.
Как и тысячи катеров до них, сегодняшний подошел совсем близко к гигантскому соплу и теперь оказался почти у его края. Впереди высилась гора отходов использованной гиперфибры. Робот-пилот сумел заметить ее и среагировать, но штурман - старый и известный лишь своими неудачами робот - начал ворчать, что гиперфибра складирована неправильно, что люди должны были бы убрать ее отсюда…
В этот критический момент перепалки между пилотом и штурманом груда самопроизвольно задвигалась и накренилась. Затем, вовлеченная в силовые поля катера, завертелась и столкнулась с бортом, разрезав обшивку и вырубив оба двигателя.
Через три километра катер упал на поверхность без движения. Все происходило очень быстро. В следующую секунду уже был подан автоматический сигнал, и пустой катер начал свой путь по специально определенной траектории в ангар для поврежденных судов.
Диспетчер-ремор вдоволь посмеялся над неудачей команды, отпустив ей вдогонку одну из любимых старых шуток:
- Зачем небо полно звезд?
И несколько десятков голосов провизжали ему в ответ слаженным хором:
- Чтобы развлекать реморов, пока они собирают останки!
Глава сорок первая
Даже на расстоянии Уошен могла с полной определенностью сказать, что к ним приближаются Бродяги. Даже несмотря на то, что на них была черная форма войск безопасности, а кожа отчасти потеряла свой прокопченный вид и изменилась под влиянием новой пищи, она видела, что это Бродяги.
Запуск двух двигателей был наполовину произведен, и пятеро Бродяг спокойно спускались по узкой улочке. Если бы они видели Уошен так же, как она их, то, без сомнения, она была бы обречена. Внимательный взгляд» вспышка лазера и то, что осталось бы от ее нового тела, было бы тут же принесено в жертву новому Премьеру. Но она быстро напомнила себе, что выглядит совсем не так, как бывшая Уошен. У нее было другое имя и другое тело, способные обмануть любую подозрительность. К тому же, лицо ее скрывалось под маской из чужой кожи, придававшей ей совершенно незнакомый вид. А ее самой давно уже, в общем-то, не существовало. Капитан первого ранга Уошен умерла тысячи лет назад. Лидер Преданных Уошен умерла сотни лет назад. И обе эти женщины, скорее всего, давно забыты людьми, поглощенными другими делами и заботами.
- Очень вкусно,- прошептала она.
- Что? - переспросил один из сидевших рядом.
- Мороженое! - Она улыбнулась и снова погрузила ложку в мягкую коричневатую горку. - Давно я не наслаждалась таким прекрасным шоколадом.
Памир согласно кивнул. На нем было надето красивое лицо и, как и на Уошен, плотно сидела простая темно-желтая роба, позволявшая принимать их за членов какой-нибудь из многочисленных религиозных организаций рационалистов. Как принадлежавшие к церкви люди, они в любой момент были готовы начать всевозможные проповеди, и потому большая часть их соседей предпочитала избегать каких-либо разговоров с ними. Это было весьма удобным прикрытием для двух человек, желавших спрятаться в самом сердце огромного Корабля.
Третий член их маленького отряда казался еще более Импозантным. Высокий и крупный, он медленно поднимал кружку с какой-то тухлятиной, делал отверстием для еды несколько больших глотков, каждый раз насвистывая что-то неопределенное дырой для дыхания.