Уошен думала о поросятах и о графике.

Ее размышления прервал знакомый голос:

- И каковы ваши впечатления, дорогая?

Перед ней стояла Миоцен. В форме она выглядела еще более эффектной и недосягаемой. И все же Уошен заставила себя улыбнуться, приветствуя начальство привычным «мадам» и легким поклоном.

- Я поражена, мадам. Я даже не подозревала, что этот мир может оказаться столь прекрасным.

- Так он прекрасен? - Узкое, как лезвие, лицо осветилось улыбкой.- Не знаю, не знаю. Впрочем, у меня отсутствует эстетическое чувство.

Наступило неловкое молчание.

- Это, конечно, спартанская красота, мадам. Но все же она есть, - выручил Дью.

- Верю. - Вице-премьер улыбнулась куда-то в пространство. - Но скажите мне - если этот мир действительно столь же безопасен, как и красив, сколько же тогда заплатят наши пассажиры за то, чтобы попасть туда и посмотреть? Или даже спуститься вниз и совершить прогулку?

- Чем меньше опасности, тем больше заплатят, - ответила Уошен.

Дью согласно кивнул.

Но улыбка Миоцен стала жесткой.

- А если опасность велика?

- Оставим ее нетронутой.

- А если опасность имеет отношение к Кораблю?

- Разрушим наши новые туннели, - предложил Дью.

- А сами останемся наверху в полной безопасности.

- Разумеется, - в один голос ответили капитаны.

Широкая усмешка морщила губы Дью, и почему-то казалось, что он улыбается не только ртом, а всем своим большим телом.

Всюду на гладкой поверхности пузыря были разбросаны десятки отражающих зеркал и пучки сложных антенн.

- Но разве мы видим где-нибудь разумную жизнь, мадам? Или хотя бы какие-то артефакты? - спросил Дью, указывая на все эти переплетения.

- Нет. Нет и нет.

«Странное место для сантиментов», - подумала Уошен.

Но если строители Корабля и оставили где-то города, то они давным-давно разрушены. Или, по крайней мере, непригодны для обитания. Кора под ними не наберет возраста и в тысячу лет. Медулла оссиум - огромная кузница, постоянно перерабатывающая не только собственное черное лицо снаружи, но и горячие кости внутри.

- У этого мира есть одно отличие,- заметил Дью. - Это единственная часть Корабля, живущая своей собственной жизнью. Правда, когда прибыли люди, каждый проход и каждое помещение были стерильны.

- Но это может быть просто совпадением, - ответила Уошен. - Для появления жизни обычно требуется активная геология. Остальной Корабль - это холодные скалы и гиперфибра, а огромные массы растений разрушили бы любую претендующую на развитие органическую композицию.

- И все же я верю снам, -вздохнул Дью, глядя на обеих женщин. - В моих снах строители ждут нас где-то на еще большей глубине.

- Опасный сон, - предупредила Миоцен.

Но Уошен была согласна не с ней, а с Дью. Стоя здесь и видя перед собой эту странную реальность, она могла представить себе древние двуногие существа, накладывающие гиперфибру на стены, а затем сотворившие Медулла оссиум прямо из ядра Корабля. Зачем им это понадобилось, она не знала и даже не осмеливалась мыслить в этом направлении. Но можно было вообразить себе кого-то, похожего на нее саму, переброшенную на пять или десять миллионов лет назад… Это было сложное, но прекрасное видение… нечто, чем она могла бы поделиться с другими…

Кто знает, что еще они обнаружат? Места здесь очень много. Да и что они могут видеть с этого крошечного наблюдательного пункта? А кто может сказать, что скрывается под этими железными горами или за тем неровным горизонтом?

Но пока она обдумывала эти важные вещи, заговорил Дью. Жизнерадостные слова так и сыпались из его подвижного неутомимого рта.

- Это фантастика! - восклицал он, глядя вниз сквозь бриллиантовый пол платформы. - И великая честь. Я просто не могу поверить, что Премьер с ее-то мудростью включила в этот проект и меня!

Вице-премьер кивнула, подозрительно промолчав.

- И вот я здесь! - захлебывался Дью. - Я почти вижу и предназначение этого места, и цель всего Корабля!

Уошен глазами попыталась успокоить коллегу. Но Миоцен уже вскинула голову и смерила взглядом капитана одиннадцатого ранга.

- Я с удовольствием выслушаю ваши идеи наедине, мой милый.

Дью удивленно поднял темные брови и, помолчав, заметил:

- Извините, мадам, но боюсь, что это невозможно. - Он зачем-то посмотрел на свои большие руки. - Потому что эти идеи принадлежат не мне.

Даже у себя дома, сидя с затемненными окнами и зажженным ночником, Миоцен чувствовала этот непреходящий свет снаружи. Ей казалось, что она видит его жесткую синеву даже тогда, когда глаза ее плотно зажмурены, и ощущает ее, слово та проскальзывает через самые микроскопические отверстия, пронизывая плоть, желая добраться до ее старых костей.

Когда она последний раз спала как следует? Она не могла припомнить, ночи становились все тяжелее и хуже. Груз ее миссии и все окружающее будоражили ее нервы, лишали уверенности, портили столь тщательно соблюдаемый внешний вид.

Проснувшись и зная, что больше не заснет, Вице-премьер глядела в темноту, представляя себе иной потолок и иную себя. Когда Миоцен была еще ребенком, ее родители - люди крайне скромные - вдруг подарили ей неожиданную, чудесную игрушку. Это была сделанная из аэрогеля и бриллианта модель той исследовательской ракеты, что совсем еще недавно открыла Великий Корабль. По просьбе девочки модель подвесили над ее кроватью. Она напоминала голубоватую паутину, составленную из полусотни крошечных круглых зеркал. В центре была устроена кабина размером с кулак. В ней находился простой компьютер, в памяти которого хранились история открытия и жизнеописания людей, его совершивших. Ночами, лежа под одеялом, девочка слушала, как компьютер глубоким спокойным голосом рассказывает про отдаленные миры, где путешествовала ракета, и как ее необычная траектория постепенно вынесла космический кораблик за пределы Млечного Пути. В фальшивых зеркалах возникали изображения тысяч этих миров, потом холодный черный вакуум, а затем первое зарево Корабля. Зарево становилось все более ярким, постепенно проявлялось его древнее лицо, а потом девочка вдруг оказывалась сзади и видела огромные двигатели, которые несли это чудо к ней. Потому что Великий Корабль шел именно к ней. Она знала это всегда. И шел, чтобы принадлежать ей вечно.

Ас приходом утра игрушка приветствовала ее неизменными словами:

- Хочу, чтобы у меня были ноги, чтобы пойти гулять. А еще хочу иметь твой разум, твою свободу и хотя бы половину того блестящего будущего, которое тебя ожидает.

Она любила эту игрушку. Иногда девочке казалось, что она ее самый лучший друг и самый преданный союзник.

- Тебе не нужны ноги, - убеждала ее Миоцен. - Куда бы я ни пошла, я всегда возьму тебя с собой.

- Люди будут смеяться,- предупреждал ее маленький друг.

Но Миоцен еще ребенком всегда ненавидела шутки.

- Знаю, знаю, - смеялась игрушка над ее неопытностью. - Придет время, и ты оставишь меня. И это произойдет гораздо скорее, чем ты думаешь.

- Нет, - всхлипывала девочка,- никогда. Конечно, она оказалась не права. Не прошло и двадцати лет, как Миоцен повзрослела и начала задумываться над взрослыми вопросами; затем в жесткой конкуренции она выиграла полный школьный курс в Академии Белтера. Начиналась ее знаменитая карьера, и, конечно, она оставила свои игрушки. Сегодня ее бывший друг валялся где-нибудь в кладовке или был потерян. Возможно, ее родители, не очень отягощенные сентиментальностью, просто выкинули его. И все-таки…

Были моменты, когда она лежала без сна, одна и, глядя в потолок, снова видела висевшего над ее годовой друга и слышала его низкий героический голос, обращенный только к ней, рассказывающий о том, каково было плыть одному меж далеких звезд.

- Миоцен! - позвал знакомый голос.