Это было крайне дорогое растение, причем платить пришлось главным образом только за оригинальность. Но Уошен знала, что делает, ибо была уверена, что ее старинный друг непременно оценит голоса, исходящие из множества ротиков этого чуда, голоса, которые наполнят его пустую, почти неосвещенную пещеру пленительной мелодией, каковую даже его требовательные уши найдут прелестной.

Ее друга сейчас не было рядом.

Но где бы он ни находился, он не сможет не услышать вибрирующей, как песнопения лам, мелодии о мраке, бездонности и торжествующем холоде межгалактических пространств.

В прошлой жизни он занимался этими растениями в качестве хобби, улучшая их генетику, заставляя их рафинированные гены производить мелодии даже более пленительные, чем те, что звучали нынче, - и гораздо более дорогостоящие .

Но он никогда не продавал этих своих приятелей.

А затем его жизнь и увлечения приняли совсем иное направление, заставившее его потерять всякий интерес к столь изысканному хобби.

Он по непростительной случайности лишился тогда своего поста и из быстро идущего в гору капитана превратился в ничто.

Совершенное преступление было раскрыто и доказано. И, используя возможность исчезнуть, созданную капитанами по приказу Премьера, он исчез. Единственным контактом, который с тех пор имела с ним Уошен, было зашифрованное послание, гласящее, что если она когда-нибудь захочет с ним увидеться, то достаточно поместить одного из любимцев в самую пустую и темную часть Корабля, а самой остановиться в удобной человеческой таверне где-нибудь поблизости.

Именно этим и занималась Уошен в последние два дня.

Таверна казалась темной и совершенно пустой, однако значительно более теплой, чем окружающее пространство. Уошен сидела в глубине комнаты, убранство которой было вырезано из мореного дуба, наслаждаясь бессчетным количеством коктейлей, думая обо всем сразу и ни о чем конкретно. И еще она думала о том, как глупо ожидать, что кто-то вспомнит тебя после стольких столетий… и что на самом деле следовало бы уйти отсюда и заняться делом…

Но он пришел. Он щурился в темноте, и Уошен с первого мига поняла, что это он. Он был все таким же крупным, каким она его помнила. Лицо его хотя и изменилось, но оставалось по-прежнему умиротворяюще домашним. Страдания лишили его привычного для всех капитанов высокомерия, а цивильное платье сидело на нем с такой непринужденностью, что Уошен могла только позавидовать. Под каким именем жил он теперь? Презирая опасность, она сложила ладони рупором и крикнула в сгущающуюся вокруг высокой фигуры темноту: - Памир! Я здесь, Памир!

Когда-то они были любовниками, хотя вряд ли составляли удачную пару. Впрочем, с капитанами редко происходит такое. Несмотря на сильный интеллект и прямоту, он был мягок и в большинстве обстоятельств очень зависим от своего внутреннего состояния. Эти качества хотя и сделали из него удачливого капитана, все же не давали подняться высоко по служебной лестнице. Он не имел ни желания, ни умения произносить нужные слова в нужном месте или преподносить более высоко стоящим людям небольшие, но приятные подарочки. И, если бы он не обладал талантом справедливости в гораздо большей степени, нежели другие, Премьер пресекла бы его профессиональный рост гораздо раньше, еще в самом начале его карьеры, оставив на самой незначительной должности без всякой ответственности. Возможно, это и следовало сделать сразу, особенно если учитывать все, что произошло впоследствии.

Памир сел напротив и заказал себе коктейль «соль слез». Глядя в знакомое до боли лицо, Уошен еще раз пережила трагедию его падения.

В бытность свою капитаном Памир завел дружбу с одним весьма странным чужим, и на Корабле эта причуда приняла форму определенных действий. Гайан, имевший маленькое, обманчиво неприметное гуманоидное тельце, обладал таинственной способностью использовать любой мир на пользу себе. Его плоть могла быстро разрастаться, образуя животных, деревья и грибообразные массы, связанные единым сознанием. Этот гайан был беженцем, потерявшим родину из-за ссоры со своим сородичем. А когда тот вдруг однажды явился на борт, вражда их разгорелась с еще большей силой, послужив причиной разрушения дорогостоящего оборудования, а заодно и карьеры Памира.

Гайаны грызлись до изнеможения, и ненависть их продолжала полыхать по-прежнему.

В свои лучшие дни Памир хотя и был человеком трудным, обладал замечательным даром - он мог видеть хорошее даже в самой безнадежной ситуации. И направил на обоих гайанов лазер, но так, чтобы оставить живую ткань для дальнейших возрождений. Затем он использовал собственную плоть и сотворил ребенка, объединившего в себе все лучшее обоих гайянов. Уошен, будучи другом Памира и понимая, что его решение совершенно правильно, взрастила это существо, которое так и называла - Дитя. Как и любая мать, она следила за его безопасностью и учила тому, что нужно Знать, а когда тот вырос слишком могущественным, чтобы оставаться на борту Великого Корабля, обняла, поцеловала и отправила на пустую планету, где бы он смог жить в одиночестве, улучшая и ее, и самого себя.

И теперь ей казалось, что это Дитя сидит между ними, слушая, как его мать рассказывает отцу гордые и счастливые истории; и, возможно, чувствуя, как важно отцу плакать при этих известиях от радости.

Памир плакал как настоящий капитан. Тихо и всегда контролируя себя. Потом он вытер слезы сильными пальцами и заставил себя улыбнуться тяжелой улыбкой, не отрывая глаз от старой подруги, внимательно изучая ее платье, ее лицо и то, как она сидит, опираясь спиной о стену этого дрянного захолустного паба.

Наконец он спросил:

- Я по-прежнему нравлюсь тебе? Уошен предпочла промолчать..

Могучая рука потянулась и легко легла на ее плечо, на мягкий шелк блузки.

- Нет, не нравлюсь. Это хорошо видно, - спокойно, твердо и уверенно ответил он сам себе.

Она покачала головой.

- Ты хочешь сказать, что я не хочу тебя? Он рассмеялся.

- А кто хочет? Но кто же признается себе в том, что он нежеланен! Спроси любого маргинала, и он никогда не признается в своем состоянии, а будет вечно ссылаться на неудачное стечение обстоятельств и отсутствие-везения.

- И теперь ты говоришь об этом?

- И теперь, и до конца жизни. - Улыбка на лице Памира стала совсем жесткой.

- А ты случайно не слышал, исчез ли кто-нибудь еще из наших?

- Нет. Не слышал. Ничего.

Уошен, не отрываясь, смотрела на его руки.

- А ты, значит, слышала, Уошен.

Уошен осторожно отвела глаза.

- Любой из вас может исчезнуть, и мы этого не заметим, - тихо произнес Памир и громко рассмеялся, добавив: - и нам будет на это наплевать. Совсем наплевать.

- И тебе тоже? Его смех стал мягче.

- Видишь ли, ведя жизнь не капитана, многому учишься. В том числе и тому, что капитаны вовсе не так важны и необходимы, как они сами это утверждают. Ни в повседневной жизни, идущей на Корабле, ни в больших, медленно свершающихся мировых делах.

- Сдаюсь, - рассмеялась Уошен.

- Потому что не веришь, - пожал он плечами.

- Ты бы удивился, если бы я поверила. - Уошен встряхнула стакан с очередной порцией коктейля, наркотической жидкости, пенящейся углекислыми пузырьками, и, втянув запах, продолжила: - Тебе только хочется, чтобы мы оказались бесполезными. Но без нас, исполняющих свою нелегкую работу, все пойдет к черту. Меньше чем за сто лет. А, может, и меньше чем за десять.

Бывший капитан снова передернул плечами. Предмет разговора становился утомительным, и пора было сменить его.

Уошен согласилась. Опустошив стакан, она позволила молчанию длиться до тех пор, пока старый друг сам не прервет его.

Но прежде чем это случилось, прошло не менее часа. И тогда с нежной предупредительностью он спросил:

- Что-то случилось? Ты сошла вниз, значит… там, наверху, что-то не так?