Из джунглей показался Локи.
Он первым бросился к Тиллу, но не успел, потому что из черных зарослей появилась толпа бегущих детей, и к ним тут же присоединились некоторые из тех, кто стоял на площади. Больше двух третей капитанских потомков окружили сникнувшее, беспомощное тело. На печальных лицах горела решительность. Тут же нашлись носилки, и юный вождь был устроен более удобно. Кто-то из детей спросил, в каком направлении собираются двигаться капитаны. Даен посмотрел на небо, где сгущались грязные тучи дыма, приносимые с запада.
- На юг, - пролаял он. - Мы идем на юг.
И тогда без вещей и без пищи толпа детей демонстративно развернулась и зашагала на север. Дью стоял рядом с Уошен.
- Мы не может просто так отпустить их ,- прошептал он.- Кто-то должен отправиться с ними. Поговорить и выслушать. И, может быть, помочь…
Она поглядела на возлюбленного, и с ее губ уже готово было сорваться: «Я».
- Нет, ты не пойдешь, - остановил ее Дью. - Ты поможешь им гораздо больше, оставаясь рядом с Миоцен. - Дью явно уже обдумал этот вопрос со всех сторон. - У тебя высокий ранг. Власть. И, кроме того, Миоцен все же прислушивается к тебе.
- Когда ее это устраивает.
- Я еще прошепчу тебе кое-что на ушко, - с улыбкой пообещал Дью. - Кое-что.
Уошен кивнула, вспомнив, что вся эта боль и ужас все-таки пройдут. Пусть через несколько лет, десятилетия или целый век она все-таки сможет забыть, каким страшным и безнадежным был этот день.
Дью поцеловал ее, и они расстались. Он уходил, глядя на нее через плечо. А на краю джунглей еще виднелся знакомый силуэт Локи. На этом расстоянии, в облаках и дыме она не могла сказать, смотрит ли на нее ее сын или она видит только его широкую спину. Но, несмотря на это, она прошептала «будь счастлив» и улыбнулась. Потом перевела дыхание, сказала уже уходившему Дью «будь осторожен» и отвернулась, будучи не в силах больше видеть, как растворяются в сгущавшейся мгле две высокие мужские фигуры.
Миоцен стояла в отдалении, всеми забытая.
Но постепенно капитаны с оставшимися послушными детьми начали строиться в колонны, чтобы начать свой путь на безопасный юг, а она все стояла, будто приросла к земле, в центре опустевшей площади. Наконец раздался ее низкий, сухой, безжизненный голос:
- Мы стали ближе.
- Что вы имеете в виду? - уточнила Уошен.
- Ближе, - повторила она и подняла к сверкающему небу пустые руки.
- Надо торопиться, - попыталась уговорить ее Уошен.- Мы должны быть уже в строю, мадам.
Но Миоцен неожиданно прищурилась, поднялась на цыпочки и, судорожно выпрямив пальцы, засмеялась низким и жутким смехом.
- Но еще недостаточно близко. Еще не совсем. Не совсем.
Глава шестнадцатая
Одна из проблем, которая неизбежно возникает, если человек живет слишком долго, заключается в том, что делать со своей головой. Как быть после многих тысяч лет со всей той хаотической массой воспоминаний и неизвестно зачем хранимых памятью фактов?
Даже среди человеческого племени разные его культуры придерживаются различных точек зрения на этот счет. Некоторые предпочитают тщательное удаление всего раздражающего и излишнего - медицинская процедура, как правило, приукрашенная определенной церемонией. Другие предпочитают мозговую очистку, более радикальную по сути, придерживаясь мнения, что качественно проведенное сокращение может освободить любую душу. А есть даже некоторые жесткие сообщества, где мозг разрушается постоянно и намеренно, и затем, с его восстановлением, на свет появляется уже совсем иной, новый человек.
Но капитаны не принимали ни один из этих способов.
Для их карьеры и процветания пассажиров нужно иметь опытный, постоянно удерживающий в себе тысячи деталей мозг. Ничего не забывай - вот что было их недосягаемым идеалом. Управление любым Кораблем требует превосходства капитана во всем и при любых обстоятельствах, и никто не может предугадать, когда придется выхватить из сознания ту или иную давно всеми забытую, но именно в этой ситуации жизненно необходимую деталь. И капитаны - если они были настоящими капитанами - совершали свою работу со вполне предсказуемой компетентностью, которой мог потребовать от них кто и когда угодно.
Но Миоцен забыла, как она стала капитаном.
Это произошло не случайно, но время и повседневное напряжение всех ее сил в новой жизни оттеснили старые воспоминания. После столетия жизни, проведенного на Медулле, она вдруг начала ощущать, как понемногу исчезают какие-то ее маленькие, может быть, и незначительные навыки и таланты - и забеспокоилась, что, вернувшись к своим прежним обязанностям, не сможет выполнять их сразу же с прежней уверенностью в себе.
Какие капитаны получили последние награды от Премьера и за что?
Кто именно входит в число последних пятидесяти победителей?
Кем были рыбообразные существа, что жили в аммонийных водах Моря Альфа? Или те роботы, что обитали в специальных топках? Или те, что замерзали при комнатной температуре? А те, что были продублированы за их юношеское чувство юмора… Откуда они вообще появились?
Незначащие, казалось бы мелочи, но для миллиардов душ они означали вещи жизненно важные.
Ведь было человеческое население и в Дымных каньонах… антитехнологи, которые проходили под именем… каким?.. И кем они были обнаружены?.. И как они приспособились к жизни, полностью зависящей от величайшего из когда-либо построенных механизмов?
Не зная всего этого, теперь она едва ли сильно отличается от любого хорошо информированного пассажира.
Разумеется, многое может измениться ко времени ее возвращения. Ранги, лица, награды, даже, может быть, сам курс Корабля - и ведь все эти изменения, эти наиважнейшие решения, равно как и самые тривиальные, произойдут без ее, Миоцен, малейшего участия!
А, может, и нет более никаких решений?
Она знала ходившие слухи. О том, что Событие очистило Корабль от всех форм жизни, оставив его снова лишь неким неорганическим ископаемым. Это объясняло отсутствие каких-либо спасательных операций со стороны верхнего мира. Премьер, команда и мириады нетренированных пассажиров испарились в жуткую вечность, все помещения остались пустыми и стерильными. А если и появились какие-то местные существа, отважные или глупые настолько, чтобы снова оказаться сейчас на борту, то им все равно потребуются миллионы лет, чтобы найти дорогу вниз, в эти бездонные пространства.
До почему это видение было все же столь соблазнительным?
Потому, что оно соблазняло и саму Миоцен, особенно в черные периоды ее депрессий.
После того, как ее сын и другие Бродяги покинули их, она нашла вполне удобоваримое объяснение: произошла тотальная бойня. Миллиарды погибших. И что тогда ее собственная трагедия, как не самая ничтожная, не стоящая малейшего внимания мелочь? Печальная незначительность в великой истории Корабля. А поскольку это тоже всего лишь мелочь, рождалась опьяняющая надежда, что она сможет забыть тот ужасный день и те ужасные вещи, что сказал ей сын. А главное то, как он вынудил ударить его ножом и изгнать из общества. И прекратятся, наконец, те отравляющие жизнь моменты, когда ее неустанный, постоянно работающий мозг вдруг начинает вспоминать о сыне.
Дневник Миоцен начался как опыт, как некое упражнение, на которое было мало надежды. Но, подводя итоги каждого дня, сидя в одиночестве своего нового, наглухо закрытого дома, она снова и снова наполняла чернилами длинный полый хвост жука-плавунца и своим мелким разборчивым почерком записывала все свои впечатления и размышления.
Это был старый, давно дискредитировавший себя способ.
В качестве средства запоминания или передачи исторических сведений письменное слово давно было вытеснено цифрами и мнемочипами. Но, как и все в этой жизни, теперь древняя технология вдруг воскресла, хотя бы и в таком малом масштабе.
