Наверное, так оно и было.
Но память взорвалась как восстание. Выходя из дома, Уошен неожиданно вспомнила тот давно прошедший миг, когда увидела фениксопобного мужчину, застигнутого бессмертием на полувздохе, с раздутыми жабрами и черной кровью, все еще сохранившейся после тысяч лет бессонного сна. Это был Мужественный, все еще прекрасный и гордый. Все они так и остались навсегда красивыми. И на мгновение Уошен чувствительной перчаткой своего скафандра дотронулась до замороженных перьев и вызывающе разинутого клюва.
Теперь Уошен пыталась вспомнить, что ощущала она в тот момент, когда осязала его еще живую и трепетную плоть. Но испытывала она при этом лишь некое странное смешанное чувство. Возможно, это были остатки печали и отчетливое сознание неизбежности, свойственные повзрослевшему человеку - а, может, и чувство настоящего капитана, гордого за то, что Корабль выиграл этот бой. Ведь Корабль был не просто механизмом, но тайной, наполненной живыми душами, за чью безопасность и она тоже была в ответе…
В тот момент, когда она входила в знакомый до мелочей холл своей квартиры, мысли Уошен оказались прерванными голосом автоматического радио:
- Вам письмо.
Вестибюль был сделан из гладкого мрамора, стены его украшали гобелены, сплетенные коллективным разумом похожих на муравьев организмов. И не успела Уошен сделать второй шаг, как радио повторило:
- Важное письмо. Закодированное. Неотложное.
Уошен моргнула, концентрируя внимание.
Черный уровень,- услышала она.- Протоколы Альфа.
Это была тревога. Протоколы Альфа применялись только при наихудших обстоятельствах и высочайшей секретности. Уошен кивнула и включила один из своих внутренних передатчиков. После нескольких минут, в которые удостоверялась ее личность, послание было расшифровано и передано.
Уошен прочла его дважды от начала до конца, а затем отправила запрос на подтверждение, зная, что это учебная тревога и что штаб Премьера поблагодарит ее за своевременную и точную реакцию. Но на этот раз произошло невозможное. После короткой паузы она услышала: «Выполняйте!»
Уошен вслух повторила это слово, а затем почему-то шепотом и остальные: «Выполняйте задание с крайней осторожностью! Приступайте немедленно!»
Старая женщина удивилась. Все-таки она была настоя щей старой женщиной, которая теперь действительно удивилась до оцепенения и, возможно, даже немного испугалась, что не мешало ей одновременно испытывать настоящее счастье при мысли о дерзком, совершенно неожиданном вызове.
Глава вторая
Реморы трудились без устали, стремясь заставить Миоцен почувствовать себя слабой, но, естественно, все их усилия оказались тщетными.
Сегодняшняя попытка не представляла собой ничего экстраординарного. Вице-премьер совершала один из своих ритуальных туров по внешней стороне Корабля. Ее гид, сверкающий очарованием и важностью старец по имени Орлеан, вел катер вдоль носовой части Корабля, стараясь охватить по пути столько достопримечательностей, монументов и небольших мемориалов, сколько было физически возможно. И делал он это без всяких извинений и острот. На губах застыла ехидная улыбка превосходства над Вице-премьером, рука в перчатке указывала то на одну, то на другую сторону, а низкий важный голос сообщал, сколько народу здесь умерло и сколько из них являлось его друзьями или членами его колоссальной сварливой семейки. Миоцен молчала.
Ее замкнутое лицо несло на себе выражение, не предполагающее сочувствия, а мысли вертелись вокруг дел, которые непременно нужно было выполнить.
- Здесь умерло двенадцать, а здесь пятнадцать реморов, включая, между прочим, моего внука, - сообщил Орлеан.
Миоцен была не глупа и знала, что реморы живут тяжелой жизнью. Порой она даже испытывала некое сочувствие к их бедам. Но сейчас имелось много веских причин не терять времени на скорбь по поводу этих кандидатов в герои.
- Здесь Черная туманность поглотила целых три команды! И всего за один год погибло пятьдесят три ремора! - протрубил Орлеан.
Поверхность под ними находилась в хорошем состоянии. Широкие полосы свежей гиперфибры создавали яркую, почти зеркальную плоскость, отражающую переливающий свет защитных полей. Три мемориала цвета слоновой кости поднимались не больше чем на двадцать метров. Все они мгновенно исчезали из вида, едва только шатл пролетал мимо.
- Мы подошли к туманности слишком близко, - сообщил Орлеан.
Вместо ответа Миоцен прикрыла глаза. Наглый, как все реморы, гид проигнорировал ее предупреждение.
- И знаю почему, - проворчал он. - Рядом с этой туманностью и прямо в ней есть уйма нормальных миров. Нужно подойти как можно ближе, чтобы заманить новых посетителей. Ведь наши эллинги пусты и квоты не используются…
- Нет,- оборвала его Миоцен и, медленно открыв глаза, со вздохом посмотрела на Орлеана. - У нас нет такой гадости, как квоты. Не существует ни официально, ни каким-нибудь другим образом.
- Ошибся. Прошу прощения, - признал Орлеан. И все-таки он сомневался.
Более того, он презирал.
Но что вообще представляет собой лицо ремора? Находящаяся перед ней физиономия выглядела жутковато; широкий лоб восковой белизны с ровными рядами больших капель жира. В ответ на ее взгляд на нее глянула пара выемок, заполненных волосками. Каждый волосок был фоточувствителен, а все вместе они образовывали нечто вроде сложного глаза. Нос, если и имелся, то был спрятан. Зато рот был всегда хищно распахнут, поскольку вообще не имел возможности закрываться плотно. Вот и сейчас он был раскрыт настолько широко, что Миоцен вполне могла сосчитать крупные псевдозубы и два синих языка. В глубине же этой распахнутой пасти отчетливо просматривались кости белого черепа, весьма похожего на человеческий.
Остальное тело ремора пряталось под скафандром и таким образом, представлялось загадкой без разгадки. Реморы никогда не снимали своих костюмов, даже когда были наедине друг с другом.
И все же, несмотря на это, Орлеан был живым. А значит, по всем законам, и полноценным членом команды. Более того, в повседневной жизни Корабля мужчинам-реморам поручалась работа, требующая отменных навыков и недюжинной самоотверженности.
И снова она напомнила своему подчиненному, что Корабле нет никаких квот.
- Виноват. Полностью и всегда, - снова признал он Огромная пасть, видимо, силилась улыбнуться. Или это
было лишь движением зубов?
- К тому же на карту поставлено будущее. Так что небольшая опасность в данный момент лучше, чем неопределенность в будущем. Разве ты не согласен? - продолжила Вице-премьер.
Волоски в глазах сжались, словно прищурились, и низкий голос ответил:
- Если честно, то нет, не согласен. Миоцен помолчала, подождала.
- Лучшим для нас было бы вообще вырваться из этой спиральной хватки галактики и валить прочь отсюда. Вот что было бы лучше всего, мадам. Если вы, конечно, прислушиваетесь к моим словам.
Она, конечно, не прислушивалась. По определению подобные шумам звуки вообще можно было игнорировать.
Но этот ремор давил на нее больше, чем позволяла традиция - и больше, чем могла вынести ее натура. Она посмотрела на гладкий ландшафт гиперфибры, на ясно вырисовывающийся отдаленный горизонт, на небо, все в сполохах пурпурного и лиловато-малинового - случайных вспышках лазерного света, видимого при прохождении через защитные поля. А затем с тихим, хорошо рассчитанным гневом сказала ремору то, что он знал и так.
- Жить здесь - твой личный выбор, обусловленный твоим желанием и твоей культурой. Насколько я помню, ты сам захотел стать ремором, и если теперь не хочешь отвечать за свои решения, то, возможно, я возьму на себя ответственность и за твою жизнь. Ты этого хочешь, Орлеан?
Волосатые глаза собрались в жесткие маленькие пучки, и мрачный голос поинтересовался:
