- Может быть, они и снятся именно для этого, - прошептала она своим любимцам. - А когда исчезнут все эти мои личные миры, не станет и меня.

Она тихонько рассмеялась и натянула на голову зеркальную фуражку.

Там и тут.

Завтрак состоял из перченого бекона на поджаренном тосте и горячего, можно даже сказать, обжигающего чая.

Беконом также занималась лаборатрия генетических изысканий. Пару веков назад, в ответ на постоянные жалобы капитанов, Мечта и Обет вывели в своих кюветах некую субстанцию, весьма приближенную к привычной человеческой пище; результатом явились уважаемые всеми обывателями стейки и отбивные. Впрочем, это было скромным достижением, осуществленным быстро и дешево, ибо вместо того, чтобы по памяти восстанавливать генетику коров и свиней, близнецы использовали единственный доступный здесь источник настоящего мяса - то есть людей. Они лишь изменили его настолько, чтобы получившийся мясной продукт нельзя уже было считать человечиной. Ни по структуре, ни по вкусу. И уж, конечно же, по духу.

Что или кого близнецы использовали в качестве исходной модели, держалось в тайне. Но настойчивые слухи утверждали, что это была Миоцен - возможность, которая, разумеется, способствовала лишь еще большей популярности новой пищи как среди капитанов, так и среди многих поколений их потомства.

Этот ранний час полностью принадлежал Уошен. Она ела медленно, одновременно читая новости, не представлявшие, впрочем, никакого особого интереса.

Затем она вышла из дома в узкий длинный дворик и пошла по дорожке из природных железных кирпичей, местами проржавевших до приятного красноватого оттенка, перемежавшегося сединой.

Сад был сравнительно новым увлечением Уошен. Ее мимолетный возлюбленный и давний друг Памир был когдато прекрасным садовником. Какие цветы он тогда предпочитал? Ах да, илано. Может, быть, он и сейчас выращивает их, если жив. А если жив, то как, наверное, удивился бы этот старый негодяй, увидев, что его столь амбициозная подруга склоняет свою гордую голову и становится на колени, кладя в землю черноватые цветочные семена прямо голыми руками.

По мере того, как ослабевали силовые поля и слепящая яркость неба постепенно переходила в мерцающее спокойное сияние, экологическая система Медуллы заметно изменялась. Растения, жившие ранее лишь в пещерах и непроходимых джунглях, не только широко распространились повсюду, но и увеличились в размерах. Как, например, эти сердца эльфа прямо посередине ее садика. Растения, бывшие в зачаточном состоянии, пока стояли в глубокой тени, теперь превратились в могучие деревья со стволами толщиной в метр, богато одетые благоухающей пурпурно-черной листвой и крупными цветами. Они представляли собой сложные естественные образования, опыляемые бабочками, и приносящие черные жирные плоды, лишь с виду ядовитые, а на деле обладавшие приятным и ярким вкусом.

Впрочем, Уошен сажала эти деревья не из-за вкуса, а из-за их замечательного аромата, из-за того, что они служили кормом для бабочек и своими ветками очень напоминали ей земные растения.

А еще потому, что всего несколько десятилетий назад один ее юный возлюбленный позволил увлечь себя именно в этом саду и потом позволял делать это не раз.

За садом шли ступени, ведущие вниз к Озеру безделья. Это было одно из старейших озер. Рожденное пятнадцать столетий назад, оно вполне претендовало на то, чтобы считаться самым древним на Медулле, - можно сказать, памятник настойчивости и изобретательности капитанов. Или чему-то иному?

Старое озеро дышало покоем, его украшали лишь красная ржавчина да рыжеватый планктон. Сверху, словно потолок, нависала стена древнего базового лагеря, казавшаяся столь близкой, что манила дотронуться. Но это, разумеется, было иллюзией. Атмосфера Медуллы заканчивалась за пятьдесят километров от поверхности. Однако силовые поля продолжали управлять этим миром и все еще оставались, несмотря на ослабление, угрожающе сильными. В последующие три столетия им предстояло уменьшиться еще немного, а Медулле напротив немного расшириться. Согласно расчетам, к концу этого срока силовые поля должны были достигнуть своего минимума, и тогда атмосфера Медуллы уже действительно станет буквально лизать стены базового лагеря.

И тогда капитаны смогут наконец добраться до него и достичь туннелей, а в случае исправности двинуться вглубь, назад, в бесконечные пространства Корабля, который, возможно, вновь уже давно стал всего-навсего лишь допотопным ископаемым. И не возможно, а скорее всего. Тысяча лет споров не привели ни к какому разумному объяснению его долгого, абсолютного молчания, и оставшиеся три столетия вряд ли могли что-нибудь изменить.

Уошен приподняла серебряную крышку своих старых, любимых часов, решив, что в этой спешке столетий она все-таки имеет право на несколько мгновений тишины и бездействия.

На железных понтонах лежали доски, сделанные из старых, изглоданных ярким светом деревьев добродетели, и Уошен шла по ним, слушая, как стучат ее ботинки по звонкому дереву. Рой молотокрылых вспорхнул при ее появлении, но тут же вернулся обратно, возможно, ожидая подачки. Их стабилизаторы вздрагивали, а фасетчатые глаза, казалось, с любопытством рассматривали женскую фигуру, ясно прорисовывающуюся на фоне гиперфибрового неба. Уошен осторожно прикрыла крышку часов, и этот звук поверг любопытствующий рой в панику, и через секунду об их недавнем присутствии свидетельствовала лишь рыжеватая рябь на воде.

Озеро безделья было древним озером и, по стандартам Медуллы, вообще нищим и дряхлым. Бурная перестройка экологической системы планеты практически не затронула его стабильности при тысячелетней энтропии.

Уошен сунула часы вместе со скользнувшей за ними титановой цепочкой в потайной карман, и в этот момент неожиданно вновь вспомнила свой последний сон. Он вернулся без всякого предупреждения. Она вспомнила, что находилась где-то не здесь. Где-то наверху, быть может. На вершине моста. И не просто находилась, а выполняла какую-то важную ежедневную работу. И работа выполнялась не совсем правильно.

Что-то еще присутствовало в ее сне..

Или кто-то. Но кто? Она слышала только голос, сильный и ясный, говорящий с пронзительной печалью: «Это не тот путь…»

«Но что же неверно?» - требовала она.

«Все, - отвечал голос. -Все».

Тогда она посмотрела вниз, на Медулла оссиум, и он показался ей еще больше, освещенный огнем и расплавленными, раскаленными добела озерками железа. Или это было уже не железо? Уошен однажды случалось думать, что все это сияние выглядит обманчиво… хотя она и не могла собрать воедино кусочки мыслей…

«Но что значит „Все"?» - спросила она у голоса.

«Разве ты не видишь?» - ответил он.

«Что я должна видеть?»

Но ответа не было, и Уошен повернула голову в поисках своего невидимого собеседника. Повернула и увидела… Что?

Теперь ей ничего не приходило в голову, за исключением странного, доводящего до дрожи ощущения падения с огромной высоты.

Ее автомобиль нуждался в ремонте.

Время и жесткие стальные дороги разболтали подвески, и простой турбинный двигатель начал мерзко, протяжно завывать. Но Уошен все никак не могла заняться его ремонтом, во-первых, потому, что драндулет все-таки как-никак ездил, а во-вторых, потому, что ремонт личных транспортных средств у них всегда осуществлялся в последнюю очередь. По приказу Миоцен все силы были брошены на общественные нужды, связанные со скорейшим восстановлением моста, и только в самую последнюю очередь расходовались на личные нужды. И хотя Уошен имела определенные привилегии - разве сама она не являлась необходимой частью этих героических усилий!? - она все же считала неудобным требовать чего-либо для себя вне очереди.

Вот уже шесть столетий, за редкими исключениями, она ездила этим маршрутом в метрополию. Ее местная дорога сливалась с хайвеем, ведущим прямо к старому городу. Шестиэтажные дома стояли в обязательном для всех поселений парке, и сквозь черную листву деревьев виднелись постройки на детских площадках и визжащие, подвижные тела детей. Среди деревьев добродетели тянулись ряды домов, перемежавшиеся кое-где домами-одиночками, разбросанными тут и там по какой-то никому непонятной логике. Ни один дом не повторял другой, даже все высотные дома были разными, и ни один не мешал другому. Единство застройки заключалось лишь в куполообразной архитектуре и подлинно королевских удобствах.