- До каких же размеров? До того, как заполнит всю оболочку?

- Увидим,- сухо остановила его Миоцен.

- Да, и о контрфорсах, - не унимался Пепсин, и не то от храбрости, не то по глупости спросил великую женщину: - А что ими управляет?

Это был старый, всегда ставящий в тупик вопрос. Но Миоцен пустила в ход столь же старый и самый простой ответ.

- Спрятанные реакторы некоего неизвестного нам типа. В стенах оболочки или под нашими ногами. А может, и там, и там.

- Но почему они проходят эти циклы, мадам? Я имею в виду, что будь я главным инженером и захоти постоянно удерживать Медулла оссиум на одном месте, то не стал бы никогда позволять контролирующим его силам впадать, так сказать, в полуспячку. А вы, мадам? Позволили бы вы это пусть даже раз в десять тысяч лет?

- Мы не понимаем действия этих полей. Вы сами узнали о них, можно сказать, пару дыханий назад. Никто не знает, как они добывают для себя энергию, или регенерируют, или чем еще там они держатся. Эта тайна делает все, чтобы остаться тайной, а мы отдаем ей в этом должное.

Пепсин весь сгорбился, словно услышанные слова легли на него тяжким грузом, но глаза выдавали скрытое сопротивление. Неожиданно он выпрямился, став еще шире и даже как-то чернее.

- Вы уже не раз обсуждали этот вопрос с моей бабкой, не так ли? - усмехнувшись, поинтересовался он.

- Не раз, - подтвердила Миоцен.

- И выигрывала ли Ааслин хотя бы раз?

Миоцен помолчала и ответила, обращаясь уже не к Пепсину, а ко всем.

- Она выигрывает всегда. В конце концов, я всегда признаю, что у нас нет никаких ответов на ее умные, ловкие и бесконечные вопросы. Но, к сожалению, такие вопросы совершенно бесполезны для нас в данном случае.

- Пустая трата слов, увы.

Миоцен водрузила на кипу бумаг еще одну и, опустив голову, добавила:

- Идите-ка домой, дорогой, и нас всех отпустите. Потом я лично вручу вам ключи от первоклассной лаборатории, и там вы сможете решать все эти великие вопросы, которые, кажется, не дают вам спать ночи напролет.

За сообщением Пепсина последовала маленькая скромная вечеринка. Разговор большей частью не касался последних расчетов, а вертелся вокруг новых слухов: кто с кем спит, кто уже забеременел и чьи дети снова ушли к Бродягам. Уошен быстро потеряла интерес к подобным разговорам и, сославшись на усталость, улизнула, прошла через секретную станцию, а потом пешком побрела к дому.

Метрополия с населением в восемнадцать тысяч человек, или столица Преданных Новый Хазз, лежала на дне широкой, ровной и бесперебойно снабжаемой водой долины. Каждый дом был крепок, но готов к перемещению. Все административные здания производили впечатление своими размерами, но и они прикреплялись к временным фундаментам скобами из блестящей нержавеющей стали. В столь поздний час улицы казались совсем пустыми. Повсюду виднелись освежители, забирающие жар от умирающих потоков лавы, и ветры бушевали где-то далеко, делая город похожим на тихое, полузаброшенное место, которое обходят стороной все великие мировые события.

Дом Уошен стоял на Второй площади, был заметно меньше своих соседей и в целом повторял своими очертаниями все ее последние пять домов. Вентиляторы сохраняли воздух свежим и почти прохладным. Ставни были прикрыты, и в этой искусственной ночи Уошен позволила себе расточительное удовольствие в виде маленькой электрической лампы, зажженной над ее любимым креслом.

Она составляла доклад о требующихся для лаборатории запасах высокочистого химического стекла, и эта рутинная работа уже действительно утомила ее. Неожиданно ей показалось смешным планировать что-то на три века вперед, равно как и на три минуты, и она зевнула, прикрыла веки и упала в тяжелый сон без сновидений.

Потом она проснулась.

Проснувшись, она достала свои механические часы, висевшие на титановой цепочке. Часы были подарком от многочисленных внуков, которые сами терпеливо собрали их по старинным технологиям. Лампа над головой все еще горела. Уошен открыла круглую коробочку часов и посмотрела на цифры и медленно двигающиеся стрелки. Была полночь, и только тогда она спросонья сообразила, что разбудило ее в такое время. Это были размеренные сильные удары во входную дверь.

Уошен выключила лампу и пошла открывать. Ей в глаза ударил поток ослепительного небесного света, и в этом слепящем свете она увидела две ожидавшие ее обнаженные фигуры. Спустя мгновения глаза ее привыкли, и она различила перед собой два знакомых лица.

Под прикрытием искусственной ночи, явно никем не замеченные, в самое сердце города пробрались ее сын и его отец.

Дью улыбался.

Он выглядел как всегда, не считая бродяжнических штанов и худобы, правда, не затронувшей его сильных ног. Кожа его приняла дымчатый оттенок, который Медулла оссиум давал всем. Голова,была обрита наголо, а ступни благодаря бесконечным странствиям превратились в некое подобие утиных лап.

Первым заговорил Локи.

- Мама! - И это прозвучало так, будто он звал ее этим именем каждый день. -Мы принесли тебе мясо. Несколько тонн, высушенного и подслащенного. Мы отдадим его тебе, если ты отдашь нам этот артефакт.

Известно, что Бродяги в курсе всех дел.

- Но он пуст. И совершенно бесполезен, - медленно, не моргая от света, сказала Уошен и сразу увидела еще несколько десятков Бродяг, а рядом грубые деревянные сани, доверху нагруженные черным и рыжеватым мясом. В сани, как животные, были впряжены люди.

- Мы это знаем, - снова улыбнулся своей быстрой улыбкой Дью.

«Мы». А ведь раньше, говоря о Бродягах, он всегда употреблял местоимение «они».

Уошен отступила на следующую позицию.

- Но я не вправе одна решать, отдать его вам или нет. Да и вряд ли это сможет решить кто-либо другой.

- Конечно,- быстро согласился он. - Но ты можешь разбудить того, кто решит этот вопрос.

И она сделала это. Четверо оставшихся в живых Вице-премьеров были вытащены из своих постелей, мясо под руководством Миоцен обследовано, после чего начались обсуждения. Совещались шепотом. Перед ними лежали огромные запасы протеина, а ведь Процветание было в первую очередь веком машин и энергии, без всякого развития ферм и культивирования съедобных растений. И это Бродяги тоже прекрасно знали.

Стоя на горячей черной площади, Уошен пыталась вычислить, когда ее сын и Дью вышли в свой поход. Ближайший лагерь Бродяг находился, по крайней мере, в шестистах километрах отсюда, а пользоваться местными дорогами они явно не могли, опасаясь быть замеченными и остановленными. Тащить сани по острым хребтам и через джунгли… о, они со своим фантастическим терпением знали, конечно, что дело кончится в их пользу…

В этот момент Миоцен подошла к Уошен и вместе с остальными Вице-премьерами включилась в обсуждение предложения Бродяг.

- Согласны, - буркнула Миоцен.

Локи усмехнулся, но вежливо поблагодарил, не забыв даже о соблюдении этикета.

В отличие от отца, Локи не был обрит; его длинные золотые волосы рассыпались по плечам. В мире, где не было ни скота, ни лошадей, Бродяги в качестве ресурсов использовали свои собственные тела. Например, ремень Локи был сплетен из его собственных старых волос, а штаны представляли собой тонкую выделанную кожу, всю запятнанную белыми подтеками пота. На бедре у него висел нож и кремневый пистолет, чьи ручки были выточены из длинных костей голеней, потерянных, как догадывалась Уошен, в стычках и несчастных случаях.

- Благодарю, мадам, - снова произнес Локи. Вице-премьер открыла рот, чтобы задать вопрос, но тут же отказалась от этого намерения. Говорить о своем сыне она не желала, даже мимоходом. Уошен знала это.

Столетия, проведенные рядом с этой женщиной, научили прекрасно читать ее мысли. И, как всегда, Уошен ощутила смешанное -чувство жалости к матери и презрения к одержимому властью вождю. Или наоборот?

Миоцен протянула Локи длинную руку, обозначив таким образом конец переговоров. Но в его руке что-то лежало. Это было что-то, похожее на диск, тщательно завернутый в зеленое крыло молотокрылого.