Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Ваш отец, сударь…

Кольбер сник, выронил листок, и тот, покачиваясь, медленно опустился на пол.

— Его нашли утром в спальне. Он умер.

— Умер… — с глупым видом повторил Кольбер.

Будто ослепленный яркой вспышкой света, он закрыл глаза руками, силясь прогнать мелькавшие перед его взором слова: «прокляты будут жестокосердные, и ждут их муки вечные…»

87

В открытом море, после отплытия из Нанта — понедельник 12 сентября, десять часов утра

За ночь ветер окреп, и на корабле пришлось убавить парусов. Однако, несмотря на это, судно шло довольно бойко, плавно рассекая форштевнем поднявшуюся волну.

Габриель выбрался на наружный трап, который вел к каютам пассажиров. Пытаясь освоиться в пока еще малопривычной обстановке, он задержался на полуюте, потом направился к кормовой надстройке и присел неподалеку от командного мостика, укрывшись от водяной пыли за ящиками для парусов.

Оттуда ему было видно, как за кормой вскипало и пенилось море, после того как судно, поднявшись на гребень волны, понемногу опускалось. Неоглядная водная пустыня зачаровывала юношу: ведь он видел море лишь раз в жизни и отважился опустить в воду только ноги…

— Вы умеете плавать, сударь? — спросил Габриеля капитан накануне за ужином, который подали в капитанскую каюту. — Нет? Что ж, тогда из вас может получиться настоящий морской волк — лично я не доверяю морякам, которые умеют плавать, уж очень плохо заботятся они о своем судне! — расхохотался он, довольный своей шуткой.

Габриель избегал расспросов о цели своего путешествия и причинах, побудивших его покинуть родину. Когда ему это не удавалось, он отвечал, что родители, мол, хотели отослать его на некоторое время подальше от дома. История про познавательное путешествие явно хромала: по лукаво-игривому виду капитана, человека в общем-то добродушного, можно было догадаться, что лично он усматривал причину отъезда Габриеля в «каком-нибудь неблаговидном поступке или дуэли». Впрочем, подобное прикрытие оказалось самым подходящим, самым правдоподобным и самым верным. А по прибытии в Новый Амстердам он уж найдет, куда податься…

Габриель стянул перчатки, сунул руку под камзол и достал запечатанное письмо, которое обещал вскрыть только в открытом море. Какое-то время он молча разглядывал конверт, прежде чем наконец решился распечатать, будто пытаясь таким образом еще больше отдалиться от невзгод, лиц и трагических событий этого безумного года, перевернувшего всю его жизнь.

Стоило Габриелю подумать о последних днях, проведенных на родине, как сердце его сжалось от тоски. Всю дорогу до Нанта он сокрушался оттого, что Луиза так и не пришла к Сен-Мартенским воротам, где он простоял битый час, ожидая, что вот-вот увидит ее знакомую фигуру в окошко своего экипажа…

«После того как я прочту и уничтожу письмо, у меня не останется ничего из прошлой жизни, ничего, что связывало бы меня с нею, да и сам я исчезну, как мой отец двадцать лет назад», — думал юноша, все еще колеблясь.

Резким движением он взломал сургучную печать и погрузился в чтение:

«Дорогой Габриель!

Когда ты прочтешь это письмо, то, наверное, будешь уже далеко от нашей Турени. Если Франсуа д'Орбэ передал тебе его, значит, искания наши не пропали даром, а еще это означает, что ты действительно согласился стать одним из нас и принять светоч, который я держал в своих руках. Какая ирония судьбы: когда родители выбрали тебе имя, отец твой рассказал об этом д'Орбэ, поскольку ни одна участь не казалась им более завидной, нежели участь вестника,[52] несущего Слово Божье…

Быть может, завтра тебе будет уготовано завершить наш путь исканий или, в свою очередь, переложить ответственность на другого. До тех пор ты увидишь, как уходят твои собратья, а с другими ты расстанешься сам без всякой надежды обрести их вновь. Я молюсь, чтобы эти тяжкие испытания не породили в сердце твоем горечь, ибо это единственная опасность, которой нам нужно остерегаться. Пусть же сердцем твоим, Габриель, владеют помыслы только о нашем общем деле, и пусть твоя судьба целиком растворится в этой великой миссии, куда более трудной в сравнении с жизнью любого из нас. Лишь такое наследие я могу тебе передать. Оно мало и вместе с тем велико.

В деревянной шкатулке, которую передал тебе Франсуа, лежат расшифрованные и переведенные документы, те, что были похищены у Мазарини, а потом попали к тебе. Это пропуска, связи и адреса, необходимые для того, чтобы получить часть богатств, незаконно присвоенных Мазарини и его ближними. Сокровища эти отныне переходят под твою ответственность. Они станут вместе с тобою самыми верными хранителями нашей Тайны.

Итак, в твоих руках судьба Пятого Евангелия, то есть, как я уже говорил тебе однажды в Во, первозданного текста Священного писания, измененного или сокращенного Петром. Ты волен взглянуть на то, из-за чего сотрясались престолы, проливалась кровь, и что могло породить гораздо более страшные беды, если бы вышло из-под контроля своих хранителей.

Представляю, как ты сейчас читаешь эти строки и сгораешь от свойственного юности нетерпения завладеть Истиной. — Но неужели ты еще не догадался, какова ее сущность? Подумай только, Габриель: можно убивать королей, оспаривать их первородство, отнимать у них земли; можно строить козни, чтобы низложить папу или возвести его на престол. В политике все возможно. Кроме одного: того, что предшествует любому наследственному праву на престол и сохраняет это право, — той святости, что осеняет преходящую власть. Так откуда же возникла власть, которая делает правителей «наместниками Бога на земле»? Из полной свободы действий, предоставленной в этом смысле Священным писанием. «Ты — Петр («камень»), и на сем камне Я создам Церковь Мою», — сказал Иисус; или вот еще: «Любишь ли ты Меня?.. Паси овец Моих». Не кажется ли тебе странным, Габриель, что эти слова связаны одно с другим?

Если да, значит, ты на пути к постижению сути Тайны, и то, что многие поколения толкователей трактовали по-разному, ты скоро поймешь сам, поскольку теперь тебе известно: существует истинное Писание, а не подложное.

Изумительная подмена Истины: люди из века в век убивали друг друга во имя того, чтобы толковать Истину по-своему, в то время как самый источник Писания, где эта Истина изложена, оказался подложным…

А между тем учение Христа совершенно незамысловато:

«Проклят будет тот, кто вознамерится творить дела мирские от имени Отца Моего;

Проклят будет тот, кто станет смешивать имя Отца Моего с раздорами Властителей. Пусть возводят они царства свои из праха, но не венчают золоченые дворцы свои именем Отца Моего.

Тот, кто скажет, что несет меч, дабы вершить правосудие людское и управлять жизнью города от имени Отца Моего, истинно говорю вам, тот есть лжец». Или вот еще: «Блаженны не алчущие власти, ибо дано им будет Царство Отца Моего».

Эти слова и есть истинные. А те, что ты знал до этого, — ложны.

Истина довольно проста: из века в век люди спрашивают, почему в Писании нет ни слова о политической власти? Да потому, что слова эти оттуда попросту изъяты. Согласно же учению Христа, политическая власть не может зиждиться на духовной Истине, и всякая попытка смешать власть Церкви с мирскими делами или узаконить светскую власть, оправдывая ее благодатью духовного истока Церкви, есть святотатство!

Больше того, учение Христа, истинная суть которого открылась нам 17 августа, объясняет, почему такое невозможно. Послушай же, Габриель, чему учит Христос:

«Есть ли подчиненность среди звезд? Или порядок старшинства среди песчинок? Истинно говорю вам, ни одна песчинка не может навязать истину свою другим песчинкам. Ибо все они равны меж собой, как и агнцы Отца Моего. Меж них должен быть лишь один закон — закон справедливости, и справедливость сия есть равенство. Пусть же правитель правит властью, данной ему братьями его: лишь тот, кто избирает сей путь, следует дорогой к дому Отца Моего».

Что скажешь теперь, Габриель? Представь, что это откровение разошлось бы по всему христианскому миру, представь, как люди вдруг поняли бы, что священная королевская власть, которой они подчиняются, не только порочна, но и подложна… Представь, как они вдруг поняли бы, что не должны больше подчиняться ни королю, ни папе? Что, по-твоему, тогда произошло бы?..

Поэтому миссия наша состоит в том, чтобы найти человека, способного правильно распорядиться откровением, дабы случайно не открылся ящик Пандоры. Такова была моя роль, Габриель, а теперь и ты посвящен в нашу Тайну, притом куда более неожиданно, чем это было со мной или с любым другим из наших братьев. Но дело не терпело отлагательств.

Представляю испуг на твоем лице — но неужели ты действительно думаешь, что правде легко смотреть в глаза? Будь так, человеческая история никогда не стала бы такой, как есть. Петр обладал страшной силой: он знал, что никто не усомнится в истинности переложенного им Писания.

Но будь спокоен: со временем ты свыкнешься с его вопиющим деянием. Ты узнаешь, что пятая глава Евангелия от Матфея содержит не десять Заповедей блаженства, а одиннадцать. Что Петр отрекся от Иисуса не трижды, а четырежды, и упоминание о четвертом его отречении было изъято из дошедшего до нас текста; и что отрекся он не от того, что пошел за Христом, а для того, чтобы исказить истинную суть послания Спасителя. Ты научишься угадывать между строк излишнее и недостаточное: то, что было добавлено, а что — изъято.

И все это содержится в рукописи, которую нам наконец-то удалось расшифровать.

Черпай же из кладезя времени, который отныне в полном твоем распоряжении, силу, дабы свыкнуться с таким наследием. Однажды, спустя месяцы, а то и годы, быть может уже после тебя, кто-то из твоих последователей вновь попытается возвестить Истину миру, не вызвав его потрясения.

Береги себя, Габриель. Сейчас я отправляюсь в Нант, чтобы еще раз попробовать спасти наше дело, но все мои помыслы связаны с тобой, поскольку мне бы очень хотелось, чтобы путь свой ты прошел не один.

Прощай же, Габриель де Понбриан. Будь достоин своих собратьев и памяти отца своего. Всем сердцем надеюсь вернуться вскоре с победой и собственными руками порвать это письмо.

Никола Фуке».
вернуться

52

Габриель, или Гавриил (букв. «вестник»), — архангел, предсказавший рождение Иоанна Крестителя и его служение как предтечи Иисуса Христа; он же, явившись Деве Марии, предсказал ей рождение Христа и его мессианское достоинство и велел наречь его Иисусом. (Прим. перев.)

78
{"b":"99069","o":1}