«Надо найти способ прочесть бумаги. Знаток шифров, вот кто мне нужен», — решил юноша. Напрасно он ломал себе голову, где отыскать такого, — на примете не было никого. «Разве что…» — подумал он, выходя из церкви по окончании службы.

На паперти Габриель оказался в гуще толпы, и ему пришлось изрядно поработать локтями, чтобы протиснуться к ступеням лестницы. Не успел он спуститься на улицу, как его схватила за плечо чья-то крепкая рука. Обернувшись, юноша увидел человека с повязкой на голове. Габриель узнал его: это был один из налетчиков, которому он в театре расквасил нос, защищая старика сторожа. Юноше удалось избавиться от мертвой хватки, и он пустился наутек. Судя по топоту, раздававшемуся за спиной, преследователей было по меньшей мере двое. Припустив изо всей силы, на какую только был способен, Габриель сумел проскользнуть сквозь ряды торговцев молоком, песком, ветошью и всякой всячиной, заполонивших узкие парижские улочки.

«Куда теперь? — спрашивал он себя, петляя по улицам. — Только не домой, полиция наверняка уже там! Луиза… скорее к Луизе. По крайней мере, у нее мне нечего опасаться».

Спустя десять минут он, запыхавшись, прибежал к дверям Луизы де Лавальер — ее покои располагались в верхних этажах частного особняка Месье, брата короля. В доме имелся отдельный вход для прислуги. Дверь его выходила на улочку со зловонной сточной канавой.

— Луиза, это я, Габриель. Открой! — сказал он, взбежав по лестнице.

— Что стряслось? — удивилась Луиза де Лавальер, открывая дверь другу.

Она успела второпях собрать на затылке свои белокурые волосы, а ее лицо обрамляли выбившиеся из пучка пряди.

— Я как раз собиралась обедать. Но ты дышишь так, будто с кем-то подрался!

— Сейчас все объясню, — ответил он, входя к ней.

В гостиной Луизы, обставленной просто, но украшенной яркими гобеленами, царил покой. Переведя дух, Габриель с удовольствием осмотрелся в обстановке, окружавшей жизнь его подруги, а потом рассказал о своем вечернем приключении, умолчав только об истории с бумагами, найденными в театре.

— Но тебе нечего бояться полиции, — сказала она, внимательно выслушав его. — Наверно, они следят за тобой, как и за остальными актерами из труппы Мольера. Должно быть, это как-то связано с пожаром в доме Мазарини и с гибелью того мальчишки, о котором ты сам мне рассказывал. Ну, а те люди… — прибавила она, но не успела договорить.

— Они явно выслеживают меня! — воскликнул Габриель. — Но почему, ума не приложу. Не очень-то приятная история, так что, сама понимаешь, придется держать ухо востро.

— Конечно, — согласилась Луиза. — А что если их подослал твой дядюшка?

— И я так сначала подумал, но тогда зачем они напали на нашего сторожа?

Луиза не успела ответить: в дверь постучали. Стучали, однако, в дверь, соединявшую ее комнаты с покоями Генриетты Английской, нареченной брата короля, при которой она состояла фрейлиной.

— Луиза, — послышались из-за двери приглушенные рыдания.

Девушка узнала голос Генриетты, прибывшей в Париж, чтобы готовиться к свадьбе, назначенной на май, и удивилась, что та решила побеспокоить ее в такое время: это было по меньшей мере необычно. Прежде чем отворить, Луиза втолкнула Габриеля в туалетную комнату:

— Подожди здесь, только сиди тихо. Никто не должен знать, что ты у меня!

Открыв наконец дверь в смежные покои, Луиза увидела будущую невестку французского короля: она стояла на коленях, прямо на пороге, вся в слезах.

— Успокойтесь, сударыня, пожалуйста! Что с вами? — воскликнула девушка, потрясенная безутешным видом своей госпожи.

Луиза ласково помогла ей встать.

— Собственный брат короля, мой будущий муж… — проговорила Генриетта, стараясь унять слезы. — Он унижает меня, — всхлипнула она, — я точно знаю, унижает с каким-то мужчиной.

Сидя взаперти в туалетной комнате, где его спрятала Луиза, Габриель услышал удалявшийся стук ее шагов по паркету. Юноша оказался в тишине. Комнатка с белыми стенами была маленькой, и убранство ее не блистало роскошью, кроме разве что изящной формы сидячей ванны да фаянсовой раковины, увенчанной большим зеркалом в раме позолоченного дерева. Увидев стул, Габриель приставил его к стене и взобрался, чтобы дотянуться до открытого слухового оконца под потолком, через которое в туалетную комнату проникал свет. Положив руки и подбородок на выступ, он увидел небо, а, поднявшись на цыпочки и чуть склонив голову, разглядел мощеный внутренний двор особняка.

«Только этого не хватало, — сокрушенно подумал Габриель. — Угодить в ловушку, и бог весть насколько. Только бы невеста Месье поскорее пришла в себя!»

Он собрался было оставить свой наблюдательный пост, но заметил, как двое лакеев бросились открывать створы широких ворот, пропуская карету, запряженную четверкой лошадей. Из кареты вышла дама и направилась к подъезду, скрывшись из его поля зрения. Габриель слез со стула, уселся на него и, чтобы скоротать время, принялся мысленно проигрывать первый акт из «Дона Гарсии».

Его упражнения прервал через несколько минут чей-то голос — отдаленный, но четкий. Габриель прислушался, пытаясь определить, откуда доносится голос.

— …сообщить вам вести незамедлительно, — говорила женщина.

Послышался шум шагов и передвигаемой мебели, потом какие-то слова, но Габриель их не разобрал. Ему почудилось, что он расслышал имя — Лавальер.

— …полагаете, он ждет, когда король примет решение? — проговорила женщина.

Женский голос сменился мужским.

— Решение! — резко сказал мужчина. — Слишком сильно сказано! Неужели мой братец способен принимать решения?

Узнав голос Месье, герцога Орлеанского, Габриель приник к стене, из-за которой, как ему казалось, доносились голоса. Заметив маленькую, искусно отделанную решетку, встроенную в плиточный пол, он понял, что благодаря свойствам акустики вентиляционная труба, наверняка связанная каким-то образом с дымоходом камина в одной из гостиных нижнего этажа, превратилась в своеобразный слуховой канал.

Между тем раздраженный мужской голос продолжал:

— Ваш дядюшка слишком хитер, чтобы предоставить ему право выбора. Разве у него был выбор в случае с вашей сестрой?

Последовало молчание, потом раздосадованный женский голос заметил:

— Разумеется, нет, монсеньор, но эта ниточка…

«Олимпия Манчини, — подумал Габриель, припомнив черты девицы, которую ему показывала Жюли на свадьбе Гортензии, — ну, конечно, это она, а сестра, о которой говорил герцог, — Мария, первая любовь короля. Вот только что здесь делает Олимпия?»

— Слух подтвердился, монсеньор, — продолжала Олимпия Манчини. — Кардинал отписал короне все свое состояние. Верно и то, что король отказался принять дар и вернул все дорогому моему дядюшке.

В наступившей тишине Габриель расслышал тяжелую поступь — наверное, брата короля. Шаги смолкли, как только опять зазвучал мужской голос:

— Что ж, ход дерзкий! Не каждый день кто-то дарит миллионы ливров. Кардинал воистину не перестает нас удивлять.

— Лично я усматриваю здесь чье-то влияние, совет. Наверняка и то и другое исходило от господина Кольбера. Последнее время он почти не покидает дядюшку, помогает составлять бумаги и теперь назначен главным составителем текста завещания. Вот еще одно доказательство его влияния: сегодня дядюшка все утро в страхе ожидал ответа короля, и это говорит о многом… Я думала, он стал серым от болезни, но стоило королеве-матери сообщить ему приятную весть, как дядюшка тут же преобразился, — значит, кардинал всерьез опасался, как бы государь не воспринял его дарственную буквально…

— Справедливости ради надо заметить, что хитрая задумка господина Кольбера привела к благоприятному исходу дела, и это не может не радовать: еще бы, ведь вы так и остались в числе наследников, как, впрочем, и я, если ваши сведения верны. И милостью моего братца доля каждого из нас весьма значительна. Надо же, испытывать его терпение три дня — целых три дня не давать ответа!..