— Ты же мальчик, — говорила ему она, — и можешь идти куда глаза глядят, можешь отправиться на войну или стать пиратом… А мне и ждать-то нечего.

Как она плакала, когда однажды он исчез без следа!..

Домик был сложен из ровных рядов красного кирпича вперемешку с белым камнем из ближайших каменоломен.

— Боже мой, как далеко Амбуаз, — прошептала Луиза, ступив на мощеную площадку перед крыльцом.

Охота не удалась. Облава продолжалась весь день, но годовалый олень ускользнул, будто вдосталь наигравшись с людьми, лошадьми и собаками, вконец их измотав и не оставив охотникам ничего, кроме горечи утраты. Рассерженный таким исходом, король бросил товарищей и, вымещая свой гнев на коне, погнал его во весь опор через подлесок, полого спускавшийся в долину. Мушкетеров, едва поспевавших за ним, он спровадил за ворота охотничьего домика, приказав им немедленно прислать за ним карету, а пока оставить одного. Прибывший экипаж уехал через некоторое время вместе с кортежем, правда, без короля — Людовик XIV тайком проскользнул в охотничий домик и поднялся к себе в покои на втором этаже. Прошел час, но гнев короля почти не убавился. Людовик XIV так и остался в охотничьем облачении — снял только кожаную перевязь, надел домашний пурпурный шелковый камзол, после того как обмылся до пояса холодной водой, и принялся мерить шагами кабинет, со скрипом ступая по паркету. Услышав через какое-то время скрежет колес кареты и лошадиное ржание, он подошел к окну, откуда открывался вид на лес, вплотную подступавший к аллее, что вела к потайному входу в домик. Прищурившись, чтобы лучше видеть, король разглядел во тьме светлое пятно — платье Луизы. Она приближалась быстрым шагом, чуть подобрав юбки, отчего казалось, будто девушка не идет по земле, а плывет над нею. Подойдя к домику, Луиза подняла взгляд, и король улыбнулся ей в надежде, что она его заметила. Людовик поймал себя на том, что любуется дивной тонкой шеей, узким лицом и большими ясными глазами. Когда Луиза поднялась на крыльцо, король Франции направился ей навстречу и, выходя из кабинета, машинально глянул в зеркало. Он увидел отражение двадцатитрехлетнего юноши с пламенным взором, в котором уже почти не осталось гнева.

Король вытер губы, отпил глоток вина и поднял глаза на Луизу.

— Как вам перепела? А вино? Оно с вужойских виноградников. Господин Конде оказал мне милость, прислав несколько ящиков, когда я имел слабость признаться, что оно мне по вкусу. Однако вы совсем не едите, — прибавил он, накладывая себе в тарелку одно из многочисленных кушаний, расставленных на столе, накрытом белоснежной скатертью.

— Принц Конде? — прошептала Луиза.

Король улыбнулся в ответ.

— Таков мой удел, мадемуазель, — продолжал он. — Каждый толкует мои слова по-своему и рассчитывает приятно меня удивить, воплотив в жизнь то, что доставляет мне удовольствие, хотя я мог бросить то или иное слово по чистой случайности…

Заметив, как девушка зарделась, король поправился:

— Вот, — сказал он, снимая с шеи, из-под сорочки, ключик на золотой цепочке, — знаете, что это за ключ? Его вручил мне верный друг, однажды подаривший мне настоящее сокровище — какао, доставленное из Индий[38] вместе с пряностями. Он велел изготовить плотно закрывающийся ларчик, запер в нем плод какао и отдал ларчик мне, взяв с меня слово, что ключик я всегда буду держать при себе. Значит, отныне я командор «ордена какао», и без моего ведома вступить в этот орден никому не позволено…

Король едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.

— Сам же я, прошу заметить, согласился стать командором в благодарность моему дражайшему другу. Затея с ключиком мне понравилась, ведь теперь я всегда вспоминаю о нашей дружбе.

Какое-то время Людовик молчал, глядя на девушку, завороженную его рассказом.

— А вы что скажете? Быть может, мне стоит прекратить игру, снять ключ с шеи и передать его кому-нибудь на хранение? Не бойтесь, ответьте, король просит у вас всего лишь совета, — нарочито сердясь, настаивал он.

Луиза ласково взглянула на короля.

— Нет, сир, думаю, вам стоит оставить его при себе. Только закажите еще дубликат или два — так будет вернее.

— А вы тонкая штучка! — с улыбкой заметил король. — Впрочем, довольно вам слушать. Расскажите теперь о себе.

— О себе! — воскликнула девушка. — Но, сир, что мне вам рассказать? Родилась я семнадцать лет назад в Амбуазе, жила и росла счастливо, и все благодаря вашему великодушному дядюшке, да хранит Господь его душу, и благодаря его же покровительству меня выбрали фрейлиной вашей будущей невестки. Что тут еще сказать? У меня нет какао, чтобы подарить вашему величеству, да и поддерживать остроумные беседы я не мастерица…

Луиза в волнении смолкла. Король вдруг встал из-за стола, бросив салфетку на тарелку. Заметив, что он по-прежнему улыбается, она успокоилась и тоже поднялась. Людовик обошел стол и сам отодвинул назад ее стул. После того как она ему поклонилась, король молча взял ее за руку и повел в сад. Тучи уже рассеялись, и в ночном мраке сверкали звезды.

— Я люблю, когда воздух влажный и мягкий, — заметил король. — Это напоминает мне детство. Для меня здесь место отдохновения и грез, мечты о чем-то необыкновенном, — признался он, глядя на небо.

Людовик осведомился у Луизы, не холодно ли ей. Она отрицательно покачала головой, а он, не слушая ее, устремился назад в домик, оставив девушку одну в недоумении, но вскоре вернулся с шелковой шалью в руках.

— Мне подарил ее венецианский посланник в подтверждение болтовни, которой он меня потчевал, рассказывал о бессчетных подвигах своих соплеменников в Китае, — тихо проговорил король, набрасывая шаль Луизе на плечи.

— Только вообразите, шелк, прикрывающий вашу спину, одолел тысячи километров, проделав путь из Китая до Версаля, — прибавил он, отступая в сторонку, чтобы оценить красоту ткани.

— Ну вот, я тоже замерз, — сказал он, протягивая девушке ладони.

Чуть поодаль за королем и его юной гостьей, возвращавшимися в домик рука об руку, наблюдал стоявший за деревьями человек. Подождав некоторое время в своем убежище, он двинулся прочь и скрылся в ночи.

Скрестив руки, Кольбер на мгновение задумался, потом повторил свое распоряжение:

— Левее, еще чуть-чуть!

Работники, доставившие тяжелые античные чаши, передвигали их дюйм за дюймом вдоль стены передней напротив каменной лестницы, что вела на второй этаж.

— Ну вот, — воскликнул новоиспеченный интендант финансов, — так-то лучше!

Подойдя ближе, он выставил вперед ногу, проверяя, одинаково ли расстояние между чашами и шляпками декоративных гвоздей, отделявшими черные мраморные плитки пола от белых. Отступив с довольным видом назад, он еще раз оглядел выстроенную композицию и остался вполне удовлетворен.

— Теперь хорошо, — проговорил он.

Потирая руки, Кольбер поднялся через две ступеньки по лестнице на площадку второго этажа, где громоздился комод.

Работники безропотно следовали за ним.

— Четвертый день возимся здесь без продыху, — прошептал один из них.

— Он, верно, вообще не спит, — простонал другой.

— Пошевеливайтесь! — торопил их Кольбер, подписывая на ходу документы, которые секретарь подсунул ему прямо на лестнице.

— Ах! — воскликнул он, рассматривая бумагу из другой пачки, которую секретарь передал ему напоследок, перед тем как ретироваться так же быстро, как и появился. — Время не терпит, и встречи придется назначать здесь. Тем хуже, — сокрушенно вздохнул он, глянув на комод, которому на лестничной площадке было явно не место. — Продолжим позже.

Кольбер повернул обратно и направился к себе в кабинет на первом этаже, откуда открывался прекрасный вид на сад. Походя он еще раз окинул довольным взглядом перестановку в новом доме. «Моем новом доме», — подумал он. Не дожидаясь, когда парижский верховный суд публично подтвердит законность завещания кардинала, Кольбер стал четыре дня назад полновластным хозяином небольшого особняка по соседству с дворцом Мазарини, где ему милостью его высокопреосвященства было дозволено проживать последние годы. Теперь он придирчиво оценивал в «своем» доме каждое помещение, каждый предмет меблировки. Словно исполнившись свежих сил, Кольбер жертвовал редкими часами сна ради того, чтобы сделать здесь полную перестановку, хотя прежде не уделял личному комфорту почти никакого внимания.