Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

50

Сен-Манде, особняк Никола Фуке — воскресенье 10 апреля, вечером

— Видишь, Луиза, каштаны уже цветут! Прислонясь щекой к окошку кареты, Луиза де Лавальер увидела цветы, казавшиеся ярко-белоснежными в лучах закатного солнца. С наступлением сумерек, когда они выехали за пределы Венсена и покатили по предместью, от повеявшего свежего ветерка пассажирок кареты пронзила дрожь.

«Вот уже и весна, — думала Луиза, — моя первая весна в Париже». Она вновь невольно обратилась мыслями к королю и попробовала представить, как выглядит версальский охотничий домик в это время года…

— Луиза, ты что, спишь?

Луиза вздрогнула, а ее попутчица рассмеялась. Ода де Сен-Совер, еще одна юная фрейлина будущей супруги брата короля, указала пальцем на огоньки, замерцавшие слева по ходу кареты.

— Погляди, соня, это главная башня Венсенского замка. — А там, — добавила она, переведя палец влево, — вон та освещенная факелами аллея ведет прямо к дому господина суперинтенданта!.. Помолимся небу, чтобы скорее состоялась свадьба, и чтобы на нашу улицу тоже пришел праздник, — прибавила Ода, будто собиралась замуж одновременно с Генриеттой Английской.

«Пусть сбудутся ее мольбы, — подумала Луиза, глядя в вечернюю мглу, — ведь у нее ничего нет, кроме титула фрейлины».

Луиза почувствовала, что краснеет, услышав свой внутренний голос, прозвучавший снисходительно, и для приличия поправила на шее колье.

— Подъезжаем, подъезжаем, — сгорая от нетерпения, снова пояснила Ода.

Карета теперь двигалась по аллее, по обе стороны которой выстроились двойной цепочкой лакеи в синих с золотом ливреях; у каждого в руке было по ярко полыхавшему факелу, и вместе они затмевали огни видимой с дороги главной башни располагавшегося неподалеку замка.

* * *

Никола Фуке наблюдал из своего кабинета за тем, как съезжались гости, и думал, что по-хорошему торжество следовало бы отложить. Со дня смерти кардинала и затеянных королем перемен прошел только месяц, и прием устраивали исключительно по желанию жены суперинтенданта — несмотря на то, что она была беременна и наверняка не смогла бы уделить приглашенным должного внимания. Впервые увеселения были ему в тягость. «Ладно, — утешал себя Фуке, относя свое дурное настроение на счет долгих часов, проведенных за трудами, — пора идти к честной компании с радостным видом, несмотря на преходящие неудачи». Между тем он помнил и о другом празднике, единственно желанном, — тот был приурочен ко дню торжественного открытия его замка Во.

На верхней площадке величественной лестницы, возвышавшейся над вестибюлем. Фуке, однако, на мгновение задержался. Гости уже вошли в дом и вереницей потянулись из гостиных в сад, где расположились два камерных оркестра.

«По крайней мере, время пока терпит», — подумал он, стараясь себя ободрить, и, глубоко вздохнув, направился к толпе приглашенных.

* * *

Луиза скучала, хотя с тех пор, как она приехала, прошло едва ли полчаса. В душе она признавала — сейчас ей было совсем не до веселья, каким бы чудесным ни выдался вечер, и сколько бы почетных гостей ни значилось в списке приглашенных. Бенгальские огни, зажженные в начале торжества, порадовали ее лишь на короткое мгновение. Столы, ломившиеся от мясных блюд, пирамид диковинных овощей и фруктов, не пробуждали в ней ни малейшего искушения. А маленькие зверушки, обезьянки и радужные птицы, свободно сновавшие среди гостей, вызвали у девушки лишь мимолетную улыбку. Ода куда-то подевалась, и Луиза, оставшись в одиночестве, присела на скамеечку возле колонны, увенчанной античным бюстом из черного мрамора.

— Скучаете по своему любезному комедианту, мадемуазель де Лавальер?

Вздрогнув от насмешливого тона, девушка с рассерженным видом повернулась к обращавшемуся к ней человеку.

Перед ней с едва приметной сардонической улыбкой стоял сам хозяин дома Никола Фуке. Удивленная Луиза встала, собираясь сделать реверанс, и подумала, что его ирония не лишена доли правды: сейчас ей действительно не хватало Габриеля, этого безрассудного ревнивца…

— Молодость сопряжена с опрометчивостью, не находите? — продолжал суперинтендант. — Вам скучно в Париже, а ему в Во, насколько я могу судить по тому, что наблюдаю. Хотя он не смеет этого показать — воспитание не позволяет — и к тому же обладает актерскими талантами, прочесть все, что у него на душе, так же легко, как открытую книгу.

Уловив в глазах Луизы тень недоверия, Фуке подошел к ней ближе.

— Не бойтесь, мадемуазель, Габриелю хотелось, заручившись моим покровительством, оказать мне любезность, и он поведал обо всем, что вас с ним связывает: рассказал о себе, о том, где родился, и как прошла его юность. Я желаю ему только добра. Однако, помимо опасностей, угрожающих ему со всех сторон, что и побудило его покинуть Париж, боюсь, существуют еще происки господина Кольбера в отношении неблагодарного Мольера, способные осложнить актерскую будущность Габриеля, притом весьма серьезно. Я пока не знаю, чем это может обернуться и почему поступки Габриеля де Понбриана, кем бы он ни был, интересуют стольких высокопоставленных особ. Но непременно узнаю. А пока надо быть начеку.

Голос его зазвучал более требовательно:

— Это касается и вас, мадемуазель. Говорят, тысяча шестьсот шестьдесят первый год не обещает ничего хорошего новоприбывшим ко двору. Поэтому берегите себя, — посоветовал он ей вполне серьезно. — Иные игры бывают куда опаснее, чем кажется, а гадючник порой распознаешь, только когда на него наступишь…

Озадаченная загадочными словами Фуке, Луиза взглянула на него с недоумением:

— Что все это значит, господин суперинтендант?

Фуке окружила группа гостей, и, перед тем как уйти, он легким жестом дал ей понять, что ответить не может. Провожая его взглядом, Луиза почувствовала тревогу.

«Зачем он мне все это сказал? — размышляла она, нахмурив брови, обрамлявшие тонкой линией ее большие голубые глаза. — И что, собственно, он знает?»

Чья-то рука коснулась ее обнаженного локтя, отчего Луиза вздрогнула третий раз за вечер.

— До чего вы пугливы, дорогуша, — мягко проговорила Олимпия Манчини.

Луиза поклонилась, стараясь сдержать смущение, от которого у нее на лице, как она сама почувствовала, начала проступать краска.

— О чем только мечтают юные девы? — продолжала между тем Олимпия, присаживаясь рядом. — Может, поболтаем немного? Вы молоды и пока еще новенькая в нашем кругу, вот мне и захотелось поговорить с вами по-дружески. Двор — мир безжалостный, и понять его довольно сложно, поскольку он полон условностей и манер, больше похожих на ловушки для любого новичка. Лучше не рисковать, бросаясь в одиночку в этот омут, иначе недолго и обжечься… особенно от взглядов волшебных принцев, — бросила она нарочито равнодушным тоном.

Луиза насторожилась. Она ощущала взгляд Олимпии. Только бы ничем себя не выдать!

— Люди как времена года, — продолжала Олимпия, — они переменчивы и непостоянны. Лучше исходить из того, что друзей не бывает, за исключением тех, с кем у тебя общие интересы. Знаю, это может показаться печальным и циничным, ведь у вас девичье сердце, но с моей стороны было бы скверно вас не предостеречь.

Луиза почувствовала на запястье холодные пальцы Олимпии.

— Я хочу быть вашей подругой… я должна ею стать. Самой надежной, самой верной и самой полезной. Я готова хранить все ваши тайны и оберегать их. Хотя поверьте, они мне в общем-то безразличны, — вдруг сухо сказала она.

Луиза молча слушала, и от слов Олимпии ей стало совсем не по себе.

— Действительно, такой дружбе нет цены, — медленно проговорила Луиза, глядя Олимпии в лицо и стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Только, боюсь, у меня нет средств заплатить за нее.

Олимпия задумалась на мгновение, потом ответила:

— Не будьте глупенькой. Меня интересует только то, что вы видите и слышите, не больше. Давайте просто поболтаем, и все.

49
{"b":"99069","o":1}