Боец сидел снаружи, на обломках стены, курил, смотрел на джунгли. Жанна подошла, села рядом.

— О чём думаешь?

— О том, что они слишком умные.

— Что?

Француз затянулся, выдохнул дым.

— Гули. Нас учили, что они примитивные хищники. Действуют инстинктивно, как звери. Охотятся, едят, размножаются. Но эти… — Он показал на фабрику. — Они организованны. Вчера напали скоординированно, с разных сторон. Сегодня ушли, забрав всё — трупы, вещи, следы. Нашли туннель, использовали его. Это не инстинкт. Это разум.

Жанна молчала, слушала.

— И ещё, — продолжил снайпер. — Они не стали преследовать нас, когда мы отступили. Могли догнать, добить. Но не стали. Отпустили. Почему? Потому что получили приказ? Потому что поняли, что мы опасны? Потому что решили, что проще уйти, чем драться?

Рыжая закурила тоже.

— Ты думаешь, их кто-то контролирует.

— Да. Хафиз или кто-то ещё. Иначе не объяснить. — Он посмотрел на неё. — Обычные гули, про которых нам рассказывали, — это падальщики. Живут в норах, питаются трупами, нападают на одиночек. Тупые, злобные, но предсказуемые. Эти — другие. Тактика, дисциплина, планирование. Как если бы у них был командир.

— Хафиз.

— Или кто-то ещё. Кто-то, кто создал их, обучил, управляет. — Легионер затушил сигарету. — И это пугает больше, чем сами твари. Потому что тварей можно убить огнём и серебром. А того, кто ими управляет, найти сложнее.

Жанна посмотрела на фабрику.

— Мы найдём его.

— Надеюсь.

Внутри раздался крик Маркуса:

— Вода откачана! Заливаем горючим!

Ян и Питер начали таскать канистры, выливать содержимое в подвал. Бензин, керосин, всё, что горит. Залили литров триста. Запах стоял едкий, голова кружилась.

Когда закончили, Маркус вывел всех наружу, на безопасное расстояние.

— Коул, жги.

Коул включил огнемёт, дал длинную струю в дверь подвала. Пламя ударило внутрь, и через секунду грохнуло. Взрыв паров. Огонь вырвался наружу, взметнулся вверх. Окна выбило, стены задрожали. Фабрика загорелась изнутри.

Пламя ревело, пожирая бетон, дерево, железо. Дым валил чёрный, густой, поднимался столбом в небо. Жара била волной даже на расстоянии.

— Теперь взрывчатка, — сказал Маркус.

Ян подошёл к туннелю, заложил заряды на входе. Четыре кило тротила. Размотал провода, вернулся к команде.

— Всем укрыться!

Укрылись. Ян подключил детонатор, нажал.

Взрыв. Земля дрогнула. Туннель схлопнулся, завалился обломками. Фабрика накренилась, часть стены обрушилась. Дым и пыль застлали всё.

Когда осело, Дюбуа посмотрел на результат. Фабрика горела, рушилась, превращалась в груду обломков и пепла. Туннель погребён под тоннами бетона. Если там что-то осталось — не выберется.

— Гнездо уничтожено, — сказал Маркус. — Возвращаемся.

Погрузились в джипы. Пока ехали обратно, француз смотрел в окно, думая. Гнездо уничтожено, но гули ушли. Двадцать тварей, может больше, где-то в дельте. С командиром, с планом, с целями. Охотятся, питаются, может, создают новое гнездо.

И Хафиз. Культист-некромант, который всё это затеял. Где он? Зачем создал гулей? Что хочет получить?

Вопросы без ответов. Но ответы найдутся. Рахман обещал проверить информантов, поднять всю подноготную о Хафизе. Может, выйдут на след.

А пока — база, отдых, разбор. И Томас, который медленно перестаёт быть человеком.

Джип ехал через дельту, через трущобы, через город. Солнце садилось, окрашивая небо в кровавый красный. Дюбуа закрыл глаза, откинулся на спинку.

Война продолжается. Новая, странная, с врагом, который умнее, чем казалось. Но он воевал всю жизнь. Легион, Зона, Балканы, моря, пустыни. Везде находил способ выжить, победить.

Найдёт и здесь.

Джип въехал на базу. Ворота закрылись за ними с металлическим лязгом. Команда выгрузилась, разошлась. Легионер пошёл к изолятору, проверить Томаса.

Дежурил Ахмед. Сидел на стуле у двери, читал что-то на планшете. Поднял взгляд.

— Как он?

— Спит. Уже шесть часов. Температура упала ещё, до тридцати четырёх. Кожа серая, дыхание редкое. Врач говорит, процесс ускоряется.

— Сколько времени?

— Может, день. Может, два. — Марокканец потёр лицо. — Я сидел с ним до обеда. Он открыл глаза, посмотрел на меня. Не узнал. Просто смотрел, как на предмет. Потом снова закрыл глаза.

Снайпер посмотрел в щель двери. Томас лежал на койке, неподвижный. Грудь поднималась и опускалась медленно, слишком медленно. Лицо восковое, безжизненное.

— Когда он превратится окончательно, — сказал боец тихо, — я сделаю это сам. Обещал ему.

Ахмед кивнул.

— Спасибо.

Дюбуа постоял ещё минуту, потом пошёл к себе. Лёг на койку, закрыл глаза. Но сон не шёл. В голове крутились мысли — гули, Хафиз, Томас, туннель, пожар. Всё смешалось в один клубок.

Он встал, подошёл к окну. Посмотрел на город. Миллионы огней. Миллионы жизней. А где-то там, в темноте, твари ползают, охотятся, убивают. И кто-то управляет ими. Кто-то с планом, с целями.

Завтра продолжат искать. Завтра Рахман принесёт информацию. Завтра, может, выйдут на след.

А сегодня — только усталость, тьма за окном и медленно умирающий товарищ в соседнем корпусе.

Француз отошёл от окна, лёг обратно. Закрыл глаза. Заставил себя дышать ровно, расслабиться, уснуть.

Сон пришёл наконец. Тяжёлый, беспокойный, полный образов воды, огня и жёлтых глаз в темноте.

День выдался на удивление спокойным. Утренний брифинг отменили — Маркус сказал, что Рахману нужно время на проверку информантов, анализы Томаса ещё обрабатываются, новых данных нет. Взять сутки отдыха. Привести себя в порядок.

Пьер проснулся поздно, в девять. Позавтракал в полупустой столовой, вернулся в комнату. Лежал на койке, смотрел в потолок, думал ни о чём конкретном. Потом постучали в дверь.

— Дюбуа, ты там?

Жанна.

Он встал, открыл. Она стояла в джинсах и светлой рубашке, волосы распущены, никакого оружия.

— Пойдём в город, — сказала она. — Сидеть на базе целый день — сойдёшь с ума.

— Нам можно?

— Маркус разрешил. Главное — вернуться к вечеру и держать телефоны при себе.

Пьер пожал плечами.

— Хорошо. Дай десять минут.

Переоделся в гражданское — джинсы, футболка, лёгкая куртка. Глок спрятал в кобуру за спину, под куртку. На всякий случай. Запасной магазин в карман. Телефон, бумажник, сигареты. Всё.

Вышли через главные ворота. Охрана пропустила, записав время. На улице жара била сразу, но терпимо — не такая убийственная, как в полдень. Остановили рикшу — велосипедную, с навесом. Водитель — худой парень лет двадцати с широкой улыбкой.

— Куда едем? — спросила Жанна.

— Старый город, — сказал Пьер водителю по-английски. — Медленно, без спешки.

Парень кивнул, поехал. Крутил педали неспешно, лавируя между машинами, автобусами, другими рикшами. Дакка гудела, кричала, жила своей бешеной жизнью. Толпы на тротуарах, лавки, торговцы, нищие, дети. Запахи — специи, жареное мясо, выхлопы, мусор, цветы. Всё вперемешку.

Пьер сидел, смотрел. Город был другим при свете дня, без задачи, без оружия. Просто город, где живут люди. Женщина в красном сари несла корзину на голове. Старик сидел у лавки, курил кальян. Мальчишки играли в футбол на узкой улочке, мяч из тряпок.

Жанна смотрела тоже, молча. Потом сказала:

— Первый раз вижу тебя расслабленным.

— Я расслаблен?

— Почти. Плечи не такие напряжённые.

Он усмехнулся.

— Привычка. Легион научил всегда быть настороже.

— Легион научил многому, — согласилась она. — Но иногда нужно просто жить. Смотреть, дышать, быть.

Рикша свернула в узкий переулок. Здания старые, кирпичные, с резными балконами. Бельё висит на верёвках между домами. Лавки на первых этажах — ткани, специи, сладости. Запах кардамона, корицы, сахара.

Остановились у рынка. Пьер расплатился, дал на чай. Вышли. Рынок был крытым, полутёмным, прохладным после жары. Ряды прилавков — овощи, фрукты, рыба, мясо, специи, одежда, утварь. Продавцы кричали, зазывали, торговались. Женщины в сари выбирали помидоры, щупали манго, нюхали рыбу.