У меня в глазах начало темнеть от нехватки кислорода. Толпа ревела, предвкушая очень скорую развязку, неминуемо с моим концом. Я собрал остатки сил и резко дернулся вперед, одновременно опустив голову вниз. Угодил лбом ему точно в переносицу.

Раздался отчетливый хруст. Брызнула кровь.

Афроамериканец заревел от боли и шока, его хватка мгновенно ослабла. Я вывернулся, словно угорь, и, не давая ему опомниться, нанес ему сильнейший удар коленом точно в пах. Он вытаращил глаза от еще более ошеломительной боли, согнулся пополам, издав хриплый стон. Его и без того приплюснутый как пельмень нос, теперь не был похож ни на что. Огромная бесформенная окровавленная плямба. Текла кровь, капая ему же на грудь.

Я не стал останавливаться — в настоящем бою, тем более таком, совершенно нет времени на жалость. Пока он стоял согнувшись, я нанес ему нисходящий удар основанием ладони по затылку, добивая его в шею. Его тело обмякло, он рухнул на колени, ткнувшись мордой в песок. Он еще попытался встать, но тут же получил прямой левой точно в челюсть. Я в этот удар вложил все силы — зубы у того клацнули так громко, что там наверняка ни одной целой пломбы на месте не осталось.

Впрочем, не факт.

Отчего-то вспомнил, что у черных американцев с зубами часто все лучше, чем у белых. Чем именно это обосновано я уже не помнил, но вот сейчас, глядя на свой окровавленный кулак, я почему-то овспомнил этот абсолютно бесполезный для меня в этой ситуации факт. А мой противник, получив контрольный, тяжело и беззвучно рухнул на песок, больше не двигаясь. Ну, что тут скажешь? Кинг-Конг жив, но это не точно. Может, мой последний удар ему какой-нибудь из позвонков сместил и америкос уже не жилец? Все может быть…

На песчаном «ринге» воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом ветра, да далекими хлопками выстрелов. Зрители замерли от увиденного — такого результата боя они совершенно не ожидали! Затем толпа «курсантов» взорвалась недовольным гулом, свистом и криками на разных языках. Они пришли смотреть на неминуемую и красивую смерть «русского» солдата, а не на его победу. Тем более такую.

Американец-инструктор, стоявший с краю загона, быстрыми шагами пересек плац. Лицо перекошено от злости и напряжения, взгляд яростный, едва сдерживаемый. Ну да, теперь-то шоу не получилось, а потому и настроение у него резко изменилось.

Его рука молниеносно потянулась к кобуре на бедре.

— Вот дерьмо! — заорал он, направляя на меня ствол пистолета. — Русский, ты чего натворил! Все, конец тебе!

Он взвел курок. Взгляд его был пустым и холодным. Я замер, глядя в черное отверстие дула, прекрасно понимая, что все кончится вот сейчас, на этом грязном песке. Однако, я в это не поверил. Вот чисто интуитивно я понимал, что все это какая-то плохо продуманная демонстрация, но эмоции свои он держал под контролем и срываться не собирался.

Секунда. Другая.

Пять секунд. Десять. Тишина.

Глаза закрывать я не стал. Если уж решили меня пристрелить, то с закрытыми глазами я точно не умру. Не дождутся, черти! Просто стоял и молча смотрел на дуло пистолета. Это была Берета, в Афгане я такие видел уже не один раз.

Как я и думал, выстрела не последовало. Резкий, пронзительный гудок, не один, а дважды, пробился сквозь шум толпы. Все, включая инструктора, резко обернулись. С черного пикапа, стоявшего в тени за оградой, высунулась рука и отрывисто помахала, явно отдавая приказ. Инструктор, скрипя зубами так, что было слышно даже на расстоянии, с силой опустил пистолет, всадив его обратно в кобуру. Затем направился к пикапу.

Ему пришлось обходить ограду через отдельный проход в стороне, поэтому пауза явно затянулась. Американец подошел к пикапу со стороны пассажирского сиденья. Начал что-то говорить, но быстро замолчал. Только слушал и изредка кивал головой.

Затем он вернулся обратно.

— Семьдесят семь двенадцать! В карцер! Живо! — прошипел он, и его глаза пообещали, что это еще далеко не конец. Интересно, кто же вмешался? Кто посчитал, что меня рано убирать⁈

Двое охранников в серой форме грубо схватили меня под руки и попытавшись согнуть в болевом приеме, потащили с «ринга» к нашему одноэтажному зданию с камерами. Когда мы подходили, оттуда уже вытащили Семена. Тот выглядел уверенно, но глаза все равно были расширены от страха и непонимания того, что его ждет дальше.

Краем глаза я увидел, как на с окровавленного песка забирают поверженного американца. Тот не только не мог сам идти, он даже подняться не мог. Одновременно я увидел, как на «ринг» вышел другой «курсант». Им был крупный боец, в зеленых камуфляжных штанах, полностью лысый, зато в солнечных очках. Даже и не понять, кто это по национальности. Скорее всего, европеец.

Вот твари. Устроили тут гладиаторские бои на развлечение публике. Зрителей нагнали, причем они тоже те еще уроды — все происходящее здесь, весело и круто. Моральная сторона как будто бы вообще никого не волновала.

Семен, выглядевший уставшим и подавленным, двигался как-то вяло. Никаких оваций, только равнодушное молчание — его жизнь никого здесь не волновала.

Больше я ничего не увидел — меня завели в камеру. Привычно лязгнул закрывшийся засов.

— Громов, ты там как? — раздался взволнованный голос Кикотя. — Нормально?

— Жить буду, — отозвался я, все еще чувствуя солоноватый металлический привкус крови во рту. — Помяли, слегка. Зато чернокожему я ребра пересчитал и морду лица хорошо подправил. Красавцем и раньше не был, а теперь тем более. Там Семена повели после меня.

— Да, нас так и будут дергать, то одного, то другого. Ну, это как раз и плохо. Нам сказали, что возможно, сегодня будут участвовать все «куклы».

— Слушай, я не пойму… Вот меня последнего привели, двенадцатого. А до меня кто был? А остальные? Как долго? Откуда и как они сюда «кукол» поставляют⁈

— Ты еще не понял? — горько усмехнулся Виктор. — Тут постоянная текучка! А наших пленных хватает. Знаешь, сколько их таких в Пакистане после войны в лагерях осталось? Про рабов же слышал?

Отвечать я не стал. Конечно, слышал.

— Нас отработают, других притащат. Не будет русских, найдут других. Американцам все равно, на ком тренироваться. Но наши им больге всего нравятся, потому что опытные. Потому что крепкие, стойкие. А бородатые что⁈ У них ни опыта, ни навыков. Они ничего не умеют. Я не удивлюсь, что именно с таких это место и было организовано изначально. Это уже потом кто-то додумался.

Тошно мне было от всего этого дерьмового места, от этой вонючей камеры, от собачьего отношения, даже от здешней мрачной атмосферы. От убийств. От пыток. Сколько подобного дерьма здесь уже произошло ранее? А сколько еще произойдет?

Несколько минут я сидел в полной тишине, отдыхая.

— Майор, проийзошла странная вещь. Когда я победил, тот американец, что меня сюда притащил, сильно расстроился и хотел пристрелить на месте. Но ему не разрешили. Кто-то, в черном пикапе.

— А! Знаю, видел… Понятия не имею, кто там может быть.

— Но американец его слушался!

Охрана появилась внезапно. И, почему-то без Семена. Они вряд ли понимали русскую речь, но зато английский знали.

— Эй, где тот боец, что вы забрали ранее? — с некоторой надеждой спросил я, намереваясь узнать о судьбе Семена.

— А все… Убили его!

— Как убили? — ошеломленно воскликнул я. — Почему?

— Важные люди, что сморели ваш бой с чернокожим, очень расстроились. Решили отыграться, сняли ограничения. Противник выбрал нож. Все, семьдесят семь двенадцать, не мешай! Завтра все повторится!

Я сжал кулаки от злости. Услышанное мне совершенно не понравилось.

Следующей «куклой» они выбрали Виктора Викторовича.

— Семьдесят семь ноль один! Руки!

Майора забрали точно так же, как и меня. Как и Семена. Однако его бой был на удивление коротким, прошло не более десяти минут. Рева зрителей почему-то слышно не было, поэтому я и предположил, что Кикоть победил.

С одной стороны, боец из него не очень. Да, кое-какие специальные навыки у него были, но об этом я мало что знал. Скорее всего, чему-то научился уже здесь, чему-то у того старика, что ранее спас ему жизнь. С другой же — он опытный офицер, который имеет за плечами достаточно опыта. А впрочем, что я вообще знал о Кикоте? Кем он был ранее? Что умел? Пожалуй, кроме того, что он майор КГБ, больше ничего я и не знал.