— Он самый, — тихо подтвердила Тамара Дмитриевна, не глядя на меня.

— Егор Викторович! — с неестественной бодростью в голосе проговорила Наталья Михайловна. — Мы как раз рассказываем о нашем небольшом приключении у…

— Молчать! — Старший оперативник резко ударил ладонью по столу. Наталья Михайловна вздрогнула и резко замолкла. — Егор Викторович сейчас нам сам расскажет, где он провёл вчерашний вечер и ночь.

Отвечать я не спешил. Без спешки и суеты я вошёл в учительскую, закрыв за собой дверь. Пока шёл к столу, дал себе время на оценку обстановки. Взгляд скользнул по Алёнушке. Оказывается, она не просто так уткнулась в книгу. Это была толстая, в потрёпанной обложке «Энциклопедия». Прямо как та, что, по словам Тамары Дмитриевны, таскала с собой Камелия, доказывая, что она не верблюд. А сама Тамара Дмитриевна нервно вертела в пальцах пачку сигарет. Хотя сама она не курит. И хоть марка была не та, но намёк я понял.

Кивнув коллегам, сел рядом с Толиком, нарочито спокойно положил руки перед собой.

— Здравствуйте, — поздоровался я с оперативниками. Егор Викторович Истомин, учитель русского и литературы. Объясните, пожалуйста, в чём дело?

Василий Харченко достал удостоверение.

— Старший лейтенант полиции Харченко Василий Михайлович, оперуполномоченный отдела уголовного розыска УМВД России по городу Новочепецку. Мой напарник, старший лейтенант Кротов. Мы расследуем ограбление, совершённое прошлой ночью в микрофинансовой организации «Деньги и точка».

Он сделал паузу, изучая мою реакцию. Я лишь слегка нахмурился, изображая лёгкое недоумение.

— Серьёзное дело. Но при чём здесь мы, обычные школьные учителя? Вы что, обвиняете нас в ограблении банка?

— Не банка, конторы, — поправил меня прокуренным голосом Кротов. — И пока никого не обвиняем. Рассматриваем все возможные версии.

— В том числе и ваш случай, — продолжил Василий. — Нам стала известна одна история, которая случилась здесь, в школе, несколько дней назад. В кабинете химии. Где вы и, — он кивнул на Толика, — Анатолий, он же школьный охранник, оказали физическое сопротивление трём гражданам, представившимися сотрудниками пострадавшей организации. Так?

Я медленно кивнул.

— Да, было дело.

— У этих граждан, как мы понимаем, был к вашим коллегам определённый финансовый интерес. Ваши коллеги задолжали им крупную сумму, а выплачивать было нечем. Соответственно, появился мотив. Сильный мотив. Особенно интересно то, что сегодня утром ваши коллеги каким-то чудом нашли средства и полностью погасили задолженность.

Я вздохнул и сделал вид, что собираюсь с мыслями.

— Хорошо. Давайте по порядку. Да, я помог своим коллегам. Да, я попросил Анатолия мне помочь, потому что в одиночку справиться с тремя верзилами было нереально, — я посмотрел на Василия. — А что, по-вашему, я должен был сделать? Я случайно зашёл в кабинет вернуть учебник Тамаре Дмитриевне и застал эту… сцену. Трое крепких ребят, явно не библиотекари, стояли перед женщинами и вели себя агрессивно. Один так вообще на Алёну Георгиевну похабно облизывался. Мне нужно было оставить коллег в беде? В своей же школе? Я посчитал это ниже своего достоинства. Как, думаю, и любой нормальный мужчина поступил бы. Тем более это не подворотня, а учебное заведение. Тут дети. Мы действовали как могли. А после уже собирались во всём разобраться и, естественно, вызвать полицию. То есть вас.

Василий слушал, не перебивая. Его лицо ничего не выражало, но я видел, что он не убеждён. Он что-то проверял, ловил на нестыковках.

— Интересная версия, — наконец сказал он. — Но ваш директор, Игорь Александрович Макаренко, рассказал нам немного другую историю. Про некую… отработку или учебную тревогу.

К этому вопросу я уже был готов и знал, что говорить.

— Конечно, он рассказал другую историю, — кивнул я, изображая лёгкое раздражение. — Потому что свидетелями того инцидента были не только он и его зам, но и члены комиссии из управления образованием. Вы вообще в курсе, что нашу школу хотят закрыть? А от результатов этой проверки зависит, будет ли школа работать или её снесут и построят на этом месте торговый центр.

Я посмотрел на оперов, переводя взгляд с одного на другого.

— И как, по-вашему, я должен был поступить? Вывалить всю правду? Заявить при проверяющих, что по школе свободно разгуливают бандитского вида коллекторы и терроризируют педагогов? Вызвать скандал, который добил бы и так шаткую репутацию учреждения? Нет, — я решительно покачал головой. — Так рисковать я не мог. Не ради себя. Ради школы, ради детей. Поэтому и придумал эту дурацкую историю с отработкой и учебной тревогой. Чтобы замять ситуацию, не привлекая лишнего внимания. Всё просто. Не самый благородный поступок, но выбора у меня не было.

Я закончил и откинулся на спинку стула, демонстрируя открытость. Мой рассказ был гладким, логичным и объяснял все нестыковки.

Василий несколько секунд молча смотрел на меня. Потом он медленно перевёл взгляд на Наталью Михайловну.

— Вы подтверждаете эту версию событий?

Она быстро, судорожно кивнула.

— Да. Всё… всё именно так и было. Егор Викторович нас выручил.

— А вы? — Василий посмотрел на Тамару Дмитриевну.

— Да, — выдохнула она. — Он нас спас.

Кротов ехидно хмыкнул в усы, но ничего не сказал.

Василий закрыл блокнот, в который что-то записывал в течение всего разговора.

— Хорошо. Пока что на этом всё. Но, возможно, у нас появятся ещё вопросы. Просьба — не покидать город без уведомления. И… — он снова посмотрел на меня. — Будьте осторожнее с героизмом, Егор Викторович. Иногда он приводит к непредсказуемым последствиям.

Полицейские встали, кивнули на прощание и вышли из учительской. Я же точно уверился, что Васька что-то заподозрил. Потому что он резко свернул допрос и не задал повторно вопрос, которым меня встретили.

— Боже ж ты мой… Я думала, у меня сердце выпрыгнет…

— Молчи уже, — отрезала Наталья Михайловна, но её собственный голос дрожал от волнения. — Хорошо, что они нам поверили и ушли.

— И слава богу, — прошептала Тамара Дмитриевна. — А то я уже не знала, куда смотреть… Он так пристально смотрел.

Я встал, подошёл к окну. Внизу, на школьном дворе, двое полицейских садились в машину. Прежде чем сесть, Вася на секунду поднял голову и посмотрел прямо на наше окно. Некоторое время постоял так, а потом сел в машину, и она тронулась с места.

— Он не поверил, — негромко сказал я, глядя на удаляющийся автомобиль. — Наоборот, теперь эта версия для него стала главной.

— Егор Викторович, — обратилась ко мне Тамара Дмитриевна. — Почему вы считаете, что нам не поверили? Они же ушли и ничего больше не спрашивали.

Я отошёл от окна и вернулся к столу. Взгляд скользнул по лицам моих союзников. Как объяснить им, что у меня нет ни единого железного аргумента? Только ощущение. И у Васи, я уверен, так же. У него пока не было доказательств, но он почуял, что взял верный след. Это я понял по его взгляду. Который мне был слишком знаком.

Такой же был и у его отца, у Миши. А ещё Миша точно так же любил вставать и уходить посреди допроса, если был уверен в своей правоте, но не мог это доказать здесь и сейчас. Он терпеть не мог тратить время впустую и предпочитал возвращаться с фактами.

Когда я был ещё зелёным пацаном, не выдержал и спросил его как-то, почему он так делает. Это же непрофессионально. Не додавили, а надо бы. На что он тогда ухмыльнулся, закурил и ответил: «Это, Саша, психология. Когда человек готовится к одному сценарию, например, к жёсткому прессу, к давлению, а ты внезапно встаёшь и уходишь, то мозг у человека начинает сбоить. Он теряет почву под ногами, опору. После человек либо начинает нервничать, суетиться и совершать глупости. Либо… расслабляется и теряет бдительность. Думает, что пронесло. И тогда он или налажает, или полезет повторять то же самое. Метод старый, но рабочий».