— Я знаю, — спокойно кивнул я. На непрозрачные намёки тренера я не обиделся. Именно неженкой я сейчас и выгляжу, несмотря на то, что я снова забил на бритьё и теперь моё лицо украшала жёсткая щетина. — Намерения у меня серьёзные. Заниматься буду с нуля, но решил подойти к делу с умом. Поэтому я здесь.

Тренер хмыкнул, но что-то в моём тоне, видимо, заставило его присмотреться и дать мне шанс.

— Ну, если говоришь, что с умом решил подойти к делу… ладно. Перчатки есть? Бинты?

Я покачал головой.

— Понятно. Держи, — он бросил мне старые, но чистые бинты и пару потрёпанных перчаток. — Руки обмотай, потом иди к мешку. Покажешь, что умеешь.

Я по памяти принялся обматывать кисти. Когда закончил, сжал и разжал кулаки, проверяя, как ткань фиксирует суставы. Удостоверившись, что всё сделал правильно, натянул перчатки.

— Готов? — спросил тренер, который всё это время внимательно наблюдал за мной.

— Момент, — сказал я и полез за наушниками. — Для лучшего настроя, — пояснил я.

Тренер пожал плечами, мол, делай как знаешь.

Подошёл к мешку. Потрогал его. Он был тяжёлым, жёстким, таким, каким и должен быть. Я встал в стойку. Ноги чуть согнуты, левая рука впереди, правая у подбородка. Дыхание глубокое.

В наушниках заиграл «The Unforgiven II». Не самый подходящий трек для тренировок, но именно он разжёг во мне боевой настрой, потому что с ним были связаны многие воспоминания юности, в которых фигурировал Ларин.

Первый удар. Лёгкий джеб, пробный. Мешок качнулся чуть-чуть. Перед глазами встала картина, как мы с Виталей стоим на дискотеке и кадрим девчонок.

Ещё один, уже посильнее. Я тащу на себе раненого Ларина. Мы выбрались буквально из пекла. Из всей нашей группы остались только я и он. Именно тогда я вернулся за другом, хотя понимал, что скорей всего там и останемся оба.

Левая, правая. Хук. Апперкот. Тело, непривычное к таким нагрузкам, протестовало, но злость придавала сил, и слабость капитулировала перед этим напором.

Кадр за кадром, воспоминание за воспоминанием я наращивал темп. Удар, удар, ещё удар. Моя правая рука летит точно в цель. Проворачиваю корпус, ноги работают в заданном темпе. Я бил грушу, вкладывая вес, энергию и всю злость и досаду, которые скопились во мне.

Не знаю, сколько времени прошло. Я бил, глубоко погрузившись в воспоминания. В какой-то момент я почувствовал осторожное касание по плечу. Резко развернулся, моя рука полетела вперёд, и только в самый последний момент я остановил её в сантиметре от лица тренера.

— Эй, парень! Стоп! — услышал я, когда между треками возникла пауза.

Вытащив наушники, я замер, тяжело дыша. Тренер стоял передо мной неподвижно и смотрел на меня спокойно, даже как-то понимающе.

— Ты где так бить научился? — спросил он, приподняв бровь. — Удары правильные. Движение ног правильное. Не скажу, что идеально, но… такое ощущение, что ты не первый день этим занимаешься.

— Отец в детстве учил, — сказал полуправду я, всё ещё тяжело дыша. В прошлой жизни мой тренер был мне вторым отцом, и он многому меня научил. — И бои чемпионов с детства смотрел. Много. Теория на уровне, а практики нет. Теперь хочу, чтобы тело соответствовало. Нужно поработать над рефлексами и чувством дистанции.

Тренер пристально посмотрел мне в глаза. Затем кивнул.

— Тогда будем работать, — сказал он и указал в дальний угол зала. — Начнём с малого. Скакалка, двадцать минут. Без остановки. А потом я скажу, что делать дальше.

Тренировка прошла на пределе моих возможностей. Тело каждый раз пыталось ухватиться за шанс сачкануть, но я пресекал эти крамольные мыслишки на корню.

Когда мы закончили, договорился с тренером о следующей тренировке и пошёл в раздевалку. Наскоро ополоснулся, натянул свежую толстовку, джинсы, а сверху накинул ветровку. Попрощавшись с тренером, довольный вышел на улицу.

Путь мой лежал через парк, и я как раз подходил к нему, когда боковым зрением уловил мелькнувшее яркое пятно. Машинально перевёл взгляд и нахмурился: на ловца и зверь бежит.

У пешеходной дорожки стояла моя ученица — Самойлова. Вот коза! В школу не ходит, а по городу шатается. Я решил немного скорректировать свой маршрут. Зачем откладывать внушение на потом, когда можно сделать это сейчас. Поймать с поличным, как говорится.

Я уже подходил к ней, когда заподозрил неладное. В позе девушки было что-то не так: руки безвольно висят как плети, вдоль туловища, спина сгорбленная, голова опущена вниз. Стоит, пошатывается. Мой взгляд прошёлся по её одежде. Полосатые колготки порваны, светлая юбка в пятнах. Куртка тоже в грязи. Я нахмурился.

— Самойлова, — позвал я её.

Но девушка не отреагировала. Я ускорил шаг, потом перешёл на бег. В ушах застучала кровь.

К светофору приближался автобус, и скорость он не сбавлял, потому что горел зелёный.

Самойлова подняла ногу и сделала шаг. Водитель автобуса стал отчаянно сигналить, но он не успевал уже ничего изменить.

— Идиотка! — заорал я и прыгнул.

Мои пальцы зацепились за капюшон куртки, и я со всей силы дёрнул девушку на себя.

Самойлова вскрикнула, нелепо взмахнула руками, на землю полетел наушник. Бросив сумку на землю, я подхватил падающую девушку, не прекращая материться:

— Ты, бл, чё удумала, дура⁈ Сама ласты склеить решила, так ещё и водилу под статью подвести? Совсем крыша отлетела от скуки и безделья⁈

Наконец, Самойлова приняла вертикальное положение, я тряхнул её и развернул к себе. Но всё моё бешенство улетучилось в тот же миг, как только я увидел её лицо со следами побоев и разорванную на груди кофточку, которая хорошо была видна из-под расстёгнутой курточки.

— Кто? — с ледяной яростью спросил я, только сейчас поняв, что пятна на юбке ни хрена не грязь.

Девушка задрожала и посмотрела на меня. Взгляд у неё был отсутствующий, стеклянный, а глаза сухие — ни единой слезинки.

— Юля, — я снова слегка встряхнул её, только аккуратно, чтобы не причинить боль и не напугать. — Что произошло?

Она несколько секунд тупо таращилась на меня, пока во взгляде, наконец, не появились проблески осмысленности.

— Он позвал меня на свидание, — глухо проговорила девушка. — Сказал, что познакомит с друзьями.

Девушка снова замолчала, наклонила голову и уставилась в землю.

— Самойлова, — обратился я к ней, — дальше что? Где всё это произошло?

Но вместо ответа, плечи девушки затряслись, и Самойлова разревелась, давясь слезами и воздухом. Внутренний предохранитель в психике девушки слетел и её накрыло истерикой.

— Твою мать, — процедил я, подхватывая с земли сумку и притягивая к себе Самойлову. — Пойдём в парк. Там ты успокоишься, проревёшься и всё спокойно мне расскажешь. А там будем думать, что делать.

— Мы… ничего… не сможем сделать… — сквозь всхлипы проговорила Самойлова. — Они неприкасаемые.

Я сжал челюсти и втянул носом воздух.

— Это мы ещё посмотрим, — проговорил я на выдохе.

Самойлова говорит, а я сижу, слушаю и сатанею.

Сначала около часа она просто ревела, не в силах сказать ни словечка. А я сидел рядом и терпеливо ждал, когда девчонка выплеснет из себя всю боль, страх и отчаяние, которые она испытала.

Признаться, мне и самому было очково. Не потому, что самой ситуации испугался, по роду службы и не такое приходилось видеть. Но всегда рядом Миша был, который всегда мог найти правильные и нужные слова. А я в этом плане деревянный. Мне проще пойти и морду набить или что-то сломать, или и то и другое. А вот разговоры по душам — не моё. С подростками тем более.

А сейчас мне нужно было самому что-то сказать этой девочке, подобрать правильные слова и при этом не налажать ещё больше. Вот что меня и пугало. Поэтому пока Самойлова приходила в себя, я прокручивал в голове дальнейший диалог.

Когда Юля начала говорить, мне захотелось прямо сейчас встать, пойти туда и разнести там всё в хлам. Сделаю это, но позже. Сначала нужно узнать все детали. Ну и девчонке помочь.