«Как не сварилась-то?» – ужасаюсь, ведь время к полудню, и на улице уже стоит жара.

Но сегодня произошло столько всего, что было не до нарядов.

И вот сейчас я стою напротив потрясающе красивого полуобнажённого мужчины в старом платье, толстых вязаных носках и телогрейке, прямо как старушка из деревни. Неудивительно, что Таир меня без очков принял за бабульку. Странно, что в очках извинился.

Хочу снять телогрейку, но замираю в ужасе. А вдруг Таир почувствует запах? Я же вспотела, как верблюд!

«А верблюды потеют?» – в ужасе паникую я.

– Э… – двигаюсь бочком к выходу. – Мне тоже нужно душ принять. И переодеться. А вы пока тоже что-нибудь на себя накиньте… Пожалуйста!

– Мой вид вас смущает? – деловито уточняет Таир.

– Не то что бы… Да! – выпаливаю я, противореча самой себе.

Кажется, что сейчас, когда Ева спит, я осталась наедине с этим потрясающим мужчиной. И от этого сердце пытается выпрыгнуть из груди, а щёки горят от смущения. Конечно, такой, как Таир, никогда не увидит во мне женщину.

«Может, потому я его совершенно не боюсь», – мелькает мысль.

– Ладно, тогда надену рубашку, – мужчина идёт к чемодану. – Футболка у меня одна, и она совершенно испорчена.

– Как вы умудрились так испачкаться? – любопытствую я и наклоняюсь, выискивая в сундуке бабы Поли хоть какое-нибудь платье, которому меньше пятидесяти лет. – Ева-то совершенно чистая!

– Когда что-то случается, дочери всегда везёт, – охотно поясняет Таир. – В том доме рухнула стена, но Ева стояла на единственном пятачке, куда не упало и пылинки.

– Чудеса, – прижимая платье к груди, качаю головой.

Мужчина отворачивается и, наклоняясь, достаёт рубашку из чемодана, а невольно смотрю на его крепкий зад и замечаю на пояснице ссадину.

– Вы же поранились!

– Где? – выпрямившись, он недоумённо осматривает себя.

– Сзади чуть ниже пояса, – в лёгком смущении подсказываю я.

– Не вижу, – мужчина изворачивается.

– Да вот же, – подхожу и указываю на рану. – Надо обработать.

Вспоминаю, что выронила аптечку во дворе, когда Таир вышел из облака пыли, как страшный чёрный колдун из зловещего тумана. Хлопаю себя по лбу:

– Вот клуша!

– Эй, себя нужно любить и хвалить, – качая головой, иронично хмыкает Таир. – Не отбирайте у других людей радость сказать о вас гадость!

Улыбаясь его словам, встречаюсь взглядом с мужчиной и замираю, не дыша. Мы так близко! Я почти касаюсь его разгорячённой кожи, вдыхаю запах свежескошенной травы и морской соли, – что за потрясающий парфюм?! – ловлю свежесть его дыхания.

И впервые в жизни понимаю, что хочу влюбиться. Без оглядки, без будущего и без всякой надежды.

«Может, как раз поэтому, – осаживаю себя. – Лучше влюбиться в кого-то недостижимого, чем страдать от жестокости любимого человека».

Одно лишь воспоминание, и мне становится нечем дышать.

– Вам плохо? – поправляя очки, беспокоится Таир. – Вы сильно побледнели.

– Мне нужно на воздух, – лепечу я, а перед глазами темнеет.

Ну вот, моё проклятие вернулось! Как говорится, не ждали…

– Кажется, я сейчас потеряю сознание, – с трудом шепчу я.

Таир бросается ко мне, пытается удержать за телогрейку, но я выскальзываю из неё и падаю на колени. Утыкаюсь лбом мужчине в пах, и ужасаюсь тому, что сейчас гость ощутит, как сильно я вспотела. Готова сгореть от стыда, поэтому хочу подняться и сбежать.

Хватаюсь за мужчину, едва не стягивая с него брюки, а Таир цепляется за свой пояс, не давая это сделать. Но весовая категория приносит мне победу, которую я не ждала. Всё занимает какие-то доли секунды, а мне кажется, что проходит целая вечность. И жизнь проносится перед глазами, потому что такого размера орудия, готового к бою, я не видела никогда!

Кстати, об орудии.

«А может, то был вовсе не пистолет?» – мелькает дикая мысль.

Зажмуриваюсь чуть позже, чем следовало, и делаю вид, что всё же лишилась чувств. Мужчина пытается меня поднять, но явно не выходит. Я скользкая и осознаю этот ужасающий факт. Наверняка пахну так, что пчёлы падают в обморок на лету.

Но Таир, судя по всему, мужик закалённый, что неудивительно при такой-то дочке! Он не бросает меня, не откатывает в сторону, как сделал бы любой другой. И не пинает, матерясь на жирную корову, а что я ему безумно благодарна, а изо всех сил старается помочь.

Подхватив под мышки, он тянет меня, а я чувствую, как ноги волочатся по полу. Взмокшей спиной я прижимаюсь к обнажённой груди мужчины, и от стыда хочется умереть прямо сейчас. Наверное, в его глазах я не корова, а свинья.

– Фу-у-ух! – прислонив меня к стене, шумно выдыхает Таир.

Поют птички, издалека доносятся весёлые перекрикивания соседей и лай собак, и я понимаю, что никуда не деться. Придётся «приходить в сознание». Мужчина пытается отдышаться, вытащив меня на свежий воздух, а я тяну и продолжаю изображать из себя спящую красавицу.

И вдруг, как в сказке, скрипит доска крыльца…

Щеки касается горячее дыхание мужчины, и сердце совершает дикий кульбит, как соседская кошка, когда Розочка её переубедила гадить в моём огороде.

«Поцелует?»

Глупая мысль, сама признаю, но в каждой женщине упрямо живёт маленькая девочка, верящая в прекрасного принца. Резко распахиваю глаза и вижу наклонившегося надо мной мужчину. Он держит свои очки у моего рта и, щурясь, пытливо рассматривает стекло.

– Я ещё жива, – сухо сообщаю мужчине.

Отпрянув, он цепляет очки на нос и, кашлянув, отворачивается.

– Я рад. Что с вами случилось?

– Тепловой удар, – поднимаясь, ворчу я. – Встала рано, было сыро, вот и накинула телогрейку. А потом вы нагрянули, и пришла кабала…

– Кабала? – со смешком уточняет Таир. – Говорите, что попали в зависимость от меня?

– А то нет? – тяжело вздыхаю я и сажусь удобнее. На свежем воздухе мне лучше, и одежда быстро высыхает. – Это же ваш дом. Захотите, выгоните, захотите оставите. А мне идти некуда.

– Я же сказал, что можете жить, сколько захотите, – напоминает Таир. – Дому нужен хозяин. Без человека он стареет и умирает.

Кивает на соседний и снова смотрит на меня, да так пристально, что невольно ёжусь. Оправляю платье, хотя понимаю, что оно не скроет ни загорелой шеи, ни полных рук, ни складок на животе.

– Почему вы меня разглядываете? – не выдерживаю его внимания. – Не картина, чай!

Мужчина садится рядом, а потом снимает очки и начинает их протирать специальной салфеткой.

– Кстати! Вы когда в обморок падали, ничего такого не видели?

– Какого такого? – не понимаю я, а потом догадываюсь: – А-а-а!

Таир резко поворачивается, и я понимаю, что прокололась. Раскрываю рот шире и продолжаю:

– А-а-а!

Делаю вид, что зеваю, а сама голова себе язык откусить. И почему не сдержалась-то? Якобы зевнув, отрицательно мотаю головой:

– Ничего особенного. А что?

Мужчина продолжает протирать очки и недоверчиво прищуривается:

– Ничего особенного? Правда?

«Конечно, ложь! – гулко сглатываю я. – Настолько «особенного» я даже на картинках не видела!»

Невинно хлопаю ресницами, радуясь, что не краснею в эту минуту, и интересуюсь:

– А что такое? Что-то случилось, когда я потеряла сознание?

«Умница, Дея! Отлично вышла из щекотливого положения!»

– Ничего, – поспешно отворачивается Таир.

Кажется, он всё же сомневается в правдивости моих слов, и между нами растёт неловкость. Не выдержав, я поднимаюсь и уверенно говорю:

– Раз ничего, то я, пожалуй, делом займусь, пока ребёнок спит. Надо скотину накормить, сарай почистить, перегородку починить…

– Я помогу, – неожиданно вызывается мужчина.

«Да что же тебе на месте не сидится?» – едва сдерживаю стон.

Выгибаю бровь:

– Умеете ухаживать за коровой?

– Нет, – он обезоруживающе улыбается. – Но я неплохо работаю молотком. Дома мне каждый день приходится что-нибудь чинить.