Присутствующие захлопали, кто-то крикнул «молодец», кадровичка щёлкнула фотоаппаратом, поймав момент. Мордюков застыл для кадра, словно памятник. И живот втянуть не забыл.

А у меня мурашки. Гордость за сына. Капитан! Целый капитан. И тут вдруг я вспомнил: а ведь Коля когда-то обещал уволиться, как станет капитаном. Мол, условие отчима выполнено — дослужился. Теперь, выходит, птица вольная.

Я присмотрелся к нему и его лихой улыбке. Вспомнит он про это? Может, давно ждал момента? Но нет… не верю, что уйдет со службы.

После планёрки мы с Оксаной, как обычно, направились чаёвничать в кабинет. Через некоторое время туда ввалился сияющий Шульгин.

— Ну что, — объявил он, — сегодня жду вас всех в ресторане «Грузинская кухня». На набережной, новый открылся, знаете?

Мы с Оксаной переглянулись.

— Сегодня? — удивилась она.

— Ну да, — похлопал пальцем по плечу себя Шульгин, обозначая невидимые погоны на свитере. — Я вообще-то звание получил. Или вы не заметили?

— Обычно в пятницу проставляются, в конце недели.

— На фиг! Я ждать не хочу. Сегодня понедельник — и что? Зато в пятницу уже новогодние корпоративы начнутся, там людям не до этого. Так что погоны обмываем сегодня.

— Ну да, — согласилась Оксана. — В пятницу-то у нас корпоратив ОВДшный. Кстати, Макс, мы идем?

— Куда? — уточнил я. — Звание обмывать или на корпоратив?

— Куда-нибудь, — улыбнулась она.

— Конечно, идем. Мы везде идем.

— Ну всё, супер, — обрадовался Шульгин. — Я тогда вас записываю. Сейчас ещё народ соберу и звякну в ресторан, по количеству сориентирую их.

Он радостно ускакал, а в кабинет почти сразу вошёл Мордюков, едва не разминувшись с ним в дверях.

— Тьфу ты, ёшкин пень, — проворчал он. — Чуть не раздавил. Куда так летишь, товарищ капитан?

— Сегодня жду вас в ресторане «Грузинская кухня», — донеслось уже из коридора. — Звание обмываем!

— А что не в пятницу? — крикнул Мордюков ему вслед.

— Так в пятницу-то корпоратив! — отозвался Шульгин. — Праздник на празднике!

Мордюков хмыкнул.

— Ладно, я тоже приду.

— Конечно, Семён Алексеевич, — успел крикнуть Шульгин. — Я даже не сомневался!

Шульгин исчез, а Мордюков с каким-то хитрым видом зашёл в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Прошёлся туда-сюда, посмотрел на нас выжидающе. Молчал, хитрец.

Мы же с Оксаной выжидали и помалкивали, зная, что гадать бессмысленно, всё равно скажет сам.

Он покряхтел, посопел и, наконец, начал:

— Ну, в общем, так… ухожу я.

— Семен Алексеевич! На пенсию? — с тревогой вырвалось у меня.

— Тьфу ты! Не дай бог! — махнул рукой Мордюков. — На повышение. К новым горизонтам, так сказать. Рюмин к себе вызвал, говорит: «Умело ты руководишь, Семён Алексеевич. Завидую даже. Пора, говорит, тебе дальше». Так что буду переводиться. В Главк зовут. Зам по оперчасти.

— Жаль, — честно сказал я. — Хороший вы у нас начальник… были…

— Поздравляю, — сказала Оксана.

— Спасибо, Оксана Геннадьевна, — кивнул он. — Но я не за поздравлениями пришёл.

Он остановился напротив меня.

— А пришёл предложить Максиму Сергеевичу возглавить отдел вместо меня. Продолжить, так сказать, моё начинание. Встать у руля.

Мы с Оксаной переглянулись.

— Нет, — сказал я. — Спасибо, конечно… Только я не хочу.

— Что⁈ — в голос воскликнули и Оксана, и Мордюков, удивлённо уставившись на меня.

— Нет, это, конечно, очень заманчивое предложение. Спасибо, я тронут… этим… — я замялся, подбирая слово.

— Доверием и вниманием, — подсказала Оксана.

Но смотрела на меня всё равно с сомнением и даже какой-то странной, чисто женской досадой.

— Да, именно, — кивнул я. — Но я опер. А опера и волка, как говорится, ноги кормят. Когда ноги перестанут ходить, тогда можно и в кабинете сидеть. А пока я хочу работать руками. Ну или ногами… как получится.

Мордюков растерянно потёр затылок.

— Вот озадачил ты меня, Максим. Вот озадачил. И где я теперь достойного кандидата найду? Я уже генералу сказал, что ты будешь. Я на тебя рассчитывал.

— Свято место пусто не бывает, — пожал я плечами. — Только свистните, кандидаты найдутся.

— Ну ты подумай, крепко подумай, — вздохнул он. — Я пока генералу ничего говорить не буду. Время ещё есть. И я ещё не перевёлся. Сам знаешь, через Москву такие вещи делаются. Так сразу не отказывайся.

— Хорошо, я подумаю, — вежливо ответил я.

Хотя про себя уже знал точно: не соглашусь. В прошлой жизни я был опером. Были возможности уйти в главк, сменить кобуру на портфель, но не видел я себя в кресле. Руководить можно и здесь — учить молодёжь, новобранцев, передавать им эту простую и тяжёлую мудрость оперативной работы. А планы, отчёты, справки и прочая бумажная дрянь вымораживали тогда и выхолащивают сейчас, тем более что её стало в разы больше. Никакие компьютеры, программные решения и интернеты не смогли побороть этого монстра. Откусили ему голову, а выросло три.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказала Оксана.

Дверь приоткрылась, вошёл старший оперативный дежурный Ляцкий.

— Чего хотел, Борис Фомич? — спросил его Мордюков.

— О, Семён Алексеевич, я вас как раз и ищу, — сказал Ляцкий, переминаясь с ноги на ногу. — Сказали, что вы у Оксаны Геннадьевны.

В одной руке он держал листок, в другой — пакет с какими-то банками.

— Я это… медку принёс, — добавил он. — Это тесть делает. Пасека у него. Вот, на Новый год, к новогоднему столу берите, — Ляцкий вытащил банки, аккуратно расставил их на столе. — Медок хороший, проверенный. Вы сами знаете, я его уже сколько лет по отделу продаю, бывает.

— А сейчас что, бесплатно, что ли? — насторожился Мордюков. — Чего это вдруг?

— Да, бесплатно.

А сам склонил голову и засопел.

— Ляцкий, ты заболел, что ли? — нахмурился шеф.

— Всё, — вздохнул дежурный. — Как там говорится? Я устал, я ухожу…

Он, наконец, протянул листок начальнику. Мордюков взял, пробежал глазами и зачитал вслух:

— Прошу уволить меня из органов внутренних дел по выслуге лет… Хм. Фомич, — хмыкнул он. — Ты ж без работы не можешь. Куда собрался? Что на пенсии делать будешь? А?

— Да как-нибудь проживу, — пожал плечами Ляцкий. — Без любимой работы.

— Так оставайся, работай, — проворчал Мордюков. — Кто тебя гонит? Что ещё за новости…

Ляцкий работал всю жизнь на одной должности, не считая краткого промежутка, и теперь казался символом и оплотом постоянства во всей нашей шебутной, дёрганой, опасной службе.

— Нельзя мне, — упрямо сказал Ляцкий. — Ночь, рваный режим, на сутках не спать… После суток давление шкалит. Возраст уже, мотор подызносился. Терапевт сказал — меняй режим. Не могу я больше в ночные смены. Хватит.

Он помолчал, звякнув банками, и добавил уже мягче, но все равно как-то грустно:

— С тестем пасекой займёмся. Пчёлок разводить будем. Баню дострою наконец-то. На охоте сто лет не был, ружьё из сейфа не доставал. Есть, чем заняться. На гражданке тоже жизнь есть.

Слова эти получились какими-то грустными. Будто Ляцкий уговаривал сам себя и при этом никак не мог уговорить. Дежурный сам это почувствовал, махнул рукой.

— Ну не знаю, — покачал головой Мордюков. — Здоровье, конечно, важная штука. Это да. Но давай так, Борис Фомич. С этим рапортом ко мне после Нового года подойдёшь. Время ещё есть подумать. Забери его пока. Праздник же. А за мёд спасибо.

— После Нового года? — переспросил Ляцкий, и в голосе у него вдруг появилась надежда, будто он оттягивал что-то неприятное, чуть ли не смерть. — Ну да… точно… хорошо. Праздники же. После Нового года тогда.

Он забрал рапорт, улыбнулся и вышел из кабинета заметно бодрее, чем заходил.

Генерал-майор внутренней службы Николай Александрович Шульгин, начальник МЧС области, приехал в Новознаменск навестить сына.

Поднялся на бесшумном панорамном лифте на четырнадцатый этаж элитной новостройки, позвонил. За дверью раздался собачий лай.