— Ладно, только не лезь вперед, — буркнул я.
Снял пистолет с предохранителя, расстегнул кобуру. Куртку не застёгивал — чтобы, если что, быстро выхватить оружие.
Мы вышли на холод. Воздух резанул по лицу, снег под ногами тихо скрипел. Фары внедорожника всё так же слепили нас белым дальним светом, а двигатель тихо урчал, как притаившийся хищник.
— Стойте за мной, — сказал я коротко.
Шаг за шагом я приближался к машине. Рука опустилась на рукоятку пистолета. Чёрный внедорожник застыл, словно выжидая.
От автора:
✅ Друзья! в ожидании проды, рекомендую другую свою новинку в приключенческом жанре! Вышел второй том, а на первый — скидка.
✅ Трибуны забиты до отказа. Имперцы ждут, что «северный дикарь» умрёт под их рев. Мне уже назначили смерть. Так думали они. Но всё пошло иначе, когда «варвар» вышел на арену.
✅ ЧИТАТЬ со СКИДКОЙ: https://author.today/reader/513716/4850252
Глава 9
Дверь машины распахнулась, и из неё буквально вывалилась девица со слишком ярко и четко очерченными бровями и пухлыми, раздутыми губами.
Несмотря на мороз, на ней была очень короткая юбка, из которой буквально торчали бронзово-загорелые ляжки в тонюсеньких колготках, которые никак не вязались с падающим снегом и похрустывающим льдом под ногами.
На ум почему-то сразу пришёл старый рекламный слоган из девяностых: «От Парижа до Находки — Омса, лучшие колготки».
Хотя, глядя на то, как хлопья снега ложатся ей на почти голые бёдра, я бы сказал иначе: «От Парижа до Находки — гетры лучше, чем колготки».
Девица хлопнула дверцей, пошатнулась на каблуках, скрипнув свежим снегом, и тут же повисла на шее у Ланского.
— Чмоки-чмоки, котик! — защебетала она. — Почему не сказал, что приехал с островов? Не предупредил, что вечеринка? Ай-яй-яй, какой ты нехороший! Хотел с другими тёлочками затусить, да? А я тебе такого не по-зво-лю!
Она подняла ручку, видимо, решив щелкнуть «котика» по носу, но передумала.
— Нина… — вздохнул Ланской, пытаясь аккуратно высвободиться. — Я же писал тебе, у нас тут своя компания, клуб… клуб поэтов…
— Ой, да ладно! — перебила она, хлопнув ресницами. — Что, я стихи не люблю, что ли? Вот, слушай!
Она картинно подняла руку и начала декламировать:
— Идёт бычок, качается, вздыхает на ходу… ой, до-о-о-сточка кончается… сейчас я упаду!
Она театрально вскрикнула и сделала вид, что падает в снег. Ланской должен был подхватить, но не подхватил.
Нина рухнула попой в сугроб, возмущённо взвизгнула и, цепляясь за его куртку, поднялась на ноги:
— Тёма! Ты что же меня не ловишь⁈
— А это кто тебя привёз? — хмуро спросил Ланской, кивнув на чёрный джип, мотор которого всё ещё гудел.
— Это Славик! — защебетала она. — Мой друг!
— Что за Славик? — нахмурился Ланской.
— Ой, да ладно тебе! У тебя вон целый клуб телочек, и ничо, — хихикнула она, поправляя юбку, на которую, кажется, от приземления даже не попал снег, до того она была коротка. — А у меня просто Славик-друг. Он меня так, просто подвёз.Честно…
Она прижалась к Артёму, уткнувшись носом в его воротник.
— Ой, котик… ты ревнуешь? Да? Ревнуешь! Как мило…
— Ничего не ревную, — буркнул «котик».
— Славик, пока! Всё, спасибо! — махнула рукой Нинель.
Джип покорно рыкнул двигателем, разворачиваясь, и поехал обратно, разбрасывая широкими колёсами мокрый снег. Погода заметно портилась: небо затянуло свинцом, метель усиливалась, снег валил всё гуще.
— А это кто? — протянула Нинель, обводя нас взглядом. — Познакомь!
Она жеманно скривила губы и вдруг уставилась прямо на меня:
— Ой, какой симпатичный молодой человек!
— Нина! Перестань! — резко сказал Ланской. — Это, между прочим, человек из полиции!
— Ой! И не называй меня Ниной! — фыркнула она, поправляя волосы. — Меня зовут Нинель! Запомни, котик, Нинель!
Она снова повернулась ко мне, окинула взглядом с ног до головы и выдохнула:
— Из полиции? Ого… не думала, что полицейские бывают поэтами.
А потом её взгляд лениво скользнул по снегу и остановился на Марии Чижовой.
— А это кто? — пропела она, прищурившись. — Так вот, ты на кого меня променял, котик!
Она повиляла бёдрами, приподняла плечи, поправляя грудь, будто специально подчеркивала фигуру.
— На эту пигалицу? — беззлобно добавила она, растягивая слова.
— Не говори ерунды. Господи, — простонал Артём, отводя глаза. Теперь он выглядел совсем иначе — уверенность и лоснящаяся ухмылка с лица слетели, остались только усталость и досада.
Но подвыпившая Мария не стерпела:
— Женщина! — отчеканила она. — Вы бы там полегче в выражениях!
— Кто — женщина? Я женщина⁈ — взвизгнула Нинель.
— Вы, — с нажимом сказала Чижова. — Свои мысли оставьте при себе. Тем более, я вижу, что вам трудно говорить.
— Я не поняла, — вскинулась Нинель. — Это почему мне трудно говорить, а?
— Ну как же, — с ледяной вежливостью произнесла Мария, — с такими распухшими губами разве можно сказать что-то стоящее и внятное?
— Что⁈ — вскипела Нинель.
— Ой, простите, женщина, — снова подчеркнула Мария возраст, не скрывая насмешку. — Не хотела вас обидеть.
— Да на себя посмотри, — процедила Нинель. — Ты такая рыжая, что, наверное, экономишь на электричестве. В темноте свет не включаешь — и так всё видно.
— А ты такая накачанная, что, наверное, в голове у тебя вместо мозгов сплошь силикон, — парировала Чижова. — А волосы у меня, между прочим, от природы. Это мой натуральный цвет!
Пока девушки продолжали переругиваться, мне вспомнился старый фильм с бессмертной фразой: «Ах ты, сучка ты крашеная…»
Вряд ли журналистка его цитировала, но… Вот уж действительно — классика всегда к месту.
— Так, всё, успокоились! — воскликнул Артём, поднимая руки. — Пойдёмте в дом, давайте я вас всех познакомлю!
— Спасибо, мы уже познакомились, — прошипела Нинель. — Если у тебя все поэтички такие истерички, то я, наверное, зря Славика отпустила. Надо было с ним уезжать!
Артём что-то буркнул ей в ответ, но без особого энтузиазма. Мы вернулись в дом.
Там перебранка как-то сама собой заглохла, будто растаяв в тепле, и Артем представил всем свою пассию. А после, как водится, выпили за знакомство. Вроде все уладилось.
— Так, друзья, — хлопнул в ладоши Ланской. — Баня поспела! Идём все в баню, а потом, самые смелые, кто со мной нырнет? В прорубь ныряем!
— Ого! — воскликнула Чижова. — Никогда не ныряла в прорубь.
— Но у меня одно условие, — добавил, прищурившись, Ланской. — Собираем все телефоны.
Он вытащил из-за кресла какой-то старый мешок, похожий на холщовую торбу, грубой вязки, будто из средневековой лавки.
— Так, кидаем сюда, по одному!
Он пошёл по кругу, держа мешок перед собой.
— Нинель, давай первая! Я же знаю тебя — сейчас начнёшь сторис пилить, а нам это ни к чему. Чтобы потом про нас в интернете не узнали, где мы отдыхаем. Мы здесь инкогнито. Тайный вечер. Так, Мария, ты тоже — давай телефон!
— Да забери, — буркнула журналистка и послушно бросила смартфон в мешок.
— Ладно. Дальше, — Артём шёл от одного к другому, собирая гаджеты.
Последней телефон отдала Плотникова.
— А твой муж? — спросил Артём.
— Всё равно же спит, — отмахнулась Ирина.
— Его телефон тоже сюда.
— Да он дома забыл, — махнула она рукой. — Он вечно его где-то оставляет.
— Ну, тогда ладно, — кивнул Ланской. — Всё, мешочек с телефонами я спрячу. Потом, в конце нашего праздника, всем отдам.
Он завязал мешок и поставил у камина.
— А, кстати, Максим, — повернулся он ко мне. — Ты не сдал телефон.
— Не положено, — отрезал я.
— Ну, ладно, — хмыкнул он, будто бы разом впечатлившись. — Не положено — так не положено. Тебе, в качестве исключения, разрешается.
Я достал телефон, глянул на экран — антенны перечёркнуты, связи нет.