— Тихо! — скомандовал я. — Всем успокоиться! Никто никого не убьёт.

Я шагнул ближе к Антону.

— А ты, Антоша, прикуси свой поганый язык. Ещё одно подобное слово, и точно в карцер посажу.

— Да какой ещё карцер, я ж так… А чо она…ну… — пробурчал он, но голос у него дрогнул, и он опустил глаза.

— Кочегарка у нас отапливается углем, — сказал я, глядя на всех. — Помещение в подвале. Так что на ночь закроем все входы изнутри. Чтобы не было никаких сюрпризов. Если нас лишат отопления, мы тут все замёрзнем.

Я обвёл взглядом притихших людей.

— А сейчас предлагаю вот, что. Зажечь свечи и обыскать дом. Ищем телефоны. По одному не ходить. Дом большой, но держитесь рядом, не выпускайте друг друга из виду. Всегда будьте в поле зрения.

— А зачем? — спросила Мария.

— Затем, — ответил я, — чтобы потом не было лишних обвинений. Ну а к тому же, если злоумышленник среди нас, он ничего не сможет сделать, пока у всех на виду. Всё ясно?

Присутствующие молча кивнули. Кто-то неохотно буркнул:

— Да, ясно…

— Тогда вперёд, — сказал я. — И с песней.

Все разошлись по дому, двигаясь парами. Зажгли свечи, каждая комната теперь мерцала тусклым светом. Тени прыгали по стенам, будто кто-то шёл следом, так и тянуло оглянуться.

Обыскали всё: первый и второй этаж, кладовку, подвал, даже саму кочегарку. Всё впустую.

Телефонов так и не нашли.

Однако в кабинете Ланского, в выдвижном ящике его письменного стола, я нашёл аккуратно сложенную газету. «Вести Новознаменска», номер не совсем старый. На первой полосе бросался в глаза заголовок: «Жительница Новознаменска погибла в результате несчастного случая в Турции».

На фото был сам Артём Ланской на яхте, в солнечных лучах и брызгах, с молодой девушкой в купальнике, обнимающей его за плечи.

В статье говорилось, что она утонула во время купания, когда они с другом вышли на яхте в открытое море. Судя по описанию, спутником был Ланской, хотя фамилию его в тексте не назвали. Девушка нырнула и не вынырнула. Свидетелей, кроме её спутника, не было. Произошедшее признали несчастным случаем. Тело так и не нашли.

Я глянул на дату. Все случилось шесть месяцев назад. Странно, но Артём теперь не походил на человека, потерявшего любимую. Скорее, наоборот, он жил легко, будто ничего не произошло. Может, подружка была для него на один сезон или вообще на ночь? Такое в газетах не пишут.

Я собрал всех в зале у камина и показал находку.

— Вы знали об этом?

— Ну да, — ответила Ирина. — Артём рассказывал, что у него подружка утонула. Бывает, всякое в жизни случается.

Нинель презрительно фыркнула:

— Эта курица была до меня. Туда ей и дорога, так ей и надо.

— Как ты можешь так говорить⁈ — вскрикнул Даниил. — Она же человек!

— Человек? — перекосила губы-пельмени Нинель. — Да пошёл ты! Наверняка крутила с Тёмой из-за его денег. Смотри, какая она, молоденькая совсем. Думаешь, просто так с ним эта шлюшка на яхте каталась?

— Да вы все тут с ума посходили! — вдруг всплеснул руками Кожевников и, побледнев, стал метаться из угла в угол. — А вы не думали, что это нам возмездие? Всем нам… за… за нашу мёртвую поэзию!

— Тихо ты! — шикнула на него Мария. — Не городи ерунды.

— Стоп, стоп, стоп! — поднял я ладонь. — Ну-ка, поподробней.

— Да он, Максим, совсем уже того, — сказала рыжая. — Гонит всякую чушь! — Мария повернулась к нему и добавила: — Кожевников, ты что, Максим же из полиции. Сейчас наговоришь всякой фигни, и тебя притянут.

— Если бы могли, уже бы притянули, — зло проговорил Даниил, глаза у него заблестели. — Я не собираюсь больше молчать. Я мог его спасти, да. Но не спас. Я… я даже притопил газу, когда увидел, как он выскочил на дорогу.

— Твою дивизию, — выдохнул я. — Ну-ка, рассказывай всё по порядку.

— Даня, ты не наговаривай на себя, — воскликнула Плотникова. — Ты не в себе!

— Даня, выдохни, — мягко добавила Мария. — Выпей воды.

— Так, всем молчать! — приказал я. — Дайте человеку слово сказать.

Кожевников закрыл глаза, сжал кулаки.

— Самокатчик выехал мне на дорогу, прямо поперёк. Я… я не успел бы… — он осёкся. — Да что теперь… Там отказной материал был. Проверку провели. Меня признали невиновным. Всё по правилам. Всё нормально, Макс. Это просто… мысли какие-то. Чёрные. Нехорошие.

— А при чём тут поэзия? — спросил я.

Он молчал, сгорбившись.

— Ну! — рявкнул я. — При чём поэзия, Даня⁈ Быстро говори!

— Да нет, ни при чём, — сразу пошёл на попятную Кожевников. — Просто, понимаешь… мы пишем про жизнь, а жизнь и смерть, ну… это один цикл. Мы вдохновляемся жизнью, верш… — он запнулся, осёкся под взглядами остальных.

— Вершите смерть, — закончил я за него. — Интересно поэты пляшут, по четыре сразу в ряд. Оказывается, у некоторых из вас, а может, и у всех, рыльце-то в пушку. Ланской, вон, при загадочных обстоятельствах потерял подружку в море, ты — самокатчика закатал в асфальт. А может, и мог на тормоз нажать посильнее… Так? Ну! Кто ещё? Кто ещё кого-то убил?

— Никого мы не убивали, — насупилась Плотникова.

— Никого, Макс, — замотала головой Мария.

— Угу, — кивнул я. — Ладно. Пока связи нет, я не могу вас пробить по базам, по старым материалам. Но имейте в виду: если вы что-то недоговариваете, я всё равно докопаюсь.

— Максим, ты нас защищать должен, а не обвинять! — обиженно выкрикнула Мария.

— Чтобы защищать, — оборвал я её, — нужно знать все обстоятельства и мотивы. Только тогда можно кого-то защитить по-настоящему. Ну что, будем говорить?

— Нам нечего сказать, — тихо проговорили Плотникова и Чижова, опуская головы.

— Ладно, — сказал я, глянув на часы. — Время позднее. Всем спать. Лучше здесь, в одной комнате. Я буду охранять кочегарку. И сразу предупреждаю, сплю я чутко. Кто войдёт туда ночью — стреляю без предупреждения. Туда не ходить, ясно?

Все закивали.

— А я не могу уснуть, когда кто-то храпит, — заныл Кожевников. — Я буду спать отдельно. Запрусь изнутри, и всё. И ничего мне не будет…

— С тобой-то ничего не будет, — сказал я. — Но потом к тебе будут вопросы, если что случится.

— Макс, а что, разве ночью что-то может случиться? — воскликнула вдруг Плотникова.

— Товарищи, вы не видите дальше своего носа! Кто-то спрятал телефоны, кто-то украл солярку, кто-то убил Артема. Конечно, может, он живой, и, может, он сам все это и делает. Но где-то по нашей территории бродит ранее судимый смотритель, урка, которого мы тоже не нашли, так что в ваших интересах держаться вместе, чтобы всем дожить до утра. Ясно?

— Ясно, Максим, ясно, — закивали девушки.

— Нет, но я все равно отдельно буду спать, — сказал Даниил. — Я запрусь, я не могу заснуть, когда кто-то сопит или храпит.

— А можно с тобой в кочегарке подежурить? — спросила Мария.

— Нет, — сказал я.

— Ну тогда я тоже буду одна в комнате, тоже запрусь.

— А мы с Иркой вдвоем будем, она ведь моя жена, — хмыкнул Плотников.

— Короче, делайте что хотите, — махнул я рукой.

Устал я нянькаться с этими поэтами.

Нашел раскладушку и потащил ее в кочегарку, разложил там, расстелил плед. Кочегарка находилась в подвале, внизу.

Утром надо будет предпринять меры, чтобы выбраться отсюда или как-то вызвать помощь. С этими мыслями я и уснул, приперев изнутри дверь несколькими массивными кусками угля. Теперь ко мне если кто-то и захочет пробраться незаметно и бесшумно, то не сможет.

С этими мыслями и заснул. А утром меня разбудил стук в дверь.

— Максим! — кричала Чижова. — Ты там? Скорее просыпайся, Максим!

Голос её дрожал. Так зовут только очень испуганные люди.

Я соскочил с раскладушки, ногой расшвырял уголь, которым ночью припер дверь, рванул дверь и распахнул её. В проёме стояла Мария, взъерошенная, с покрасневшими глазами, в одной маечке и босая. Лицо чуть помятое после сна, но взгляд, уже полный тревоги, она с меня не сводила.