— Чего⁈ — возмутился Грач. — Ты чё это мою машину катафалком обзываешь?

— Да не, — усмехнулся я. — Это не обзывательство, это констатация фактов. Короче, надо на твоей машине сбоку налепить наклейку — «Памятники на заказ. Любой размер. Фотопортрет на памятник бесплатно».

— Погоди-погоди, — хмыкнул Грач. — Ты что, похоронный бизнес открыть собрался? И мою машину в долю взять? Ничего себе размах.

— Да нет. Кое-что другое.

— А, понимаю, понимаю, — усмехнулся Грач. — Как это у вас там… оперативная разработка.

— Ну, типа того.

— Ну рассказывай, — вздохнул друг.

Мы сидели с Шульгиным в машине, которую поставили на территорию кладбища.

Уже стемнело, был поздний вечер. Чёрный джип Грача, с временной наклейкой и вымышленным телефоном, с рекламой об изготовлении памятников, выглядел здесь вполне органично. В кладбищенской тьме, среди крестов, памятников и старых могильных плит, поставленных ещё при царе Горохе, он не вызывал подозрений.

Мы стояли у вагончика, возле которого были выставлены образцы памятников. Машина — будто часть пейзажа. Никто не обращал внимания, и мы могли целый день, с самого утра, спокойно наблюдать за кладбищем, сидя на заднем сиденье, глядя через тонированные окна.

Двигатель мерно урчал — время от времени приходилось его прогревать, чтобы не замёрзнуть.

— Ух, холодина! — зябко передёрнул плечами Шульгин. — Макс, давай не будем печку выключать и движок глушить.

— Блин, Коля, — сказал я, — сейчас уже поздний вечер. Если машина будет тарахтеть тут в ночи, это будет подозрительно. Спугнём.

— Ну ладно, — согласился он. — Давай хоть кофейку горячего бахнем, может, согреемся.

Он достал из рюкзака термос, открыл крышку, налил в пластиковую кружку, попробовал.

— Блин, ни фига. Даже кофе остыл. Да ёшкин кот…

Он посмотрел в темноту за стеклом.

— А ты уверен, что наш подозреваемый вообще появится? Придёт? — спросил он.

— Не уверен, — ответил я. — Но надеюсь. Всё-таки сегодня девятый день. Если моя версия верна — придёт.

— А мне кажется, — выдохнул Коля, — того, кого мы ждём, уже давно нет в живых.

— Не исключено.

Ночь была тёмной, ни единого огонька. Лишь снег серебрился под лунным светом.

— Слушай, — зевнул Коля, — ты пока погляди тут, а я вздремну. Потом поменяемся.

— Никаких «вздремну», — отрезал я. — Тут можно всё проглядеть, и так ни хрена не видно. Сиди, бди.

— Ок. Ты смотри на ворота, а я — на могилу, — буркнул он. — Да не придёт никто, говорю тебе.

— Вот давай спорим, что придёт.

— На что спорим? — спросил он.

— На бутылку пива.

Николай поморщился.

— Мелко.

— Ну тогда на ящик.

— Ну хотя бы, какой-то интерес. Давай.

Я протянул руку, чтобы заключить пари, но Коля вдруг прошептал:

— О, смотри, кто-то идёт.

— Ну вот, — улыбнулся я, — похоже, ты проспорил.

— А ни фига, — шепнул Коля. — Мы не успели забиться, руки-то не пожали.

Я нахмурился, было уже не до шуток — внимание было приковано к силуэту, осторожно продвигающемуся между могил.

Силуэт наклонился, что-то подобрал, положил на могилу.

— Что это он там? Цветок поправил, что ли? — удивился Коля.

— Чёрт его знает. Ничего не видно, — сказал я. — Приготовься, если что.

— Да я готов, — ответил Шульгин, но голос у него дрогнул.

Темный силуэт, двигавшийся между крестов, навевал непонятную тревогу. Он словно плыл в воздухе, не касаясь земли.

— Мать моя женщина… Макс, я не вижу, как он шагает, — прошептал Коля. — Это как привидение, как мертвец.

— Не собирай чушь, Шульгин, — шикнул я. — Просто темно, ног не видно, свет так падает.

— Блин, был бы я верующий — перекрестился бы, — мотнул он головой, нащупывая пистолет на поясе.

Тем временем фигура подошла к той самой могиле, которую мы караулили. Остановилась, присела на корточки.

— Есть, — сказал я. — Наш клиент. Всё, берём.

Мы распахнули двери внедорожника и выскочили наружу.

— Стоять! Полиция! — заорал Коля.

А я, спотыкаясь на ходу, выругался сквозь зубы:

— Ну блин, что же раньше времени шум поднимать⁈

Фигура вздрогнула, вскочила и бросилась прочь, в противоположную сторону от нас.

— Туда! — крикнул я. — Наперерез беги, я в обход — к дальним воротам!

Мы не видели, куда скрылась тень, но знали — выходов всего два, и оба надо перекрыть.

Я стрелой промчался по рядам, пару раз чуть не споткнулся о старые венки, валявшиеся прямо в проходах. Снег хрустел под ногами, дыхание рвалось из груди.

Вдруг послышался крик Шульгина:

— Макс! Я поймал!

— Молодец, Коля! Быстро бегаешь! — крикнул я, тут же разворачиваясь на его голос.

Через несколько секунд — новый крик. Теперь уже с матом и яростью:

— Вот сука! А-а-а, бл***, как жжёт-то, а!

Я поднажал, выскочил на дорожку между деревьями. На снегу, на коленях, с закрытым лицом, скрючился, матерясь сквозь зубы Шульгин.

— Баллончиком! Перцовый баллончик! — прокричал он, — чуть глаза не выжгло! А-а-а, догони гада!

Рядом с ним валялся его пистолет. Тень мелькнула дальше — направлялась к главному выходу. Силуэт удалялся.

Я рванул что есть мочи. Силуэт уже выскочил за территорию кладбища. Я добежал до ворот спустя несколько секунд, уже собирался выскочить наружу, но вдруг притормозил, будто нутром почувствовал опасность.

Нагнулся, подхватил пригоршню снега, сжал, кинул со всей силы.

Мокрый снежок бухнул в полуоткрытую калитку — звук был, как от пинка ботинком.

Бух! И тут же — резкое шипение.

Кто-то меня поджидал и поливал калитку из баллончика, притаившись за забором. Я распахнул калитку, уворачиваясь, и рывком перехватил руку с баллончиком. Дёрнул на себя, вывернул — баллончик выпал, человек рухнул на снег, впечатавшись лицом в белую жесткую крупу.

— Дёрнешься — руку сломаю! — сказал я.

— Ай! Больно! — простонал голос. — Пусти!

— Ты зачем убегала? — спросил я. — Мы из полиции…

— А удостоверение покажите!

Я быстро защёлкнул на ней наручники, отпустил.

Она подняла голову, стряхнула снег с лица. Передо мной стояла смуглая, черноволосая молоденькая девица.

Носик чуть вздёрнут, глаза пытливые, брови дугой. Симпатичная, но взгляд настороженный, как у загнанного зверька.

— Яровой Максим Сергеевич, — представился я, показав удостоверение. — А ты, значит, Света Сагада. Тебя-то мы и ищем.

— Как вы узнали, что я приду сюда? — спросила дочь поэта.

— Ну как же, — ответил я. — На похоронах матери ты не была, а сегодня девять дней. Вот я и предположил, что ты придёшь на её могилу.

— Что вы от меня хотите? Вы… правда из полиции?

Голос у нее то уходил в шёпот, то срывался на высокие ноты.

— А как ты думаешь, что нам надо? — сказал я. — Мы тебя задержали по подозрению в убийстве. Вернее, в убийствах.

— Меня⁈ — выдохнула она. — Да меня саму хотят убить!

— Что вы говорите… — протянул я, разводя руками и качая головой, изображая сочувствие.

Подошёл Коля — он всё ещё моргал, протирая глаза снегом.

— Да ты не три снегом, дурилка, — сказал я. — Ещё хуже будет. Нельзя водой. Надо просто проморгаться.

— Вот сучка… блин… — прошипел Коля на девчонку. — Ну, я тебе устрою.

Мы отвезли задержанную в отдел, посадили в кабинет. Её куртка висела на вешалке, сама она осталась в спортивном костюме. Наручники сняли.

Я позвонил Оксане, попросил приехать — нужно было досмотреть задержанную, вывернуть все карманы, а это по правилам мог сделать только сотрудник того же пола. Оксана обещала подъехать вот-вот, несмотря на поздний час.

— Ну рассказывай, красавица, — сказал я, усаживаясь напротив. — Куда исчезла? Почему убегала?

— Если вы полиция, вы должны знать, почему я исчезла.

— Да, мы, конечно, полиция, — ответил я. — Но не ясновидящие.

— Потому что всех, кто состоит в клубе «Мёртвая поэзия», — с каким-то трагизмом сказала Света, — всех убивают. Разве вы этого не поняли?